Плачет старик, сидя на студеном карельском камне, утирает слезы загорелой рукой. Гроб опустив в могилу, переминаются с ноги на ногу замерзшие гробовщики.
- Зарывать будем что ли, холодно, - говорит старший.
Старик словно пробуждается ото сна, берет дрожащей рукой горсть замерзшей земли и бросает на гроб, звук от удара гулко отдается по зимнему лесу. Сидевшая на сосновой ветви ворона, с карканьем улетает куда-то в сумерки, а с потревоженного дерева осыпается сверкающий на предзакатном солнце снег.
- Засыпайте, - говорит дед и, отворачиваясь, отходит к ограде соседней могилы, а потом вдруг, повернувшись, выхватывает у гробовщика лопату и с неистовством начинает сам бросать комья заледенелой земли на могилу.
Уже совсем стемнело, когда они закончили свою работу. Тихо сделалось в лесу, только звезды перемигивались в холодном ночном небе, перемигивались о чем-то своем...
Закурили. Горящая спичка на несколько секунд осветила кору сосны. Открыли бутылку, разлили водку по пластиковым стаканчикам, молча выпили и опять закурили...
Старший первый нарушил молчание.
- Где твой погиб-то?
Слова повисли в воздухе. Казалось, что старик не ответит на этот бестактный вопрос, прошла минута тишины, и только три уголька папирос горели в лесной темноте как глаза неведомого зверя.
- Под Тверью, - вдруг прервал молчание старик.
- Да мой вот тоже того прошлой весной, под Красноярском. Их часть оказалась как раз в зоне поражения ядерного взрыва. Так мне даже и хоронить-то нечего было. Прислали нам просто из военкомата похоронку и все... Васькой его звали как меня... Как сейчас помню: лежим мы с женой, на дворе два часа ночи уже, а нам не спится, все спорим как ребетенка нашего назвать, а он в колыбельке тихонько так лежит и не плачет. Жена даже встала посмотреть живой ли, взяла его на руки, а он как проснулся и на весь дом благим матом заорал...
Водка развязала Василию язык, но старик упорно не хотел поддерживать начатый разговор, только уголек его папиросы разгорался сильнее при каждой затяжке. Молчал и второй гробовщик.
- Не видно ни конца ни краю этой чертовой войне, - продолжал Василий. - слышал вчера по радио как передали будто бы уже двести миллионов погибло, только не понял всего ли это или только наших. А ведь наши отцы, что Великую Отечественную прошли, думали, что их война последняя, а теперь оказалось, что то еще цветочки были... Сколько же можно, куда смотрит Бог в конце концов или ему доставляет удовольствие все это безумие?
Вдруг где-то в стороне раздался треск. Василий замолчал, все встрепенулись, но треск не повторился.
- Собака что ли? - с тревогой произнес он. - напугала лешая, жаль фонаря не взяли.
Было слышно как где-то вдали, разрезая ночную тишину, летел самолет, шум его моторов медленно приближался.
- Черт, мороз ведь крепчает. Надо бы выбираться отсюда.
С этими словами Василий сел на корточки и зажег спичку, и пока он прикуривал от нее свою беломорину, спичка освещала деревянный крест на свежей могиле и блестящую жестяную табличку на нем:
РЯДОВОЙ ВИКТОР ГАЛАКТИОНОВ
1986 - 2005