ВРАКИ ЗЛЫДНЯ: ЗЛЫДЕНЬ И ГЛАДА
Камни - горячие, море - холодное. Кровь движется толчками по телу - от станции к станции. Ты сидишь и пишешь рассказ о море в вагоне поезда, который едет на море. Рядом с тобой сидит девушка. Ну не молчи, скажи Ей что-нибудь, поговори с Ней! Тебе нечего Ей сказать, только сжимать ее пальцы, смотреть в глаза. Вы любите друг друга - пьяные парни в конце вагона. Вы любите друг друга - тебе надо выпить кофе. Вы любите - Она поехала с тобой, а потом вы вернетесь домой, лето закончится, наступит осень, Она уедет прочь - навсегда. Ты останешься один.
Тебе нечего Ей сказать, ты умеешь только молчать и на вопрос "что?" отвечать:
- Ничего.
Ты даже думать не умеешь, только вспоминаешь или мечтаешь. Чем больше ты молчишь, тем больше тебе хочется молчать. Иногда воспоминания и мечты в твоей голове мешаются, и получается рассказ - прямо как сейчас.
Ты едешь, Она едет - неужели те пятеро людей, которые едут на море вместе с вами, понадобились вам только для того, чтобы хоть на секунду остаться вдвоем, чтобы хоть на миг увидеть друг друга? Сколько усилий ради такого ничтожного результата!
Нет, Она не плачет. Нет, просто что-то в глаз попало... ты видишь, как оранжевые лепестки опадают в закатном луче, как жадные пальцы торопливо собирают их - это похоже на то, как ворует ворон. У Нее рыжие волосы, тебя переполняет страх, ты смеешься от страха.
- Что такое?
- Просто любуюсь тобой, - ты называешь ее Гладой, - как кошка гладит спинкой нежную руку, как играет лодкой гладь воды, и как зеленый лист падает на желтую траву: еще живой и уже свободный... А еще ты видишь другие пальцы - тонкие и несмелые, они ищут лепестки, сами беззащитно светясь в темноте, напрасно нежно касаются земли, боясь повредить, надеясь отыскать...
- Я люблю тебя.
- Я люблю тебя, - долго же ты думал, прежде чем ответить!
Вы прибываете в приморский город ночью и сразу идете в порт, потому что из порта видно море. Она идет туда с тобой, кто-то идет туда с Ней, кто-то идет туда с вами - все вместе через ночной город. Ты идешь туда и вспоминаешь о Гладе - жадные пальцы рвут лепестки в клочья.
И Она идет за тобой, еле поспевает - не находя, но продолжая искать...
Когда вы наконец встречаетесь в порту, утренняя гроза уже окутала луну облаками. Ты обнимаешь Гладу:
- Я так счастлив, что все это время мы будем вместе, - и нежные пальцы находят один единственный лепесток.
Что же было дальше - тебе нужно вспомнить? Вспоминай, сидя у костра в ночном лесу. Вспоминай, как ты и Она и вместе с вами другие люди встречали рассвет в порту - как расставались небо и море в мутном свете, струящемся из-за серых облаков на востоке. Потом вы спали на автовокзале, потом ехали в автобусе, и она и те, кто приехали с Ней пели песни своими тонкими красивыми голосами, с трудом пробивавшимися сквозь рев мотора.
Вспоминай, как потом вы шли по скалам у кромки моря, обдававшего с ног до головы, искрящегося, игривого и неуязвимого, дружелюбного синего хищника... вспоминай, как ставили палатки в высокой зеленой тени, роняющей капли прошедшего только что и уже готового начаться вновь дождя. В тени, играющей пятнами света на ветру.
Вспоминай это торопливо у костра, когда уже все прошло, когда уже наступила новая ночь, когда Глада сидит рядом, а ты снова вспоминаешь о Ней, пытаясь удержать в памяти все до последней Ее черточки, выражения лица.
А сколько раз за день вы расстались, сколько не сказанного и не почувствованного осталось из-за судорожных попыток запомнить все-все из происходящего, сколько раз ты сказал что-то слишком тихо и не захотел повторять!
В темноте леса за вашими спинами раздается вой. Там, в чаще, кто-то хватает и мнет светящиеся золотом лепестки - он одинок, он заманивает своим одиночеством, но может только хватать и прятать, прятать и хватать снова, никогда не удовлетворяя свой голод до конца... Глада плачет. Глада плачет, ей одиноко:
- Где ты?
- Я здесь, - долго же ты думал, прежде чем ответить!
