Старуха. Не сгорбленная спина. Сухое лицо прорезанное морщинами. Руки дрожат…
Пора… Пора отдать свой бордовый берет спецназа. Отдать свой позывной. И уйти из этого мира приказов, смерти, террора…
Сегодня особый день. День когда можно и нужно принять решения. Все давно готово. «Выдрессирован» бывший террорист по кличке Волк, подготовлена и внедрена на соседний лесоповал спецгруппа поддержки.
Пора. Страшно. Они все таки дети. Ее кровь, ее боль и плоть от плоти…
Дочки не подходили. Недаром говорят: «природа на детях отдыхает». А пацанки вроде что надо… Но дай бог что бы хоть одна дошла.
Сама себя уговаривала. Ну что ж, не зря «жизнь» начинается на ту же букву что «жестокость»…
Девочки, девчоночки. По сколько Вам? Семь, девять, опять семь, две близняшки по восемь.
Кто? Кто из них сможет выдержать. Вынести на себе драгоценный груз – никчемный труд деревенского кулинара, не сломиться от жажды и голода, стертых ног, кто сможет пройти чащу и сотни раз сбиваясь с дороги, найти ту единственную тропинку что выведет к жизни. К жизни трудной, страшной, к жизни готовой закончится каждый миг, но все же жизни.
В груди защемило, заныла нога… Как не старались военные хирурги, давала о себе знать та растяжка на которую она напоролась в детстве в этом лесу.
Станет ли она помогать?… Кому из пацанок? Ее бабушка выбрала ее, так же как ее саму выбрала ее бабушка. Продержались на контрольном пункте с добрым названием «домик бабушки» до прихода группы поддержки. Тяжело было, почти без оружия… В практически незащищенном КП. Против того матерого волчары…
Бабушка после этого так и не поднялась – напоролась на нож давая ей лишние секунды жизни. А она, перед отправкой в спецшколу, долго плакала ее холмике. Не на могиле – на холмике без опознавательных знаков, холмике который быстро сравняет с землей ветер, дожди и молодая трава. Судьба наверное такая – из поколения в поколение служить спецназу, а потом уйти в землю без следа.
Могилкой, тот холмик, она назвать не смогла… до сих пор. Уже, в Школе, она узнала что ее история каким-то образом попала в руки какому-то писаке – журналисту. Он вроде даже что то написал в лирическо-мажорных тонах...
Потом была Школа. «Работа» по всему миру. Взрывы военных баз в Латинской Америке, горящие резервуары Ирака, дизентерия Ганга, ликвидация глав колумбийского картеля, и тела, тела, тела … посыпанные негашеной известью, обгоревшие, отправленные на дно…
Душа старухи не плакала, она была давно суха. Этому тоже научили в Школе, а то давно утонула бы в собственных слезах. Но ее никто не смог бы назвать черствой. Жесткой, жестокой, но не черствой, злой или бездушной, и это тоже было частью ее жизнью, частью ее Я, и частью спецназа которому ее Я безраздельно принадлежало.
Девочки, девчоночки… Ну все, пора…
Старуха надела свой старый бордовый берет. Встала у окна. Подняла телефонную трубку, набрала номер телефона. И сказала: «Я готова».
На секунду замолчала, почувствовав как связисты на том конце провода готовы отправить во все концы мира короткую, почти ритуальную, весточку: «Внучка. Болею я совсем. Принеси мне пирожков»…
Старуха встряхнула головой, отгоняя морок, и, заканчивая сеанс связи, добавила свой позывной – «Красная шапочка».