Только ночь может показать самые потаённые глубины души человека. День своим солнечным светом, как маской, закрывает самое главное - то, что прячется в самых скрытых уголках человеческой души. День приносит на глаза лишь то, что, как парадный вход, может быть выставлено на прилюдное обозрение; то, что не задевает предрассудков и конфликтует с современной моралью. Иное дело ночь. Кажется сама природа подталкивает человека на раскрытие своих скрытых чувств, на проявление своих потенциальных возможностей. Не даром, укутавшаяся в свое черное, с серебряной росписью, покрывало, ночь считается временем влюблённых и убийц, воров и скрываемых добродетелей.
Я люблю ночь. Я люблю промозглые осенние ночи, с их шорохом опадающей листвы и хлюпаньем луж. Я люблю зимние долгие ночи за снежинки, вьющиеся около фонарей и тающие на щеках. Я люблю щелканье тополиных почек и хлопанье крыльев прилетевших птиц весенними ночами. Но летние ночи - это самое прекрасное время. Именно летом природа достигает пика своей зрелости, буйствует запахами, именно летними ночами происходят скрытые от обычного глаза события, без которых, возможно, не было бы смысла любить другие времена года хотя бы за то, что после них наступают те самые сокровенные ночи, самые удивительные события, переполняющие душу восторженной песней.
Вам приходилось когда-нибудь проходить под небом, усыпанным мириадами сияющих звёзд по окраине какого-нибудь городка между распахнутыми створками окон. За каждым из этих окон - жизнь. Там - дыхание спящих, а вот там - сладкие стоны и шепот пар, дождавшихся, когда их отпрыски улетят в своих далёких снах на острова детской фантазии. Каждое окно делится с воздухом своим неповторимым запахом - сладкий парфюм молодой кокетки и запах детских пелёнок смешиваются с густыми запахами любви и выплёскиваются на улицу, чтобы смешаться там с ароматом листвы и цветов, запахом травы и влажной густой пыли. Случалось ли Вам проводить ночь около костра, сполохами своими выхватывающего из тьмы окружающие деревья зверей и чудовищ. Сидели ли Вы когда-либо на неостывшем от дневного жара песке перед отражающейся в водной глади луной, серебрящей выпрыгивающих за ночными мотыльками рыб. Приходилось ли Вам оказываться ночью в незнакомом месте - той ночью, когда не видно не зги, когда реальный мир заканчивается сразу за кончиками пальцев Ваших вытянутых рук. Когда каждый шорох и скрип, каждое тёплое дуновение воздуха несёт для Вас откровение неизвестной солнечному свету жизни. Летние ночи не бывают тихими и спящими - они живут полной жизнью, живут по своим законам, порою трудно объяснимым.
Давным-давно, ещё мальчишкой, я часто проводил летом месяц другой в деревне. Мне было изнурительно скучно находиться среди местных чумазых ребят и таких же, как и я, "городских" - скучно так, как бывает скучно человеку вырванному из своей среды и высланному в Антарктиду в кампанию пингвинов. Я конечно носился вместе со всеми по улицам, участвуя в непритязательных развлечениях, а вечером, как и все, бегал в клуб на танцы, заканчивающиеся часов в девять вечера, тискал глупых деревенских девчонок. Я купался, загорал, бегал за ягодами и даже влюблялся, но всё это было как-то понарошку... Ночами я часто смотрел на близкие звёзды, слушая как в стойлах жуют коровы, как где-то за горизонтом лают собаки, как кричат ночные птицы и стрекочут сверчки. К сожалению никто не поддержал мою идею похода с ночевкой в лес - городские ребята опасались дикой природы, а среди деревенских не было ни одного, думающего о чем-то дальше околицы.
Однажды за полдень, когда солнце припекало во всю и даже курицы вяло разбрелись в поисках тени, сонную вялость в нашем доме развеяло как рукой. Мы ждали гостей. Это были не родственники и друзья - это была дочь одного из знакомых моих родителей, которому все были чем-то обязаны. Знакомый этот уехал в командировку или экспедицию, и, не имея родственников, попросил родителей "приглядеть" за его чадом. Родители же, не долго думая, переправили девушку в деревню, ибо более спокойного места на этой планете возможно и не сыскать. Я с нетерпением ждал прибытия гостьи. Я понимал, что заботы по ознакомлению девушки с "местными достопримечательностями" лягут на мои плечи и в моей голове роились те мысли, которые возникают у любого прыщавого подростка перед встречей с незнакомкой.