Догорает костер, вы и те, кто приехал с вами, допеваете свои песни и, опьянев, расходитесь по палаткам. Наконец вы с Гладой одни, но вдвоем ли вы? Ты понимаешь, что спал все это время и прижимаешься к Гладе в отчаяньи. Ты засыпаешь у Нее на плече - в надежде наконец проснуться - и просыпаешься утром. Она не хочет поцеловать тебя, ну что ж, и сегодня значит обрывать лепестки, гадая, поцелует или не поцелует на следующее утро. Неприятно Ей целовать кого-то спросонок, а тебе хорошо и так. Будешь значит засыпать в воспоминаниях, и пусть ждет, что ты Ей скажешь что-нибудь - тебе нечего ей сказать. И нечего делать - только придумывать рассказ о раскаленном пляже, прозрачном море...
Жар таится в камнях, тяжело переливается в воде. Горизонт исчез, объединив море и небо. Кажется, если сейчас заснуть и, как иные ходят во сне, поплыть, не открывая глаз, то можно заплыть на небо и быть затянутым солнечным колодцем, оставив после себя лишь легкое облачко пара.
На горячих камнях тебе холодно, как может быть холодно тени, и Глада греет тебя. Последняя одежда снята, от взоров, сминая даль, вас загораживает зной. Волны плещутся у ног, у волн плещетесь вы, две волны, сливающиеся воедино. Пальцы как будто гладят лепестки, не срывая. Как гладит солнечный свет, так глядит Она из-под полу прикрытых век. Как тень проступает на коже под светом, так Она возвращается вместе с миром вокруг, когда волна, поцеловав берег, вернулась в море, и все, что напоминает о ней, так это следующая волна.
Вы входите в холодную воду, играете с ней в друг друга - будто поменялись местами. В знойном ослепительном блеске ее - ночь дна, ночь, которая никогда не проснется. Ночь, не дающая утонуть... Но вот солнце рухнуло за горизонт, как разбилась о камни волна, и теперь, в оглохшем молчании, на небе медленно, одна за другой вспыхивают ее брызги. Вы с Гладой возвращаетесь к палаткам. Она и одна из тех, кто приехал с ней, они идут на ручей, в лес, а ты остаешься у костра и вспоминаешь. Рассказ почти готов, но чего-то еще не хватает.
Глада возвращается. Не глядя на тебя, проходит в палатку. Ты входишь за Ней, обнимаешь. Она вырывается, и ты слышишь по ее голосу, что она плачет:
- Я просто хочу, чтобы ты наконец решил, нужна я тебе или нет! - плачет и выбегает из темной палатки к костру, оставив тебя одного, жадные пальцы судорожно шарят в пустоте. Вдруг ты слышишь шепот, торопливый тихий разговор:
- Выдуманные, мы выдуманные.
- Ночью должно быть темно. Где ты?
- Посмотри, что еще можно украсть: просто любуюсь тобой.
- Сам отдаст, потом на коленях просить будет, а мы отдадим ему что-нибудь нестоящее, пустое... он даже и не заметит.
- У меня есть, что ему дать! Пусть возьмет целый мир!.. Только посмотри, сколько здесь всего! Я люблю тебя...
- Это чужое. Не трогай. Я просто хочу, чтобы ты наконец решил, нужна я тебе или нет!
- Отдай! Я первая это увидела! Какое теплое... как хорошо... хорошо!.. ах...
Есть от чего заплакать, правда? Ты и плачешь.
И когда вы вдвоем уже приехали с моря, когда ты провожаешь Гладу до ее дома, до двери ее квартиры, ты тоже плачешь:
- Прости меня... Я потратил время впустую, вместо того, чтобы быть все время с тобой, я думал только о новом рассказе, я обманывал тебя, обманывал себя.
Она прощает тебя. Она целует тебя. Она бы так никогда и не узнала о том разговоре, что ты случайно подслушал в палатке, если бы не те, кто поехал тогда с вами.
...Началось это еще тогда, когда вы только ехали на море, на маленькой станции, где ваш поезд остановился на каких-то десять минут. День подходил к концу, закатные лучи перекрасили поезд из зеленого в грязно-бордовый. В поезде было много людей смотрящих в окна. Много людей, лежащих на полках и пытающихся заснуть.
В маленьком доме у железной дороги, у окна, сидели двое. Они не видели друг друга, слышали только голоса:
- Они все едут на море, чтобы вернуться. Если так, то почему - именно на море?
- Так принято. Потом они будут вспоминать об этой поездке, как о чем-то чудесном. Они и едут туда за воспоминаниями. В конце концов, все, что есть у человека - это воспоминания.
- Еще есть мечты.
- Да. И мечты...
Поезд трогается. Люди в вагонах спят, когда поезд едет, и из окна видят сон. Это смущает. Люди начинают ходить из вагона в вагон, пристают друг к другу, едят, пьют, часто выходят в тамбур покурить, что-то читают... ищут доказательства того, что они не спят. Таковых нет.
