Я держу в руке фотографию. Мы с тобой. Рядом. Ты, как всегда красивая, в своем любимом зеленом сарафане. На шее деревянные бусы. Они пахнут лесом и весной. Всегда. Серые волосы игриво завиваются на самых кончиках. Я неловко обнимаю тебя. Такую маленькую. На фото натянуто улыбаюсь, а ты смеешься. Смеются твои глаза. Умные и добрые.
- Привет.
- Здравствуй.
- Посидим?
- Конечно.
Господи, как у меня болит голова. Виски раскалываются тупой болью. Давление, наверное. Я провожу рукой по камню. На нем – твое имя. Цветы падают рядом. Я сажусь, счищаю снег с могилы, кладу фотокарточку, встаю с колен. Молча прикуриваю. Руки дрожат, сигарета падает и с шипением затухает. Вторую доставать – бессмысленно. Могила подруги дышит холодом и тоской.
- А помнишь, как мы познакомились?
- Нет.
- Ты пришел в аудиторию. Большой, сильный, посмотрел на меня и сказал…
- Какая симпатичная девочка.
- Помнишь!
- Помню.
- А я испугалась и побежала к...
- А он сказал…
- А он сказал: «Ну и что? Ты же и вправду симпатичная»
- Нет, красивая.
Ты ушла. Холодный декабрьский день. Таких морозов Москва не помнит уже давно. Машина и сладкий газ. Когда тебя нашли, на лице была улыбка. Молодая. Ласковая. Понимающая. Тебя здесь больше нет. Прости.
- Надо встретиться.
- Конечно, так давно не виделись.
- Посидим с подружками, друзьями.
- Обязательно.
- На следующей неделе?
- Отлично.
Иду дальше вдоль крестов и обелисков. Вот и могила бабушки. Любил ли я тебя, не знаю. Знаю только, что когда пришел к тебе в больницу, мне хотелось заплакать. Тогда я сдержался. Ты, старенькая, угасла за пять дней. Рак. Последние минуты, наверное, были самые страшные. Ты лежала желтая и беспомощная. Только когда я уходил – перекрестила меня.
- Сколько?
- Не знаю.
- Что сказать отцу? Он далеко.
- Вызывайте. Это случится в любой момент.
- Можно ли что-нибудь сделать? Операция?
- Нет, мы можем только убивать боль, иначе она сошла бы с ума.
- Спасибо доктор.
Отец не успел всего на несколько часов. И когда мы стояли в церкви, я не выдержал. Видя, как рыдает дед, прислонившись к спокойному лбу уже не родного, а мертвого человека, я заплакал.
- Плачь, станет легче, я тоже плакал, когда…
- Спасибо, дядя.
- Не стыдись, нечего.
- Не стыжусь.
Поднялся со скамейки. В спину дул холодный декабрьский вечер. На кладбище, по-прежнему, никого. Пора. Прощайте. Нет, до встречи.