Приехала она уже под вечер. Я, несмотря на то, что горел нетерпением увидеть гостью, пропустил момент её приезда и хлопоты по обустройству - выполняя поручение взрослых я ездил в соседнюю деревню докупить каких-то необходимых, по их мнению, продуктов, без которых встреча могла пройти как-то не так. Поэтому познакомился с ней уже за столом, когда она отвечала на вопросы о себе. Она была на год младше меня. Её отец часто уезжал, а мама всегда сопровождала его как незаменимый помощник в делах. Девушка оказалась на редкость терпеливой. Она спокойно и обстоятельно рассказывала о себе и обсуждала обычные темы застольной беседы, голос её , ровный и немного тихий, притягивал внимание собеседников и очаровывал меня. Её звали Ладой и имя это, редко употребляемое в городах, удивило меня не меньше, чем её внешность. На первый взгляд она могла показаться обычной пятнадцатилетней девчонкой - такой же уже вполне оформившейся, но все равно немного неловкой и голенастой, уже постигшей секреты женских чар, но не испытавших их действие на ком-то. Тёмно-русые волосы и яркие, сине-зелёные глаза подчеркивали то, что при свете лампы не сразу становилось очевидным - она была крайне бледна, но бледность эта не выглядела нездоровьем, скорее это была салонная бледность кожи не видевшей солнца. Даже лёгкая синева под глазами походила более на тщательно подготовленный макияж актрисы.
Я спал на сеновале, но не из за любви к запаху сена или к насекомым, старающимся проникнуть через сеть марлевого полога - сеновал давал мне необходимое для полёта моей фантазии уединение и оставлял меня наедине с ночным небом. Я часами смотрел на загадочное мерцание звёзд, ожидая, когда одна из них сорвётся со своего места и, оставляя за собой едва заметный хвост, понесётся навстречу земле. И, когда это случалось, я загадывал самые невероятные и сумасбродные желания, понимая, что это только игра, но, в глубине души, допуская, что желания всё-таки могут осуществиться. Я, затаив дыхание, смотрел на бурные летние грозы, на молнии, брошенные с близких небес и рассекающие кромешную мглу, которые ударяли в землю, обходя, по какому-то странному закону, нашу деревню и оставляя после себя раскатистый грохот, сполохи на горизонте и запах озона.
Ладу поселили в комнате с окнами на сеновал, и в первую же ночь, одолеваемый вполне понятными мыслями, я, зарывшись в сено, неотрывно смотрел на её окна. Конечно меня ждало мальчишеское разочарование - то, что рисовали мне мои мысли, было аккуратно укрыто от моих глаз - но я увидел нечто, что запало мне в душу намного сильнее того, что я хотел увидеть. Переодетая в клетчатую рубашку с закатанными рукавами и длинные шорты Лада не спешила уснуть. Она сидела за столом, перебирая страницы журналов. В распахнутое окно на свет лампы влетали ночные насекомые, как ни странно не досаждающие ей своим порханием, а скорее не замечающие её. Задумчиво глядя перед собой, она как бы унеслась в другой, далёкий и известный ей одной мир, не имеющий ничего общего с нашим суетным существованием. Поправляя непослушную прядь волос, она сидела в каких-то пяти метрах от меня, но нас разделяла не темень улицы - нас разделяла маленькая вселенная. Она отбросила журналы в сторону и, подойдя ко мне ещё ближе, села на подоконник и стала смотреть на огромную луну, отбрасывающую призрачные тени от домов, деревьев и заборов. Я не мог оторвать взгляд от её профиля, очерченного ярким прямоугольником окна, от длинных ресниц и влажных, приоткрытых как для поцелуя губ. Я смотрел на Ладу, как на шедевр величайшего художника, лишенный изъянов, как на чудо, которое увидел лишь я один.
