Мы – вечерники. Днём на производстве трудимся, а вечером в институт, четыре раза в неделю. Учёба не слабая – по полгода бывало курсовые проекты рассчитывали и вычерчивали. Многие, кто за родительской опекой, и не страдают от отсутствия денег, поустраивались на низкие технические должности в проектные конторы чертёжниками. И время больше имеют и практика одновременно. Мы с товарищем люди серьёзные, постарше возрастом будем – запозднились с образованием из-за житейских коллизий и в жизни на себя рассчитываем. У каждого своя семья – то же заботы и заработка требует. То есть мы и есть настоящие вечерники. Многие на вечернем факультете оказались в силу того, что не поступили на дневной. Вполне и на дневном могли бы учится. А мы с Федей – нет. Нам ещё и жить надо. За мной было ШРМ, то есть школа рабочей молодёжи. Четыре года тянул с восьмого класса включая вновь введённый одиннадцатый класс. Друган же ещё старше меня. До войны ещё родился. Отец в боях без вести сгинул. Мать в раннем детстве умерла. Растила тётка на свой скудный заработок. Пришлось после десятого класса в рабочие пойти и семь лет стоять у станка токарем.
-«До такой степени обрыдло, что специально металлические болванки на руку бросали, что бы на больничном листе передышку получить, - рассказывал Фёдор. – Выучусь, в прорабы пойду. Вольная работа, на свежем воздухе. Почти сам себе хозяин».
Мне тоже в рабочих не очень хотелось ходить. Представлял, что с поступлением на завод «движение жизни» заканчивалось. Насмотрелся на рабочих – за многолетие у станка интересы жизненные обуживались. Работа, зарплата, бутылка, семья, дом, домино. С тем и жизнь проходила. Многие и довольны были. Если в рабочих остаться – всем мечтам каюк. Вот и упёрся в учёбу. Специальность была не важна – поступал туда, где по опыту прошлого года должен быть наименьший конкурс. Рисковать было нельзя, а то в армию заберут. Правда, по иронии жизни на строительное отделение в том году конкурс оказался самый большой, но повезло.
Дело было уже на четвёртом курсе. Пьянствовали мы с Федей до этого изрядно. Не то что бы круто, но каждый день. Вино тогда такое местное было «Плодово-ягодное», в народе «гнилушкой» называлось, очевидно из-за применяемого сырья. Цена, как сейчас помню, поллитра - 92 копейки. Обед в рабочей столовой меньше стоил. Можно каждый день выпивать по бутылке без особого ущерба для семейного бюджета. Что мы и делали. Вот и остались на четвёртом курсе, можно сказать на «второй год». Третий друг ещё с нами вместе остался по той же самой причине.
Пьянство регулярное изрядно повлияло на остроту мышления. Учится стало непомерно тяжело. Знания не усваивались, а причина одна – отсутствие трезвости. Или надо завязывать было с образом жизни, или с учёбой. По такому случаю держали совет втроём. Третий был сын настоящего алкоголика, спившегося окончательно, способного на выпивку украсть у жены колготки. При сём странностью обладал – никогда не пил её спирт, стоящий в буфете и налитый в графин. Сам же Семён имел первый разряд по акробатике, и в своё время тренеры считали его будущей «надеждой» России.
- Сеня, - говорю, - пора нам завязывать. Вот и Фёдор согласен. Вот что ты сейчас делаешь? Учишь сопромат, а на столе отпитая бутылка стоит. Бесполезно потраченное время. Так же дальше нельзя.
- Завязать на годик решили мы, - мне в тон продолжает Федя, - Возмём в институте академический отпуск на годик. Отдохнём, спортом подзаймёмся, не спеша «хвосты» все сдадим, что не в напряг, и с новыми силами и свежей головой дальше за учёбу возьмёмся.
- Вы ребята как хотите, - отвечает Сеня, - Только мне выпивка не мешает. Не буду и академический отпуск брать, и выпивку бросать то же не буду.
- Ну что ж, вольному воля, – на том и порешили.
Мы с Федей тогда «в бега» подались. Стали осваивать систему бега трусцой Артура Лидьярда. Очень она тогда стала популярной, возможно ввиду выхода его брошюры. Помнится за тот год я не выпил и рюмки. И оба курить бросили. Как показала в дальнейшем жизнь, мы оказались здорово правы тогда. Через год приступив к учёбе дальше, без всякого труда сдавали экзамены и в числе первых студентов «выскочили на диплом». Жаль только Сеню – так и не вышел за пределы четвёртого курса. Пить (и курить то же) он серьёзно бросил в уже пятидесятилетнем возрасте – видимо столько времени понадобилось ему для осознания.
А у нас с Федей остались тогда в работе курсовые проекты, начатые ещё до академического года. Мой, начатый по архитектуре курсовой проект, так и стоял в квартире, наколотый на чертёжную доску. Даже при ремонте комнаты на него попали брызги побелки и отчасти испортили архитектурный вид, качество «отмывки». Надо заметить, для тех кто не представляет, как делаются архитектурные чертежи, работа эта достаточно сложная, кропотливая. На чертёж наносится акварельная краска тонкими слоями, многослойно и конечный результат в какой-то мере представляет собой работу художественную.
