Пустота
Я проснулся уже далеко пополудни. Лучи солнца едва пробивались сквозь мутную пелену серых облаков. Очередной никчёмный день вступил в свои права. В спёртом воздухе прокуренной комнаты висела неосядающая пыль. Первое свидание. Тысячелетний кофейник со своим холодным кислым содержимым. Грязная жижа с сахаром. Протестуеще ноет желудок. Перебить отвратный запах кофе сигаретой.
Опять эти невыносимые крики. И что ему надо? Проклинаю тот день, когда принес эту птицу домой. Наивное желание иметь рядом живую душу. Гулко хлопает железная дверь подъезда. Почему они делают это? Разве эти итальянцы и албанцы не понимают простого человеческого желания покоя. За окном истошно воет автомобильная сигнализация, но её перекрывает набежавший рёв пожарного автомобиля. Пожара! Огромного, сжирающего всё на своём пути пламени - вот чего не хватает этому шизофренически буйному городу. Дотла.
Очень трудно заставить себя заниматься хоть чем-то. Я подхожу к компьютеру - единственному настоящему члену моей семьи, моему продолжению, моему второму я - и включаю его. Смотрю на экран, перебирая старые и новые фотографии.
Мои знакомые. Хорошие, добрые, разные. Глаза, улыбки. Пресные штампованные выражения лиц. С большинством из них я уже не общаюсь. Очень быстро привыкаешь к тому, то эти знакомства и романы ни к чему не обязывают, что люди - масса, до удивления однородная... Этакие овечки Долли. У всех до искомы одинаковые интересы, одинаковые реакции, одинаковые поступки. Первое впечатление как правило весьма обманчиво, но уже через короткое время видишь, что и эта яркая звёздочка вырезана из фольги и начинаешь отдаляться от неё, теряя вспыхнувший было интерес. Но довольно ворошить ненастоящее прошлое.
Созидание. Написать что-нибудь - стихотворение или полезную программу, обработать вчера отсканнированную картину, ещё из той, из прошлой жизни... Пустота. Выйти разве пройтись? Сколько дней я уже не был на улице? Дайте подумать... О, почти неделя прошла! Купить сигарет, кофе и сахар, не забыть дюжину яиц... нет, только не яйца. От этой пищи уже воротит. Пожалуй пойду в ресторан.
Принципиально не хожу в "русские" рестораны. Противно наблюдать во всех (или почти во всех) одну и ту же картину - распахивающий объятия хозяин (или главный повар, или старший официант, или...) подбегает к каким-то ошарашенным гостям с криком "Монечка и Сагочка, как давно я по Вас соскучился!" и весь вечер надоедает своим знакомым болтовнёй, "навечно" подсев к их столику и забыв про бритые морды с "загнутыми пальцами", перед которыми ещё пять минут назад он угодливо тряс своими поджилками. Да и сама кухня этих ресторанов напоминает засиженный мухами "общепит" семедисятых годов прошлого века, тогда, в другой жизни. " Сёмочка, у нас сегодня великолепная севгюжечка! Не желаете!?" Пятидесятилетний "Сёмочка" вяло сопротивляется, но ему уже несут жирно-засаленную рыбу, по каким-то причинам не выставленную на позавчерашний банкет. Гадость.
Хочется чего-нибудь нового.
Я подхожу к телефону и набираю длинный как дорога до луны и незапоминающийся номер. С третьей или четвёртой попытки, я попадаю к своему абоненту. "Жень-да-ху!" вместо приветствия выкрикиваю я и голос на другом конце провода закатывается истерическим смехом. Она до сих пор не может спокойно переносить мои "познания" в китайском языке, для неё это всегда маленькая комедия в исполнении странного человека. Я слышу, как она кричит своему бойфренду -"I shall be engaged today! I take romantic appointment with marsian!" и судорожно хохочет. Её инфантильный обесцвеченный желтокожий ухажер что-то протестующе журчит на своём языке, и я представляю, как она, в припадке веселья, показывает ему средний палец. Возможно когда-нибудь этот китаец зарежет меня в каком-нибудь проходном дворе, разбрызгав мою кровь по стенам, расписанным хаотичным граффити.
Я заезжаю за ней через почти три часа, пропустив под колёсами мосты и шлагбаумы. Она ждёт меня на крыльце своего бесформенного дома, закутавшись в кожу и никель. На втором этаже колышется штора, за которой, возможно, китаец шлёт на меня все заклинания и проклятия своего народа.
Она садится сзади, обхватывая меня своими худыми, почти прозрачными руками и я трогаюсь. Тяжелая "хонда" почти не чувствует этой невесомой прибавки и мы с ужасным рёвом и тарахтением влетаем на turnpike. Я правильно решил не ехать машиной. Многокилометровая пробка мёртво стоит, распространяя удушливую вонь большегрузных машин. Юрко лавируя между ними я лечу к своей цели, ведомый стоном пустого желудка. Мосты, тоннели...