Уснул я окончательно и бесповоротно влюблённым. Мы встретились утром за завтраком. Ожидая её прихода и стараясь унять сердцебиение, я кажется выглядел весьма неловко, чем вызвал шутки окружающих. Но приход Лады не усугубил моё смущение. Дневной свет разогнал наваждение ночи - это была снова обычная, пятнадцатилетняя девчонка, пусть с милой, но обыкновенной улыбкой. Я, быстро оправившись от разочарования, показал ей всё, чем можно заниматься в бесконечно-свободное время, описал наиболее достойных, на мой взгляд, потенциальных ухажеров и познакомил с возможными подружками. Посчитав свою миссию выполненной, я со спокойной совестью вернулся домой, чтобы провести время полуденного зноя в тени сеновала. Наказав разбудить меня к обеду, я рухнул под марлевый полог.
Разбудил меня шелест и шуршание сена под чьими-то шагами. Хозяева, по нашей договорённости, сюда не заглядывали. Приход "визитёров" в мою "спальню" не будил во мне оптимизма и на то было несколько причин. Во первых - мне было только шестнадцать и романтика приключений дула мне попутным ветром (хотя многие назвали бы это сквозняком в голове) - на сеновале были собраны мною различные "ценности": спортивный лук, пара капканов, старая двустволка, трёхлитровая банка пороха и даже несколько бутылок спиртного, которые я втихую купил у дедка в соседнем селе. Во-вторых - я уже считал себя мужчиной и, дабы не пасть в нужный момент "лицом в грязь", держал под рукой объемную пачку журналов, из тех, которые детям читать не разрешают. И, наконец, в-третьих - по случаю летней жары я спал практически не обременяя себя одеждой, так как был уверен в неприкосновенности моего уединения. Быстро закутавшись простынёй я сел, приготовившись устроить небольшой скандал. Спиной ко мне стояла Лада и перелистывала один из журналов. Было отчётливо видно, что ей крайне неловко, она кажется не могла ничего сказать и её прежде чуть розоватые уши стали пунцовыми. Я молча оделся и вышел на улицу. К обеду я решил, что буду вести себя так, будто ничего не произошло. Лада старалась не смотреть в мою сторону, но когда её взгляд натыкался на меня, она снова краснела. Остаток дня пролетел, как ласточка над прудом перед самым дождём. Вечером, перед тем, как идти спать, я подошел к Ладе, стоявшей на крыльце и смотрящей, как последние лучи закатного солнца скрываются за лесом и бледнеющие звёзды всё ярче разгораются на небе и, тронув её за руку, буркнул, что "всё ОК и вообще проехали". Она кивнула головой и покраснела снова. Что бы сгладить неловкость я решил уйти, но Лада, показав мне рукой на огромную сиреневую звезду сказала: "Когда я была маленькой, я считала, что всё то, на что я не могу дать ответ, находится именно там...". "А теперь ты подросла" - подхватил я и мы расхохотались.
Забравшись на сеновал я снова собрался понаблюдать за нарушительницей моего дневного покоя. Воздух пах приближающимся дождём. Густые, почти ощутимые частицы влаги заполнили воздух запахом электрических разрядов и свежеумытой земли. Ленивый ветер стих совсем, не было слышно даже писка комаров. Лада похоже снова не торопилась отходить ко сну. Одев длинную, почти до колен, футболку, она читала книгу, наверное модный дамский роман в мягком переплёте. Водя пальцем по строчкам вслед за глазами и мусоля перелистывая страницы, девчонка очень тихо напевала. Ударили первые, робкие капли дождя. Решительно захлопнув книгу и выключив свет, Лада скользнула к окошку и подняла голову к небу. В тот же миг ослепительно сверкнула молния и грянул оглушающий гром. Начался ливень, шумный, весёлый, мгновенно покрывший землю тонким слоем пузырящейся водной поверхности. Внезапно Лада, ослепив меня белизной своих ног, перемахнула через подоконник. Стоя в каких-то трёх шагах от меня, она протянула руки в сторону низвергающих потоки воды небес. Это было откровением, преображением девчонки, но не во вчерашнюю отточенную салонную даму, картину, а в что-то богинеподобное, единое с природой и ночью... На лице её был написан восторг. Дождь хлестал её по лицу, рукам, груди, казалось эти струи придают ей какую-то нечеловеческую силу... Перекрывая рёв дождя Лада запела:
O my Love like a red, red rose,
That"s newly sprung in June:
O my Love like the melodie
That"s sweetly play"d in tune.