КОШКА ЗНАКОМИТСЯ
После улицы очки запотели, и я снял их, чтобы протереть, когда погас свет. От неожиданности они выпали у меня из рук. Мягкие лапы, острые когти, уши, глаза и пушистый хвост - где же кошка?
- Молодой человек! Следите за руками!
- Извините. Я потерял очки.
- Откуда у меня ваши очки? Что за глупости!?
- Извините. Я случайно их выронил и теперь, в темноте, не могу найти.
- Поищите под своим креслом.
- Уже искал. Черт!
- Вам, что, без очков совсем ничего не видно? Сколько у вас?
- Минус четыре.
- Сядьте поближе.
- А вдруг их кто-нибудь раздавит в темноте? Да и место это я потом не найду - мое заняли, и я только и успел, что найти свободное, как выключили свет. Какой у нас ряд?
- Знаете, я тоже не на своем месте сижу. Но, если хотите, я могу спросить у соседа...
- Ради бога не надо! Просто проверьте под своим креслом, вдруг они там.
- Нет, не могу найти. Знаете, через два ряда сидит моя подружка...
- Слушайте, потише можно?
- Через два ряда сидит моя подружка, она тоже плохо видит, и у нее при себе всегда есть запасные...
- Успокойтесь пожалуйста. Все вокруг уже давно поняли, что он потерял очки и что это очень печально - отлично поняли. Теперь мы можем посмотреть спектакль?..
- ...Когда в городе появилась ведьма. Город был точно такой же, как и сейчас, но улицы его, улицы на его лице бросались на любого, кто пытался вглядеться в них. Удар - и по всему телу проступала кровь, еще удар - и человек падал в ослепительном белом свете, в луче солнечного света, который тут же исчезал, и человек исчезал вместе с ним. Кровью или вином была запачкана его одежда? Пьян он был или мертв? Улица отворачивалась и спешила по своим делам, и человек пропадал вместе со светлым пятном среди скользящих мимо уличных теней.
- Дома на таких улицах не были жилыми, ни одного жилого дома. Люди входили и выходили, гас и зажигался свет в окнах, но дома оставались пустыми темными железобетонными макетами, они бы уже давно рухнули, если бы окна не держали их... и вот в этом-то городе и появилась ведьма.
- В небе летит птица, а тенью птицы по земле кошка крадется.
- Так ведьма, цепляясь за тень, от тени к тени, металась по улицам, искала и вслушивалась, замирая. Цепляясь за тени, спешащие мимо, тени, бегущие по своим делам в ярком солнечном свете.
- Тени искажались и на мгновенье останавливались - что-то тянуло их в сторону, как легкий ветерок еле заметно тянет за собой ветви, и снова отпускало. Не будучи уверены в том, что произошло, тени, остановившись лишь на миг, снова продолжали свой бег от одного пустого дома к другому, бег по залитым ярким солнечным светом улицам.
- И это продолжалось до тех пор, пока за дверью одной из пустых квартир ведьма не услышала слова, которые привлекли ее внимание, слова, которые она искала...
- Плачу за свою любовь к тебе.
- Больше он ничего не сказал, но этих слов оказалось достаточно, он бросил деньги в лицо, он скрылся за дверью, оставив меня одну.
- Плачу за свою любовь к тебе. Я буду любить тебя вечно, пока не забуду, пока не умру. Пока буду бежать от твоей двери к своей. И на завтра тоже не забуду тебя. Плачу за свою любовь, плачу по твоей. Не подходи ко мне, я буду любить тебя вечно. Тот образ, в который ты вошла лишь на мгновенье, тот, который не в силах выдержать, тот, который придумал я - твой образ - я никогда не забуду его, и, чтобы сохранить его, бросаю тебя, бросаю тебе деньги, образ твой выдуман мной и принадлежит мне. Ты же можешь только продать его.
- За что он платит?
- Плачу за свою любовь. Я устал убеждать тебя, что любовь - это мы, а не ты и я, деньги - это моя любовь для тебя, другой любви для нас не существует, не существует для меня - пока ты рядом. Деньги в лицо - посреди уставшего мира, готового рухнуть. Деньги - я поступил так, и теперь я свободен, свободна и ты. Деньги - потому что я люблю тебя, а ты не чувствуешь этого, не видишьэтого, и я страдал до тех пор, пока не произнес:
- Плачу за свою любовь к тебе.
- Теперь ты знаешь, что я люблю тебя.
- Я осталась одна. Что-то случилось не так. Что произошло, как он выглядел? Он ли это был?.. Могу ли я вспомнить о нем хоть что-нибудь?
- Падают листья один за другим, а под деревом кошка сидит - примеряет осенний наряд.
