ТАК БЫВАЕТ
***
Так бывает... Идешь по городу и встречаешь ее.
Ничего необычного. Ничего. Совсем ничего.
А если вспомнить, что сегодня ночью она впервые приснилась тебе? Впервые со времени вашего повторного знакомства.
А первое? Первое... не получилось.
***
Ты сидел в приемной, мило беседовал с секретаршей Настей и вдруг... увидел ее. И когда она скрылась за редакторской дверью:
- Это кто?
- Лена.
- Река?
- Нет, с ТРК.
- А что она здесь делает?
- Ее хотят взять на место Перовой?
- Зачем?
- Ну кто-то ведь должен работать...
- Так Людка хочет вернуться. Они ж договорились с редактором!
- Вадик, ты же знаешь Александра - к нам не возвращаются.
- Да... Не возвращаются...
Открылась дверь. Она вышла из кабинета, подошла к столу, протянула Насте заявление и трудовую:
- Александр Владимирович просит Вас...
- Да, да...
- До свидания.
- Всего доброго.
Она шла по коридору. Она жутко не нравилась тебе.
***
Утро в редакции - это утро в редакции. Это - "Ну как ты после вчерашнего?", это - "Нашел что-нибудь на сегодня?", это - "Тут Георгиевич бегал, как ошпаренный, плюс злой, как собака - тебя искал...".
Бля, спать хочется жутко. В голове - шум морского прибоя. Глаза болят: вчера, гриппуя, с температурой тридцать девять, ты шлялся с диктофоном в сумке по заснеженным улицам, а денек был солнечный, погожий денек. В результате, глаза обожжены, под глазами - круги, шелушится кожа... Гадкое состояние. Ничего, сдадите номер, и фиг тебя увидят здесь три ближайших дня.
За столом напротив ерзает Ирка. А ерзает она только тогда, когда ей не терпится сообщить что-то важное. Желательно, на ушко. Ты молчишь, делаешь вид, что работаешь с текстом. Пять минут, десять...
- Вадик, ну как тебе Лена?
- Ир, я женат.
- Ой, не придуривайся! Ты же знаешь, о чем я...
- О чем?
- Ну... как вообще...
- Да никак. Лена, как Лена... А что?
- Странная она.
- Угу.
- Что "угу"?! Она...
- Ир, я пожилой больной человек... Я домой хочу...
- Ну и ладно.
Пять минут, десять... Малюешь рожу на чистом листе.
- Она тобой интересовалась...
- ???
- Вчера.
- ???
- Я ей говорю: "Видишь, Вадик наш приболел". А она спрашивает: "После этого?"
- После чего?
- После ЭТОГО...
- С чего она взяла?
- Ты себя в зеркале видел? Глаза, как у кролика, круги, морда опухшая... Я, правда, сообщила ей, что пьешь ты редко...
- Но метко?
- Послушай, я думаю: она стучать не будет?
- ???
- А почему она вдруг твоим пьянством заинтересовалась?
- Ты же сама сказала - я не пью.
- Но она же не знает...
Черт, хорошо было с Людкой. Какого она поперлась в эти "Ведомости"?
Ты, естественно, не предполагал, что через несколько дней сам будешь работать в "Ведомостях".
***
- Ты не жалеешь?
- О чем?
- Все-таки - это первая твоя газета...
- Ну и что?
- Там может все быть по-другому...
- Ну и что?
- Ты не хочешь об этом говорить?
Лена. Ей двадцать два. В журналистике - с семнадцати. Работала на радио, на ТВ, в газетах. Профессиональная обаятельнейшая улыбка, говорит на воздушном столбе, как хорошие театральные актеры, получается такой... грудной тембр... Глаза... Нет - глазищи! Карие. Иногда почти черные. А на свету - море. Можно утонуть.
Это твой тип. Ты влюблялся два раза. В таких женщин. Ты знаешь, чем это заканчивается. В последний раз это закончилось Павлодаром. Ты уехал на полгода. Днем делал вид, что работаешь электриком на мебельной фабрике, по вечерам тягал железо в спортзале, а по ночам... выл. Беззвучно. Чтобы не разбудить соседей по общаге - сплошь командировочных. Командировочные веселы и отвязаны, и это здорово оттеняло твою многомесячную депрессию. Эстетика сумасшествия. Черное на красном. Полная хрень!
- Лена, мне просто нечего сказать.
- Не верю. Расскажи что-нибудь.
- О чем?
- Расскажи о себе.
- Лен, расскажи о себе.
- Понятно...
****
Слава богу, тебе тогда еще ничего не было понятно. И не стало. Тогда не стало. Ты сбежал в "Ведомости". Думал, что за деньгами. Сейчас знаешь - от себя. И побег удался. Павлодар отдыхает. Побег удался настолько, что ты искал себя целых три года, чтобы схватить, скрутить и швырнуть в душную камеру-одиночку. Без окон и дверей. Потому что двери в камерах открываются по желанию кого-то другого, а не по твоему. Любовь. Не надо говорить, что любовь не может быть похожа на камеру-одиночку. Ты знаешь точно, что она и есть эта камера. По крайней мере, в твоем случае. А случаи, как известно, бывают разные.