Завораживающий звук голоса заставил меня забыть обо всём на свете. Казалось, что не Девушка пела эту песню, казалась, что это пела её душа. Лада медленно кружилась в такт своей песне и шуму падающих капель - это походило на совершенный танец прекрасной колдуньи, совершающей своё таинство наедине с грозой. Последние звуки песни оборвались вместе с дождём. Лада быстро вскарабкалась в свою комнату и включила свет. Взяв большое махровое полотенце, она подошла к окну и только сейчас я увидел, что её тонкая футболка стала прозрачной и прилипла к её телу. Девушка посмотрела в мою сторону, мне показалось, что взгляд проник прямо в мои глаза, широко улыбнулась и задёрнула занавески на своём окне. Я почувствовал себя опустошенным.
В последующие несколько дней мы стали хорошими приятелями. Мы часами бродили по лесным полянам, пытались ловить рыбу и плавали наперегонки в лесном озере с чёрной водой и белыми кувшинками вдоль берегов, бегали в клуб и смотрели кино в старом, полуразвалившемся кинотеатре. Наши отношения были дружескими, но всякий раз глядя на Ладу я вспоминал её колдовской танец под июньским дождём. Шторки на её окне были теперь всё время закрыты.
Только теперь, спустя десятилетия, я понимаю, что этим превращениям способствовала магия летней ночи, что ночь показала мне настоящую Ладу, не ту почти обычную девчонку, а яркую, неповторимую индивидуальность, которая жила в её душе прячась от окружающего взгляда под солнечным светом. Только летняя ночь раскрыла передо мной маленькое чудо с счастливым взглядом, имя которому - Лада. Имя, которое будет жить в моей душе до конца моих дней.
В деревне была развита натуральная торговля - естественный товарообмен. В один из дней я, Лада и две наших деревенских сверстницы поехали на дальнюю пасеку, чтобы обменять хлеб, масло и водку на мёд. Дорога проходила большей частью по берегу мелкой и быстрой речушки, перекатывающейся по блестящим валунам, закручивающейся в водовороты и журчащей на своём речном языке что-то склонившимся к ней ивовым кустам. Несмотря на жару никто не спешил искупаться - вода в речке была обжигающе ледяной и было совершенно непонятно, как в такой воде могут жить её речные обитатели - в воде сновали стайки мальков, мгновенно исчезающие при появлении более крупных рыб с раскинутыми плавниками и горбатящимися спинами. Юркие птицы, размером едва ли более воробьёв, пикировали, как ласточки, над самой водой, ловя зазевавшихся мошек. Я приглядывал место для своего ночного похода - я был готов отправиться в него в полном одиночестве, для того, чтобы провести наедине с лесом пару-тройку ночей. Деревенские показали нам спрятанную в траве заброшенную узкоколейку - полвека назад она вела сквозь лесную чащобу через вереницу рек и озёр на болота с торфяными разработками. Выработка давно закончилась, почти все рельсы разобрали на разные хозяйственные нужды местные жители. Я твёрдо определился с решением не откладывать моё путешествие. Старый пасечник был, наверное, древнее всех людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни. Белоснежная борода его развевалась по ветру, ссохшаяся и покрытая густой сетью глубоких морщин кожа была почти коричневой от въевшегося в неё солнца. Несмотря на жару он ходил в огромных валенках с калошами, а спина его была укутана пуховым платком. Кроме него на пасеке жили два огромных волкодава, лишь приветливо помахавших вялыми хвостами при нашем появлении. "Хозяин иногда в гости приходит" - жаловался пасечник, показывая на несколько развороченных ульев - "вот и приходится держать этих дармоедов. И вообще - забывать старика стали - раньше каждую неделю народ в гости хаживал, а теперь ..." - он безнадёжно махнул рукой. Я согласился на просьбу истопить баню и попарить стариковский артрит. Но, к тому времени, когда баня была готова, дед, приняв на грудь добрых пол-литра водки, спал без задних ног. Чтоб не пропало впустую, я быстро отхлестал себя веником и уступил место в бане девушкам. В деревню мы вернулись с лоснящейся кожей и деревянными кадушками янтарного мёда. Этим же вечером я сообщил о своём решении уйти на неделю в лес. Как это ни странно, но у меня нашлись попутчики. Две наши прежние спутницы со своим городским постояльцем - восемнадцатилетним оболтусом с кукольным лицом и редкими зубами и Лада, заявившая, что поход хоть как-то скрасит однообразное времяпрепровождение.