- Мне нравился запах его рук - так пахнет в морозные сумерки, от этого запаха, с каждым вдохом я пьянела все больше, что-то нарастало и обрушивалось во мне...
- Как мне себя чувствовать? Что мне делать? Кошкам на смех!
- Еще он говорил: мягкий слабый голос, низкий и прозрачный одновременно, голос, в котором теряешься, наслаждаясь его обманчивой мягкостью.
- Как же он выглядел? Я не помню!
- Теплое гладкое лицо, дрожащие волосы, влажные шершавые губы, скользкие брови...
- Так как же он выглядел?!
- Так же, как и любой другой.
- Кошка слушает птицу, мечтает: вот если бы ты летать не умела, узнала бы песни мои!
- Она уже давно говорила с ведьмой, но не замечала этого - думала, что говорит сама с собой. Но вот ведьма перестала прятаться - теперь в полумраке комнаты она стоит над девушкой, гладит ее по голове, успокаивает ее...
- Не плачь. Твои глаза такие теплые, не жар и не холод - просто теплота, теплота огня в ночи. Я пришла не случайно, не случайно заглянула в твои глаза - к тебе на огонек. Разве ты не поняла, что произошло? Из тебя сделали то, о чем ты мечтала - живую куклу. Успокойся. Твои глаза... они прекрасны, и он воспоет и забудет их, забудет о своей игрушке, которую бросил - больше ты ничем для него не была - только куклой, которой он восхищался - такова его любовь. И ты получила то, о чем мечтала: тебя услышали, тебя поняли, тебя полюбили. Разве не так?
- Но как бы он не старался, ничто не заменит ему боли - ни ты, ни твоя теплота. Пустая улица, дыра с острыми краями в стене, холодный камень - этого не в силах заменить ни одна девушка со всей ее теплотой. Никакое тепло не заменит боли. Слышишь мой голос в темноте? Это потому, что мне больно, вслушайся в него, придвинься ближе... и ты уже не слышишь больше ничего, кроме голоса... еще ближе... вот... видишь, кроме боли ничего и нет, видишь?.. вот... а ты боялась...
- Белые мыши идут друг за другом в ночи: "Кошка как ночь черна, кошка - мышиная ночь". - Он шел по улице. Прогулка по городу чем-то похожа на отдых на море...
Ему было приятно отдыхать в прохладе уличных теней, ноги сами несли его вперед за тем, кто шел навстречу тем, кто шел навстречу ему - не шел, а плыл: незнакомые лица и фигуры, дома и деревья, все все время менялось, меняло размер и форму, словно волны, накатываясь и разбиваясь, откатываясь и исчезая. Они были равнодушны и холодны, но его мечты и надежды светили ему, грели его и согревали волны. Все же долго находиться в воде было опасно - и он выбирался на берег у себя дома или в гостях, он загорал в лучах надежды своей и чужой, и потом снова кидался в спасительную прохладу улицы - чтобы не сгореть.
- Купите, ну купите у меня хоть что-нибудь! Я всего лишь уличный торговец, для меня вы все на одно лицо. Одинаковые люди! Одинаковые люди, купите - хоть что-нибудь. Ни одна ваша мечта не сбылась, вас никто не любит, вы никому не нужны! Купите у меня хоть что-нибудь и верьте, что эта вещь сделает вас моложе или счастливее, поклоняйтесь вещам. Эй, молодой человек! Да, вы! Вы не хотите ничего купить у меня, ну хоть что-нибудь? Купите - пожалеете! Ничто никогда не принесет вам счастья, купите что-нибудь - и вы погрузитесь в удовлетворенное тупое забытье, в очередной раз обманув себя! Плывите сюда!
- Вот... эта открытка - почем она у вас?
- Фотографию этой девушки в синем платье? Должно быть, эта девушка на фотографии напоминает вам кого-то, да? Наверное, ту, что вы любите, да? Так вот, молодой человек, должен вам сказать, что все это - ЧУШЬ! ЧУШЬ! Это фо-тог-ра-фия, вам это ясно, нет? Плоский - блин - кусочек - блин - бумаги! Понятно?
- Вы не хотите продавать мне фотографию?
- Мне надоело продавать те вещи, которые люди не хотят покупать, и покупают только из-за того, что те связаны с их мечтами или фантазиями! Хочу ли я продать? Я не продаю фантазии, я продаю реальные вещи.
- Как хотите. Но, учтите, я могу ее купить у другого...
- Черт! Да заберите ее - бесплатно! На здоровье - берите и гребите! До свиданья. Эх, покупатели, покупатели! Эй, девушка, ну куда же вы, я же здесь! Идите сюда, продайте мне свою мечту за одну из моих безделушек, продайте мне ее за свои собственные деньги! Ну же!