Федя же имел с прошлого года на руках задание, но не приступал, чего то выжидая. Данных к рисованию и черчению он совершенно не имел и обоснованно считал, что прорабу рисование не пригодится. Однако требование кафедры рисунка и архитектуры для всех были одинаковые. Архитектурный проект должен был выполнен по установившимся канонам, очень аккуратно, с применением соответствующих техник, типа «отмывки» акварелью. Оценка в основном и производилась за качество оформления. Федя избрал для проекта заурядное административное промышленное здание без всяких там, как говорил в своё время Никита Сергеевич Хрущёв, «архитектурных излишеств». Под излишествами похоже подразумевались колонны, пилястры, капители, карнизы, и вообще все выступы из стены здания. Любой проект современного котеджа несравненно сложнее по фасаду, чем те административные здания промышленного назначения, которые мы выбрали для разработки курсовых проектов по архитектуре.
Вот приходим мы с Федей в обозначенный день, в субботу на сдачу курсовых преподавателю, доценту кафедры архитектуры. Мы его и раньше знали по курсу «Рисунок», знали как человека доброго и понимающего. А тут в фойе института собрались наши однокашники, те самые, которые по проектным конторам чертёжниками устроены. Хвастают друг перед другом изяществом линий и качеством отмывки.
-Федя, - спрашиваю. – а у тебя то как с проектом? Мой прямо показывать стыдно на фоне действительно качественных работ. Тем более вид испорчен от брызг побелки.
- Про мой и говорить не приходится. За одну ночь наляпал. Жена только краску помогала разводить. Да, проскочим как-нибудь, не впервой.
- Да понимаешь, стыдно. Давай пойдём последними – может легче договорится будет. Преподаватель под устанет от красивых чертежей.
Выждали мы время, когда все студенты свои курсовые сдали и заходим робко так в кабинет. Первым начал я. Разворачиваю перед преподавателем чертёж. Он почему-то долго и задумчиво на него смотрел и говорит:
- А что это у вас здание как на каких-то чёрных колоннах стоит? Так в целом работа не плохая, но вот что за чёрные столбы под зданием появились?
А у меня там так асфальтовые дорожки обозначены. Когда брызги побелки на низ попали, уже ничего сделать было нельзя и общий вид чертежа был безнадёжно испорчен. Пришлось про побелку рассказывать.
- Так то оно так, да ведь мне то что. Я работу оценивать по качеству должен. Как о один студент замечательный проект принёс – явно трудился долго. Но вот сам чертёж весь смят в «гармошку» оказался. Объяснил студент, что по завершении работы ему маленький ребёнок помял лист.
Тут я с облегчением вздохнул. Уж если такие разговоры пошли, явно курсовой проект примет. Тут очередь и Феди подошла. Развернул чертёж доцент и обомлел. Сразу и мыслей не подобралось для выражения впечатления. То же долго смотрел на Федино художество, наконец нашёлся:
- Да, - этак задумчиво произносит, - каземат! С голубыми окнами.
Что верно, то верно. Фасад здания смотрелся так, как будто его красила бригада пьяных маляров, а потом краска потекла от дождя. Даже и меня подобная видуха шокировала. И тут Федя вздумал объясняться:
- Видите ли, - говорит, - краска такая попалась. Я её наношу, а она очень быстро сохнет. – Наивнее объяснения и придумать не смог.
Тут наш доцент и спрашивает, оглядываясь:
- Вы мужики?
- Ага, мужики, - говорим хором и то же почему то оглядываемся, как в сговор входим.
- Ну если мужики, то пословицу знаете?
- Это насчёт чего, - спрашиваю, - В чужих руках кое-что толще бывает?
- Да нет. Плохому танцору всегда что-то мешает, - говорит доцент. И тут мы оба облегчённо вздохнули про себя. Коли такой разговор пошёл, обязательно примет.
Действительно, хороший мужик был тот доцент. Не стал терроризировать и Федю. Свернул нашу мазню в трубочки, говорит:
- Давайте зачётки.
Выскочили мы из кабинета довольные до нельзя. На большее чем удовлетворительно мы и не рассчитывали. И почему я тогда такую именно пословицу вспомнил, до сих пор в толк не возьму. По сравнению с Сеней, наш случай всё-таки более логичный. А вот как он сдавал металловедение женщине, кандидату наук, так она его ответ даже в свою тетрадь записала. Была у неё тетрадочка такая, куда она афоризмы студентов заносила.
Было это так: пришли мы сдавать зачёт, а Сеня с явного похмелья и весьма мало подготовлен по сути предмета. Вопрос о структуре метала окончательно поставил его в тупик и он обратился весь во внимание, может студенты что либо толковое подскажут. Дошли до ответа на вопрос – волокнистая структура металла и тут один студент в аудитории энергично так руками показывает движения взад и вперёд. Это он так протяжку металла попытался изобразить, в результате чего и получает металл волокнистую структуру. И тут Сеня выдаёт:
- Волокнистая структура возникает от напильника. Это когда его(металл) напильником обрабатывают.
У бедной женщины от изумления аж глаза округлились. Говорит:
- Повторите пожалуйста, я что то не поняла.
А когда Сеня повторил, она торжественно вкатила «неуд» и обещала подобный ответ записать в свою коллекцию студенческих афоризмов.
Так или иначе, но Сеня отработал лет двадцать пять на одном месте без побегов в качестве крановщика. Федя, рвущийся к карьере прораба из-за предполагаемой свободы, полжизни был закабалён в конструкторском бюро, которое возглавлял. В отличие от специальности токаря там не были железных болванок для самокалечения. Я же, наоборот, так наелся работой прораба, то командуя «химиками» – как называли условно осужденных направленных судом на стройки народного хозяйства в принудительном порядке, то «зеками», заключёнными строгого режима, с коими довелось строить комбинат строительных конструкций, что работа в институте показалась просто детской забавой. И вспомнить есть чего и рассказать о чём, то же есть.