****
Ты искал себя целых три года, чтобы схватить, скрутить, и бросить в душную камеру. Но ты хорошо прятался. Ты бы не нашел себя никогда. Или искал очень долго. Тебя нашла она. И привела к тебе. И так не вовремя! В тот год, месяц и день, когда ты уже не мог сказать себе, как когда-то Ирке: "Я женат". А хотел бы. Потому что жена не может спасти от прелюбодеяния, но от любви - может.
****
- Привет!
- Привет!
- Ты откуда?
- С рынка.
- Что-нибудь интересное искал?
- Да нет, так, мелочь всякую...
У тебя в руках пакет, а в нем - трусы, трусы, трусы, мыло, мыло, мыло... Ведь ты теперь никому не можешь сказать, как когда-то Ирке... Ты теперь - жутко хозяйственный. Ты даже научился готовить суп из пакетиков, потому что яичница быстро надоедает, а одной колбасой питаться неполезно. Но о трусах говорить не хочется. И о мыле. Хочется уйти.
- Посидим где-нибудь?
- Где?
- Да вот, в кафешке, пива выпьем...
Хочется уйти. Но ты соглашаешься выпить пива. И вот ты уже смотришь в ее глаза. И неважно, совсем неважно, что она говорит и что ты ей отвечаешь. Зачем только она сняла солнцезащитные стильные очки? Ты смотришь в ее глаза. Они карие. Иногда почти черные. А на свету - море. И ты тонешь... Лена. Ей двадцать пять. В журналистике...
****
Потом - долгая-долгая зима. И письма "по мылу". Она - в трех шагах от тебя, ты - в трех шагах от нее. Но вы не разговариваете. Вы пишете. Потому что, когда вы разговариваете, вы не понимаете друг друга. А в письмах вы - лучшие друзья. Вернее, ты - лучший друг. Она - любимая. Ты так и начинаешь каждое письмо: "Здравствуй, любимая". Знакомые говорят, что ты стал мягче. Тебя это угнетает. Ее это радует. Редкие встречи.
- Погладь меня по голове.
- Угу.
****
Твоя подруга... Нет, твой ближайший друг - ведьма-Злата, наблюдая за тем, как ты плавно переходишь из твердого в жидкое состояние, намереваясь затем перейти в газообразное, спрашивает: "Вадик, ты ее когда-нибудь трахнешь?".
- Злата!
- Послушай, мы - взрослые люди. И она - взрослая. А ты - бабник! Что такого, по-твоему, я сказала? Я спросила: когда ты трахнешь ее?
- Что, срочно нужно? И, главное, тебе-то что?
- Мне - ничего. А ты - дурак. Ты трахнешь ее и успокоишься.
- Злата, это любовь!
- Правильно, это - любовь. Вот ты трах...
- Да прекрати ты!
- Ну, хорошо, хорошо... Хочешь, я дам тебе прочесть замечательную статью о Маяковском и Лиле Брик?
- Зачем?
- Затем, что ты или трахнешь ее и успокоишься, или... Все равно у вас ничего не получится! Нет, я, конечно, рада бы сдать тебя в хорошие руки, но ведь ты, гад, весь не дашься. Ты же - творец! Ты же... Короче, любить ты можешь только на расстоянии, потому что тех, с кем трахаешься, ты не любишь!
- Я любил свою жену. Некоторое время.
- Ты уважал ее.
- Любил.
- Уважал. Некоторое время. Любил ты ее до того, как она стала твоей женой.
****
У нее случались депрессии. Часто. И тогда ты сочинял сны. Для писем:
"Здравствуй, любимая! Ты грустишь? Зачем? Уже скоро наступит весна. И станет тепло. И ты согреешься.
А мне приснился сон о нас с тобой. Будто была ночь. И тебе было холодно и страшно. И рядом с нами был кто-то еще, только я не смог разглядеть его лица. И ты сказала: "Пойдемте наверх". И мы пошли. И пришли к лифту. Но он не работал. И два электрика, пожилой и молодой, пытались его починить. И пожилой сказал, что ничего не выйдет. А молодой ответил, что нужно только найти кнопку. Но мы не стали ждать, пока они найдут кнопку, и пошли пешком. По холму. И шли долго. И поднялись на самый верх. И над нами было только небо. И ты сказала: "Хочу мороженого". И я спросил у этого "кого-то еще", хочет ли и он мороженого? И он сказал, что нет. Тогда я спустился с холма и купил мороженое в киоске на автовокзале. Тебе и себе. И поднялся обратно. И в этот момент вдруг взошло солнце. А ты рассмеялась...
Не грусти, любимая. Все будет хорошо. Как на "Русском радио".
****
А потом наступила весна. И стало тепло. Она согрелась и перестала грустить. А ты перестал писать письма.
****
Так бывает... Идешь по городу и встречаешь ее.
Ничего необычного. Ничего. Совсем ничего.
А если вспомнить, что сегодня ночью она впервые приснилась тебе? Впервые со времени вашего повторного знакомства.
- Привет, как дела?
- Нормально.
Рядом с тобой Ирка. Нет, Ира. Она красивая. И умная. И в постели - просто бомба! И ты уважаешь ее. Очень.
- Пока.
- Пока.
Она уходит. Оборачивается:
- Ир, позвонишь мне?
Так бывает.