- Солнечные очки, пожалуйста.
- Очки - для солнца - это вы?.. Ну, улыбнитесь!
- Сколько они стоят?
- Вы будете смотреть на солнце? Будете прятать глаза? Вы знаете, такая девушка как вы в этих очках станете еще привлекательней? Но не красивее - нет - вещи не делают людей красивее. Никогда.
- Мне не нравится свет. Я жмурюсь, а от этого появляются морщины.
- В морщинах нет ничего плохого, они придают вашему лицу мудрое выражение. Будьте мудрой - не покупайте их! Кошки вон тоже жмурятся на солнце, но при этом никакого раздражения не испытывают, скорее - наоборот.
- На самом деле мне нужны очки для того, чтобы не быть узнанной, но, конечно, этого я вам не скажу.
- И не надо. Я привык, что люди почти никогда не говорят мне правды. Вот, возьмите... А, молодой человек! Вы вернулись! Вы хотите отдать назад СВОЮ фотографию?
- Нет, я просто увидел девушку в солнечных очках - солнечные очки привлекли мое внимание. Вот она уходит по улице, становится меньше и меньше... вот она исчезает...
- Не смотри! Прекрати! Нет!.. Ну вот, еще один упал... пьяный? мертвый? А сколько их таких еще будет! Ах, покупатели-покупатели!.. Но, стойте, его губы что-то шепчут... Что?
- Цветы, они сорваны и я никогда не видел другие цветы - сорваны и мертвы и закрыты глаза, ты просто снишься, это сны, они закрыты, спят, они закрыты... но вдруг - словно луч света - цветок у лица, и уже не заснешь, лишь жадно протянутся пустые ладони, пустые...
- Ну вот и все: вспышка света - и человека уж нет. Ну зачем надо было всматриваться?! Все-таки с какой легкостью человек может пропасть, и никто ведь о нем и не вспомнит... Что за нелепый мир!.. Эй, люди, кто-нибудь! Идите, купите мой рассказ, купите их все! Купите эту историю! Я заплачу вам... пожалуйста!..
- Извините, это ваши очки?
- Да, мои. Большое спасибо.
Я одел их. Сначала стояла такая темень, что я даже испугался, уж не ослеп ли я. Однако через некоторое время я увидел луч света. Он высветил часть сцены, микрофон и кусок синего занавеса на заднем плане. После того, как занял свое место ударник и два парня и девушка, видимо, обеспечивающие подпевки, в луче света в черном костюме появился солист. Улыбаясь, он произнес:
- За блюдечко молока кошка готова для вас помурлыкать на солнышке чуть. Мы бы хотели исполнить песню "Если ты упала", она посвящается всем девушкам, которых мы знаем и которые знают нас. Раз-два, раз-два-три, раз...
В едином ритме с ударником парни тихо запели:
- Ночь я, но чья, ночь я, но чья,
Ночь я, но чья, ночь я, но чья...
На фоне их голосов вступила девушка:
- Ночь я, ночь, но чья я ночь?
Ночь я, ночь, но чья я ночь?..
Она замолчала - запел солист:
- Ты не можешь не любить, не петь, не танцевать,
Но это так опасно...
Ты не можешь не жить, но боишься умереть,
Ведь сон - это жизнь, пробуждение - смерть,
А во сне ты так прекрасна!
Но:
Если ты упала,
Крошка, не волнуйся -
Бог тебя поднимет.
Если ты упала,
Крошка, не волнуйся -
Бог тебя поднимет!
- Ночь я, ночь, но чья я ночь?
Ночь я, ночь, но чья я ночь?..
- Он надавит тебе
Молока из звезд,
Он отпустит тебя
Погулять среди теней,
Среди всех наших жизней!..
Так что, - вместе с ним запела девушка:
- Если ты упала,
Крошка, не волнуйся -
Бог тебя поднимет!
Если ты упала,
Крошка, не волнуйся -
Бог тебя поднимет...
Луч света погас, в темноте были слышны только тихие голоса парней:
- Ночь я, но чья, ночь я, но чья,
Ночь я, но чья, но чья ночь я... - последняя строчка произносилась шепотом, почти неслышно, голоса как бы растворились в шорохе, в шуме раздвигаемого занавеса. Когда включили свет, актеры уже стояли на сцене позади группы, взявшись за руки и согнувшись в низком поклоне. Раздались аплодисменты.
- Спасибо, - произнес певец в микрофон, и актеры выпрямились. Группа покинула сцену, актеры вышли на передний план и поклонились вновь, потом отошли обратно и еще раз поклонились. Занавеси задернулись. Зрители начали подниматься со своих мест и пробираться к выходу.
- Еще раз спасибо за очки, - я повернулся к своей благодетельнице.