Следующим утром, взяв с собой немного еды, две палатки и всё приготовленное мною снаряжение, впятером отправились мы по той же дороге, которая вела на пасеку, затем свернули на узкоколейку. Тут то и выяснилось, что деревенские и их оболтус идти дальше не желают, что поход нужен был им для уединения от родительских глаз, что они оставляют себе одну палатку и ожидают в ней нашего возвращения. Вдоволь поиздевавшись над "влюблёнными", мы с Ладой отправились дальше. Уже к вечеру мы приметили место для нашего лагеря. У подножия поросшего густыми зарослями малинника холма лежало маленькое - не более ста метров в диаметре озерцо, почти правильной округлой формы. Сквозь прозрачную, нагретую солнцем воду было видно чистое песчаное дно, лучи закатного солнца играли листвой нависших над нами огромных качающихся деревьев, отражающихся в нетронутой ветром зеркальной глади воды. Я поставил палатку, развёл костёр и заварил чай из малиновых листьев. Аромат чая и терпкий дымок костра разбудили в нас волчий аппетит, казалось что даже птицы стали петь тише от урчания наших желудков. Первую лесную ночь я, как и Лада, проспал - сказалось отсутствие привычки к пешим переходам - мы сильно устали.
Утренняя прохлада, лучи всходящего солнца, золотящие вершины деревьев, пение лесных птиц - пробуждение было похоже на ворота в неизведанный, чудной мир, распахнувшиеся перед моими глазами жителя миллионного мегаполиса. Серебряные капли росы переливались радужным ковром, играли с блеском умытой ими травы и очаровывали своей первозданной независимостью от твоего бытия - они были звёздами, раскинувшимися на зелёном небе под моими ногами, россыпью бриллиантов и жемчужин, приготовившейся раствориться в звенящем воздухе под взглядом волшебника-солнца. Синеватые клочья ночного тумана клубились над озером, растекаясь по берегам и прячась в зарослях кустов и деревьев. Цепочка следов, примявших траву, вела к матово блестящему зеркалу воды. Сделав всего несколько шагов вперёд, я увидел Ладу. Скинув одежду, девушка медленно входила в воду. Вода расходилась под её движением рябью восторженного приветствия, казалось это природа принимала в свои объятия отпущенную ею ненадолго в мир людей свою дочь - нимфу, русалку. Это была не просто красота - это было чистым, почти нереальным откровением перед глазами леса, смотрящими на это чудо с молчаливым восторгом. Девушка поплыла, слегка оттолкнувшись ногами от песчаного дна, поплыла так, как это сделал бы лебедь, степенно спустившись с неба. Она высоко держала голову над водой и рассекала воду плавными взмахами рук, оставляя кудрявые бурунчики на водной глади за своей узкой спиной. Доплыв почти до середины озерца, Лада перевернулась лицом вверх и замерла, едва шевеля руками. Приподнявшееся над горизонтом солнце осветило преломившимися в воде лучами дно. На мгновение показалось, что девушка парит в воздухе, над сияющей семицветными переливами радугой.
Боясь спугнуть девушку и разрушить очарование, я медленно отступил к месту нашей стоянки и тихо занялся разжиганием костра и приготовлением завтрака - лесного чая и прожаренных на углях кусочках хлеба. Вскоре подошла, закутанная в огромное махровое полотенце, Лада. На лице её светилась счастливая улыбка - улыбка счастья и восторга от величия окружающей нас природы и нашего с ней соприкосновения.