Въёхав в город я полностью отдаюсь в руки моего заплечного штурмана, поминутно хлопающего меня по спине и указывающего направление. На одной из улиц нас обгоняет пара хромированных и немытых рокеров, озлобленно бросающих мне через плечо -"You probably dirty jew, besides and with chinese beatch" Я радостно вскидываю руку в нацистском приветствии, а моя пассажирка крутит средними пальцами и ржет. Злобно оглядываясь на скучающего полицейского, наци срываются с перекрёстка и улетают в даль, теряясь в желто-гудящей сутолоке такси.
Ресторан, который нашла Сью, действительно удивителен. Войдя в неотмеченные кричащей вывеской двери, я глохну от навалившейся тишины. Через несколько минут только я начинаю различать слабый звук аморфной азиатской песни и видеть вокруг происходящее. Зал практически пуст. Я не замечаю, как с меня стаскивают пыльную куртку и сажают за стол. То, что я принял за традиционную статую святого оказалось древним, как сама история китайцем, слепо глядящим перед собой и улыбающимся чернозубым ртом. Даже не предложив меню, нам приносят какие-то блюда - я вопросительно смотрю на свою попутчицу, но она, забыв про меня, уже жадно ест. Я тоже пробую. Разительное отличие от расплодившихся "чайнизов" - я, даже не понимая, что же это такое, практически не жуя проглатываю таящую во рту пищу. Я сыт, как буйвол на июльском пастбище. Решив, что пора уходить, я ищу глазами официантку, но Сью дёргает меня за рукав и отрицательно качает головой.
Откинувшись на отполированную тысячами спин дубовую спинку, я начинаю ждать. Удивительно, но недавно ещё почти пустой зал полностью забит молчащим народом, люди стоят в проходах и вдоль стен. Ни одного белого или черного лица, везде чёрный блеск раскосых глаз. Неуютно.
Внезапно раздаётся шепот. Все начинают оживлённо обсуждать незамеченное мною событие. Меня тычут в бок и показывают на старика. Тот медленно встаёт и кланяется, затем так же медленно садится. Незаметные официантки разносят черные и красные шары, раздавая их взамен зелёных, шелестящих купюр. Я начинаю понимать, что это вовсе не ресторан, а какой-то подпольный тотализатор, что обед действительно не стоит денег, что главное здесь - неизвестная мне игра. Я покупаю черный шар. "This is illegal?" Моя спутница расширенными зрачками смотрит на старика. Снова тишина.
Перед стариком, так же слепо улыбающимся, ставят маленький столик с круглым, расписанным непонятными символами подносом. Музыка звучит громче, две, одетые в что-то национальное, китайские женщины начинают медленный танец. Толпа напряженно молчит, загипнотизировано покачиваясь вслед их движениям. Внезапно старик начинает медленно поднимать сморщенную руку над подносом. Раздаётся всеобщий вздох, похожий на тысячелетний стон. На поднос падают белые кости, расписанные непонятными иероглифами. Стоящая рядом с нами женщина начинает истерически выть, медленно опускаясь на пол, китаец средних лет с утробным рёвом бросается в сторону старика, но чей-то точный, вылетевший из темноты удар, останавливает его, и он, как парализованный, замирает с выпученными рыбьими глазами. Оказывается мы в выигрыше. Красные шары летят в корзины, а владельцам черных шаров вручают конверты с хрустящими купюрами и непонятной открыткой с белым драконом. Перед нами, глядя на мою белую кожу замешкиваются, но злобное шипение Сью подстёгивает их, и я получаю свой конверт.
Мы выходим на потемневшую уже улицу. Моя спутница тычет пальцем в открытку -"Tonga! The winner will receive all!". Я пожимаю плечами. "Мы придём сюда ещё раз?" - "In the following life probably"
Вечер густо вступил в свои права. Я предлагаю разъезжаться по домам, но Сью начинает хныкать и тащит меня за рукав. Боже, опять эти ненавистные клубы. Мы спускаемся в подвальное помещение. Бешенный ритм впивается в каждую клетку моего тела. Возможно я уже стар для этого. Сидя за стойкой бара я наблюдаю за поглощенными трансом людьми. Сью несколько раз подбегает ко мне и с расширенными зрачками пытается втащить меня в этот отрешенный от реальности организм, но я отказываюсь. Она похоже уже набралась этой белой дряни.
Вскоре я вижу, как громила выставляет скорчившуюся мою спутницу на улицу и выхожу за ней. Она посерела, она навалилась на стену. Её рвёт. Сажу её в такси и, расплатившись заранее с водителем, отправляю её домой. Меня охватывает чувство усталости.
Зайдя домой вижу укор в глазах моего питомца. Когда-нибудь я сверну ему шею.
Жутко ноет изломанная спина, отдаваясь стучащейся болью в затылок. Впереди очередная бессонная ночь. Бодрый скрип и жужжание модема.
Общение. До чего они разные, до чего непонятными мне проблемами заняты их умы. Театр общения. Каждый надевает понравившуюся ему маску и живёт этим суррогатом. Комплименты, признания, объяснения в любви, заумные разговоры ниочем.
Каким-нибудь утром я снова сяду в машину, и, пытаясь вылезти из этой тины, брошусь глотать бесконечные мили дорог, в надежде остановиться только тогда, когда пойму, что уже достиг этой, ещё неизвестной мне цели.
8:34 AM 03/27/2000 New York