В тусклом свете ее лицо казалось симпатичным: честное, живое, с широко открытыми глазами; губы с неспециальной иронической улыбкой, тень от короткой челки закрывала лоб - красивое лицо.
- Хотите кофе? Тут рядом. Хотите?
- Не знаю...
- Это не займет больше получаса. Кафе есть прямо тут, в театре... Хотя ведь нет, вы пришли с подругой. Может и ее пригласить?
- Нет, не надо, ее уже пригласили за кулисы. Она знакома с актерами.
- А вы - нет?
- Я недавно здесь. Зачем вам это нужно?
- Ни к чему не обязывающая беседа за чашечкой кофе, только и всего.
Мы встали и вместе со всеми медленно пошли к выходу. Время, необходимое ей для принятия решения. Я шел впереди и, когда мы вышли в вестибюль, где было светлее, чем в зале, обернулся к ней:
- Ну так как? - секунд пять она смотрела на меня - как будто могла меня разглядеть!
- Хорошо...
- Ну и отлично.
Она шагнула на встречу. Я развернулся и вошел в кафе.
Скоро я отыскал свободный столик. Она села напротив меня.
- Вас что-то беспокоит?
- Хозяйка моей квартиры не любит, когда я прихожу поздно.
- Вы студентка?
- Да. Хотя еще с трудом верю в это.
- Действительно, в это сложно поверить. Откуда вы?
- Корабельный.
- Ого! Что же заставило вас, такую молодую и красивую девушку, жившую до этого в таком прекрасном городе, вдруг бросить все и ехать куда-то через всю страну учиться - неужели ваша молодость и красота? Дурацкий вопрос - правда?
- Почему же - дурацкий? Я сама его часто себе задаю.
- Извините...
Мурлыкая себе под нос "Если ты упала", подошла официантка.
- Два крепких кофе, - сделал я заказ, - И еще... у вас остались цветы? Вот и их пожалуйста.
- Цветы? - удивилась моя собеседница.
- На случай если кофе будет слишком сладким, - пояснил я. - Вы не любите цветы?
- Смотря какие...
- Я лично предпочитаю фиалки. Здесь же скорее всего будут розы. Любите розы?
- Да.
- Курите? А я без сигареты долго не могу. Как вам понравилась пьеса? Самодеятельность, правда?
- Не знаю, чем-то она задела меня. То как актеры, читая с листа, меняли голос, как бы только сейчас понимая смысл прочитанного... Мне показалось это... своеобразной искренностью, что ли...
- Конечно, когда читаешь что-то в первый раз...
- В первый раз?
- Ну, скажем так, наши актеры слишком привыкли полагаться на свой талант, чтобы хотя бы раз просмотреть свою роль предварительно... Да, конечно, это придает их игре характерность, но и только. Понимаете, в результате каждый становится актером одной роли. Я вот, например, хоть и был без очков, сразу узнал всех, кто играл.
Поставив чашки и пиалу с лепестками на стол, официантка тут же отошла. Я проводил взглядом ее пушистый хвост и взял в руку чашку.
- Пейте. Очень вкусно, - обратился я к девушке.
- Спасибо, - она отхлебнула из чашки, и тут же ее лицо исказилось, на глазах выступили слезы. Она нагнулась под стол, и я услышал звон падающих монет. Некоторое время она продолжала сидеть так, тяжело дыша. Потом выпрямилась, в нерешительности быстро взглянула на меня исподлобья и снова уставилась в пол.
- Простите... - начала она и закашлялась.
- Ничего. Вот, возьмите, - я протянул ей носовой платок. Вытерев глаза и губы, она вернула его. Еще несколько монет, выпав из платка, закружились и замерли на столе.
- Спасибо, - она продолжала глядеть куда-то вниз.
- Не стоит благодарности, - моя улыбка была понимающей. Она заметила это:
- Это... - она взглянула на меня, и я кивнул. Я знал, что она мне скажет. - Мои родители, они... пока еще никак не могут забыть меня... понимаете?
Моя улыбка стала шире:
- Конечно! Представляю, что было с вами, когда вы только приехали сюда.
Она улыбнулась в ответ - смущенно и с облегчением:
- И не говорите! Комната, учебные пособия... все это так дорого!
Теперь мне лучше всего будет рассказать ей о себе, дать ей время прийти в себя...
СКАЗКА О СЕРДЦЕ ИЮНЫ
Он играл короля. Играл так долго, что, когда после пьесы возвращался к себе домой, в его походке еще было что-то царственное. Он вошел в зал, лицо дочери повернулось к нему - опухшее, заплаканное. Он застыл на пороге:
- Что с тобой?