Вы, возможно, представляете, что может чувствовать горожанин, оставшийся один на один с вековыми соснами, открывающий под своими ногами красную россыпь удивительно сладкой земляники и, затаив дыхание, наблюдающий, как лесные зверюшки, совсем не боясь присутствия человека, деловито спешат по своим неотложным делам. День пролетел как одно мгновение, тысячи новых впечатлений не тяготили, совсем наоборот, наполняли радостью и будили внутри какие-то новые, ранее неизведанные чувства. День пролетел мгновенно, скрывшись как лесная птица в лесной чаще. Ночь вступала в свои права. Ночь своим пушистым покрывалом мрака укутала землю, отгородив мир вокруг нас границей, начинающейся сразу за деревьями, расцвеченными оранжевым светом костра. Я чувствовал, что там, где кончается свет и кромешная мгла густо струится между взметнувшихся к звёздному небу стволов, происходят удивительные события, значимые и такие реальные, наполняющие все закоулки души почти священным трепетом. Я долго стоял, вслушиваясь в дыхание ночного леса, а рядом со мной стояла девушка, которая кажется была частью этой ночи. Удивительные перемены вновь происходили с Ладой - сине-зелёные глаза сияли глубинным огнём, какая-то отрешенная улыбка гуляла по её вдохновенному лицу. Лада была в эту секунду за пределами нашего измерения - ночь развернула перед ней свой мир и наполнила её неслышимой музыкой звёзд. Я, как под действием сильнейшего гипноза, медленно подошел к девушке, не в силах отвести взгляд от её взгляда, который кажется был внутри меня, который заставлял гулко рваться сердце и в то же время взгляд её не замечал меня, охватив собою гигантские пространства вселенной. Я стоял уже почти вплотную, жар кожи юной девушки обжигал меня и чистая, щемящая душу мелодия скрипящих стволов лесных великанов и шороха листвы усилилась этим жаром и заполнила меня. Внезапный порыв ветра качнул вершины деревьев, я ощутил как словно искра пробежала по нам в унисон и я услышал увертюру ночной песни...
Кажется ночь растворила наши души друг в друге, мы чувствовали окружающее, как один сгусток поющих нервов. Ритмический треск горевшей древесины под аккомпанемент листвы и биение двух сердец. Это было неподвижным танцем, это было торжественным хором единения, которая подарила нам эта ночь. Взявшись за руки мы медленно кружились - это не было танцем в обычном понимании танца - наши движения неслись в унисон наших желаний и чувств.
Внезапно костёр выстрелил в небо грохочущим фонтаном искр, взметнувшимся в сторону неба и как огромный гонг прервал это наваждение. Мы вздрогнули. В нескольких шагах от нас раздался едва уловимый шорох. На границе света и тьмы неподвижно стоял огромный волк и неотрывно смотрел на нас горящим взглядом. Лада тихо вскрикнула и прижалась к моей груди, волк медленно повернулся и растворился в черноте.
Теперь я думаю, что всё могло быть совсем иначе, что ночь намеренно дала нам слиться только нашими душами, но не дала шагнуть дальше, не дала нам разрушить наше единство лавиной плотских чувств и эти волчьи горящие глаза на опушке леса были знамением ночи, которое я понял слишком поздно.
Утренняя заря пронзительно набегала на землю, вытесняя уставшую ночь. Я смотрел на восход, на моих руках спала свернувшись калачиком Лада - та, которая стала теперь смыслом моей жизни. События прошедшей ночи обесцветили дикую красоту окружающего мира - только Лада была теперь в этом мире самым важным и значимым.... Мы не сговариваясь собрали наши вещи и отправились домой - мы уже нашли то, что могла дать нам природа - мы нашли друг друга. У нас не было пышных и витиеватых признаний - мы знали всё без слов. Обратный путь был быстрым, но в эту ночь мы так и не вернулись в деревню. На месте стоянки наших отставших попутчиков нас ждала записка, что они будут нас ждать на пасеке. Мы добрели домика пасечника - тот спал на крыльце, подставив лицо лучам заходящего солнца. Со стороны бани раздавался визг и хохот. Каждый берёт от природы по своим возможностям - в том числе и нравственным.
Решено было, что отправимся по домам мы уже утром. Старик был беспробудно пьян, деревенские девки с редкозубым оболтусом тешили свою плоть, а мы с Ладой, взявшись за руки, молча сидели и смотрели на уставшие звёзды...