Она обессилено махнула рукой туда, где стоял его подарок - черный как смоль рояль:
- Вот. Его доставили сегодня утром.
- Но почему ты плачешь?
- Я... сначала не решалась сесть за него... слушала, как играют подруги... Думала... - тут ее голос надломился. Она сделала паузу и продолжила - гораздо тише, почти шепотом, - ...думала - дождусь вечера и тогда поиграю... Села, а он молчит - ни звука...
- Не может быть, - он сделал шаг вперед, но она остановила его:
- Не надо, - страх в ее глазах был так силен, будто она не узнавала отца, будто он был незнакомцем, встреченным в чаще. Потом новые слезы смыли страх. Она устало прикрыла глаза:
- Так устала!.. Будто неделю не спала, - беспомощная улыбка, осветившая ее лицо, позволила ему наконец приблизиться. Обняв, он поднял ее и понес в спальню:
- Ну что ты... сегодня тебе уже шестнадцать, а ведешь себя все еще как маленькая... Ну, успокойся, - он уложил ее в постель, подоткнул одеяло. Прошел по всему дому, туша свет.
Некоторое время после того, как свет погас, в зале, где стоял рояль, ничего не происходило. Потом скопище теней в одном из углов комнаты зашевелилось, выпуская наружу белое пятно лица. Раздался слабый звон бубенчиков.
Огибая пятна лунного света, падающего на пол сквозь огромные окна, как тигр подкрадывается к добыче, шут начал подбираться к роялю.
- Тихо, - шептали губы за белой маской. - Тихо...
Два черных паука опустились на клавиши, переступили по ним и попытались играть, но напрасно - мелодии не было. Постепенно шут начал приходить в нетерпение, яростно бил по клавишам, но звон бубенчиков продолжал оставаться единственным звуком, раздававшимся в зале.
- Освободись. Черт возьми, освободись же! - гневно шипел он.
Вспыхнувший неожиданно свет заставил шута змеем исчезнуть под роялем. На пороге зала стоял отец девочки.
- Странно, - пробормотал он, окидывая взглядом комнату, - я был уверен, что слышал что-то...
Вновь раздался слабый звон, на этот раз - за окном. Отец подошел к окну, но кроме изгибающихся под ветром ветвей деревьев ничего не увидел.
Из леса освещенное окно среди качающихся ветвей казалось отблеском черного огня, черного костра. Белая маска склонилась над костром:
- Что может быть подлее, что? Они встречаются, влюбляются, женятся... и живут долго и счастливо, совершенно не те, другие, чужие люди... и будь я проклят, если кто-нибудь поймет меня!
Светало. Сизый дым стоял на поляне - над потухшим костром. Сизое небо, притаившиеся деревья...
Свет с трудом пробился через мутное окно придорожной забегаловки, и какая-то пьянь, задремавшая за прилавком, вдруг вздрогнула и проснулась:
- Да вы что, никогда не закрываетесь?!
Слуга за прилавком на секунду оторвался от своего очень важного занятия - он протирал стаканы - и, окинув взглядом "посетителя", вновь возвратился к своим обязанностям:
- Никогда.
- Ну тогда налей мне чего-нибудь!.. я ведь говорил... ее отцу, говорил, говорил... я говорил, ваше величество, говорил, ваша дочь больна... сердце Июны, ее Июной звали, сердце не перенесет музыки... я... это, - допив, он придвинулся поближе к слуге. - Это как семена, - пьянчуга сжал пальцы правой руки в щепоть и поднес к лицу, остановив на них свой взгляд с явным усилием, - семена, понимаешь?.. Семена... страшной боли, растущей... из сердца. Налей еще.
Эту порцию он выпил уже залпом.
- Боли - и дальше? - слуга взял следующий стакан.
- Боли! Они росли и погибали - понимаешь? Как судороги, как молнии, как... как...
- Ожоги?
- Во, сечешь!.. Налей и себе за мой счет - за сообразительность.
- Для меня слишком рано.
- Ну так налей потом! И - забудь то, что я говорил о сообразительности.
- Забыл.
- Вот... и, короче, представляешь, появляется этот парень, флейтист. Гениальный, конечно же... все они... Я отцу говорю, ну все, говорю, он ее убьет. А отец - ни в какую. А этот каждую ночь - под ее окно, и ну играть, ну играть! А отец ничего не слышит, спит - и все - пушками не разбудишь. И вот однажды... черт... однажды - ну?..
- Однажды я пришел к ее окну, - слуга продолжал смотреть на стакан, но руки его застыли. - Я сочинил в тот день мелодию - красивей я не сочинял за всю мою жизнь...
- Вот! Молодец! Умница. Только, знаешь что...
- А она! Она... сказала, что своей игрой я причиняю ей боль!..
- Ох, как же она тебя задела! Только, знаешь что - не надо было тогда тебе ее проклинать - ой, не надо было!
- Кто вы? Что вам здесь нужно? - слуга начал медленно, не сводя глаз с пьяницы, огибать прилавок; вид у него был довольно-таки угрожающий.
- Ну-ну, зачем же так, - попятился тот к выходу. Хмель мигом слетел с него, - я ведь всего лишь - шут! - и в мгновение ока его лицо скрылось за маской.
От неожиданности слуга рассмеялся.
- Да, это очень смешно, это ведь шутка - как и то, что с той ночи ее больше никто не видел. Она исчезла - вот так! - маска упала, белые осколки разлетелись по полу, затерялись среди окурков и пустых бутылок. Флейтист остался один - наедине со своим горем.
Наедине с собою, под зеленым сводом ветвей, шла девушка через лес - лес тихо и незаметно вел девушку с собою... вдруг она остановилась - ей показалось, что одна из теней на ее пути ожила: фигура женщины в черном длинном платье прошла перед ней и скрылась в чаще.
- Нечего бояться, - услышала девушка. - Не бойся. Так прекрасно в лесу. В лесу - потеряешь свое и не обретешь чужого. Иди.
Шаг, еще шаг... он открыл глаза. Что разбудило его? Он никак не мог понять.
Тихая музыка - кто в его доме может играть? Воры-музыканты? Бродяги-гастролеры? Мелодия была так красива и необычна...
Стараясь не шуметь, он вышел из спальни. За роялем в зале никого не было, но музыка доносилась именно оттуда. Подойдя ближе, он увидел вибрирующие под молоточками струны - клавиши не двигались. Потом музыка усилилась, струны начали лопаться одна за другой, но она все не переставала, красивая и печальная.
Он нежно, как гладят по голове, пытаясь успокоить, ребенка, провел рукой по роялю. Поднеся ладонь к глазам, он увидел, что она вся в крови.
Зазвенел колокольчик у двери. Потом еще и еще раз... он попятился от инструмента и пошел открывать.
Свет из прихожей осветил кусок дорожки и девушку на нем. Красивое лицо с закрытыми глазами поднялось навстречу свету. Глаза открылись.
- Я заблудилась в лесу, не могла найти дорогу домой, и вот...
- Прошу вас, проходите.
- Я очень долго шла, пока не поняла, что мне уже не вернуться, - войдя, сказала она. Только теперь он увидел, насколько она красива. - А потом я услышала музыку...
- Ах да, музыка! - когда он увидел девушку, музыка прекратилась, но понял он это лишь сейчас. Он было метнулся в зал, но девушка схватила его за руку.
- Подожди, - сказала она. Он почувствовал ладонью что-то мокрое и липкое, и вспомнил про кровь. Но это ее рука была в крови, его же - была чиста.
- Подожди, - повторила она шепотом. Ее лицо приблизилось - в глазах можно было увидеть целый мир.
- Такие дела, - услышал флейтист и обернулся - позади него стоял шут. Их фигуры были едва видны на свету, падавшем из окна зала. Флейтист стоял здесь уже давно.
- Такие дела, - повторил шут. Флейтист снова обернулся: дом исчез. Они с шутом были на поляне где-то в лесу. Их разделял черный огонь, разбрасывающий белые отсветы по поляне и темным высоким деревьям.
- А ты все никак не можешь успокоиться - не так ли? Видишь же - все хорошо.
- Я люблю ее.
- То, что ты называешь любовью - я посвятил этому песню. Дай сюда, - он вырвал флейту у него из рук. Поднеся ее к прорези для губ, он извлек вой, сразу начавший опускаться все ниже и ниже, вдруг перешедший в визг - и снова упавший...
Без сил, флейтист опустился перед костром.
- Хочешь притворяться мертвым - притворяйся. Пойду, в другом месте поиграю. Прощай, - шут скрылся из виду, но его хриплое бормотание еще долго раздавалось где-то в чаще:
- Флейта... хороший инструмент... хороший, - снова раздался вой. - Я ж говорю, такие дела, говорю - встречаются, влюбляются, значит вот, а потом девушка находит себе другого парня... или парень - другую девушку... ну и живут они - долго и счастливо. Но лучше об этом расскажет - песня!
Грудь флейтиста снова приходит в движение. Взгляд оживает, следит за огнем, танцующим под дикую песню флейты, похожую на плач сотни волков... на их смех.
...у костра в ночном лесу я сижу. Жду. А чего, собственно? А того же, чего и всегда, чтобы кто-нибудь, прохожий какой-нибудь пришел - у огня погреться. Я бы у него погрелся. Ведь без него мой костер гореть не будет, он наконец-таки догорит. И я увижу свет...