Ничто не пролетает так быстро, как лето. Вскоре мы вернулись в бетонные блоки городских коробок к суете повседневности. Небеса стали недостижимо высокими, а наши свидания редкими. Мы старались проводить вместе как можно больше времени, но всё равно это было лишь короткими встречами по выходным дням и праздникам. Мы строили планы на жизнь, наивные и невыполнимые. И через год Лада стала избегать свиданий, затем она внезапно приехала среди недели ко мне и, избегая смотреть на меня, сказала, что в связи с новыми обстоятельствами в её жизни, мы больше не будем видеться. Жизнь для меня свернулась в пульсирующий комок боли. Это было намного больнее, чем потерять ногу или руку - мне казалось, что у меня вырвали сердце. Длинными бессонными ночами, мечась в темной комнате от стены к стене, как смертельно раненый зверь, я рисовал ужасные картины кровавой мести Ладе и её воображаемому избраннику. Я разбивал свои кулаки в кровь о стены, я читал справочники по отравляющим средствам, я носил в кармане свинцовую болванку. Я приезжал к её дому и как рысь, прячась в кустах, пытался выследить человека, укравшего моё счастье.
К счастью я не предпринял ничего серьёзного и не решил малодушно лишить себя жизни. Но одну главную ошибку я совершил - я не решился на повторный, откровенный разговор. Я поступил в медицинский институт и ночами стал работать на "скорой помощи", продвигаясь по служебной лестнице вместе с повышением знаний. Так прошло два года. Теперь мои ночи полностью принадлежали работе - я жил в мире крови боли и смерти, которые заглушали мои собственные страдания. Я познакомился с милой, но совершенно неинтересной мне женщиной и решил, что брак по принципу "стерпится - слюбится" вылечит червя, грызущего меня изнутри. У нас не было "ночей" - я не воспринимал её как близкого мне человека.
За пару дней до нашей свадьбы я, изрядно напившись, тупо смотрел из распахнутого окна своей квартиры на пролетающую мимо меня жизнь - густой людской муравейник, снующий далеко внизу и совершенно равнодушный. Ночь захватывал с боем городские кварталы, подавляя вспышки яростного сопротивления электрического света в окнах. Окна сдавались на милость победительнице ночи и гасли, погружая в темноту геометрические траншеи улиц. Алкоголь, как паровой молот, бил в мозгах, выбивая из меня все мысли...
Круглая бледная луна издевательски смотрела на пораженный город, заливая мир под собой синим мертвенным светом. Во мне закипела ярость и я дико закричал звериным криком, переходящим в вой, на эту луну, на эту ночь, на эту жизнь... И луна, откинув со своего лба прядь непослушных русых волос, виновато посмотрела на меня своими сине-зелёными глазами. Вцепившись побелевшими костяшками пальцев в подоконник я кричал луне: "За что! Зачем ты сделала это! Зачем ты разбила мою жизнь и лишила её смысла! Что я сделал неправильного, в чём моя вина!". Я глотал солёные слёзы и кричал... Тогда луна успокаивающе протянула ко мне свои руки, и тихо ответила: "В том, что произошло, не виновны ни ты, ни я... Судьба распорядилась так, а пенять на судьбу - пустое занятие. Но я заклинаю тебя, во имя нашей любви, не рви свою душу... Теперь рядом с тобой есть человек..."."Нет!" - закричал я - "Эта женщина мне чужая! Я не могу жить без тебя!". Луна грустно улыбнулась и продолжала: "...который любит тебя и за которого ты сейчас в ответе. Мне не объяснить тебе сейчас, что я чувствовала, разорвав наши отношения. ты должен жить, жить во имя нашей любви, во имя тех минут, которые мы принадлежали друг другу... Я пришла проститься с тобой и попросить прощения за твою боль. Так было нужно...". "Кому!??" - закричал я, но черная туча мгновенно закрыла собою луну и сквозь свист ветра я услышал далёкий вой одинокого волка.
На утро после пьяной свадьбы раздался звонок в дверь. На пороге стоял отец Лады - поседевший, постаревший... "Три дня назад Лада умерла. Она хотела, чтобы ты пришел на похороны и просила передать тебе вот это..." - он протянул мне костяной медальон с эмалевой росписью. На фоне сияющей звёздами ночи танцевала маленькая фигурка девушки, в которой без труда узнавалась Лада, а у её ног лежал огромный волк. Плечи отца вздрогнули и он добавил: "У неё тогда обнаружили рак и она запретила нам говорить тебе об этом."