Прежде всего, замечу, что я берусь не за свою дело. Я абсолютно невежественна во всем, что касается философии, да и с историей знакома неважно. Поэтому объективно оценить и как следует разобрать повесть Сергея Алхутова «Царь и Пес» я не в состоянии. Но тем не менее, поскольку, как видно, никто, кроме меня этим заниматься не хочет, вы читаете (надеюсь, что читаете) вот это. Все, что у меня есть – определенный вкус, специфический багаж книжного знания и то, что я привыкла называть своим аналитическим умом. И пусть читатель будет ко мне снисходителен.
Итак, «Царь и Пес». За два месяца, которые эта повесть провисела на Прозе.ру, она получила всего три рецензии, причем две из них написал сам автор. Почему так мало – можно только догадываться. Думаю, прежде всего дело в лени. Лень читать, а для чтения этой повести необходимо приложить некоторые усилия, лень думать, а без размышлений «Царя и Пса» и читать не стоит, и, конечно, – лень писать длинную и умную рецензию.
А рецензия обязательно должна быть длинной и по возможности серьезной.
Можно только поражаться смелости автора – тому, как он смешал в одном, не таком уж и объемном, произведении судьбы стольких Великих, что другим хватило бы и на несколько романов. При этом Великие – Александр Македонский, Диоген Синопский, Сиддхартха Гаутама, известный также как Будда, и философ Лао Дзы, о котором Советский Энциклопедический словарь скромно умалчивает – уживаются прекрасно, несмотря на расстояния и времена, некоторых из них разделяющие.
Но мало автору того, что он соединяет несоединимое – Античность и Восток, родную нашу Грецию, из которой выросла европейская, христианская культура и чуждую, неведомую Индию, в религиях которой разбирается только посвященный, - нет, он добавляет в это немыслимый коктейль еще и некие современные элементы. Регулярно употребляемое Александром и Диогеном в разговорах слово «фигня», забавную этимологию которого приводит философ, упоминание о русских космонавтах и так далее.
Эти несоответствия необходимы, они связывают текст и позволяют читателю улыбнуться после многотрудных размышлений о строении бытия. Кроме того, они вырывают эти размышления на качественно иной уровень - прикладной, повседневный. Правда, автор зачем-то оправдывает эти якобы «огрехи» повествования в предисловии, подобные которому часто встречаются в современной, а особенно не очень, литературе. «Предлагаемый вашему вниманию текст содержит в себе ряд косвенных свидетельств о собственном происхождении». Происхождение самого этого вступления я не поняла – вряд ли автор действительно пытается извиниться за качество текста. Что это? Возможно, намек на очередное, современное нам, воплощение кого-то из героев повести, который и рассказал нам эту историю. Если так, то ерунда – не стал бы никто из них ничего писать. Вот еще, баловаться.
Повествование состоит из трех линий – двух сюжетных и одной бессюжетной, поэтической, которая постепенно превращается из довольно легкомысленных, ароматных, весьма вещественных описаний природы в глубокие философские размышления, которые в конце концов цементируют воедино первые два сюжета – рассказ о взаимоотношениях великого Царя Александра и Пса – Диогена, и историю великого царя древности Сиддхартхи, которой Пес постоянно развлекает царя.
Параллели, на первый взгляд, совершенно очевидные, может провести каждый читатель – царь Александр и царь Сиддхартха, философ Диоген и философ Лао Цзы, собеседник царя, своеобразное олицетворение его совести и сомнений – Кратет, бывший ученик Диогена, в первом случае и Ананда, брат Гаутамы – во втором. Эти аналогии прозрачны, автор старательно связывает их в течении всей повести – слишком старательно, на мой взгляд. Но все это обман, мистификация, раскрывающаяся ближе к концу. На самом деле не Александром становится Сиддхартха там, на побережье теплых морей, а Диогеном. А его верный, хотя и не лишенный язвительности брат Ананда перевоплощается не в флегматичного Кратета, а в самого Александра. Происходит своеобразное смещение установившихся в голове читателя понятий, и Лао Цзы, которого так хотелось бы отождествить с Псом, остается без «пары», продолжая тем самым цепочку в прошлое, точно так же, как Кратет, бывший киник, продолжает ее в будущее. Черт возьми, хотела бы я знать, кем он станет – Шекспиром? Наполеоном? Как в детском стишке:
В каждом сыре – много дыр
В каждой дырке – целый мир
В каждом мире – круглый сыр
В каждом сыре – много дыр
И так далее.
Повествование, кажущееся до сих пор таким гармоничным, симметричным, уравновешенным, вдруг перекашивается и катится куда-то за рамки повести, побуждая читателя размышлять, может быть, сильнее, чем длинные, не всегда понятные философские отступления.
Но вместе с тем мне кажется странным – Ананда, умница и меланхолик, вдруг становится вспыльчивым царем, серым и нечутким. Развития личности нет – или может, он провинился где-то в промежуточном воплощении и откатился назад?
Так что думается мне, все-таки главным героем остается Сиддхартха – Пес, чье медленное – на протяжении веков – развитие мы видим. Как Диоген он просто великолепен. Впрочем, плох был бы тот автор, что не смог бы сделать любопытной фигурой своего повествования эту личность, если даже Советский Энциклопедический Словарь пишет о нем, как о герое многочисленных анекдотов. Редкий талант – популяризировать знание, тем более философское.
Правда, Сиддхартха мне кажется немного плоским. Автор связывает его рождение и его превращение в Пса довольно тяжеловесной, хотя и весьма восточной аллегорией. Слишком прямолинейно – Сиддхартха –дерево, имевшее когда-то два ствола, один из которых, основной – его философские задатки – был срублен, в то время как другой – его политические способности – был силен и могуч. Так прямым текстом в повести и написано. Слишком откровенно - тем более, что сказано это про того, кто стал потом хитроумным Диогеном. Из-за этого в нем нет пластики – он и Царь и Пес одновременно, причем эти два начала существуют в нем отдельно, не перемешиваясь и видимо друг с другом не взаимодействуя. Эта мысль не так и плоха сама по себе, но такой Сиддхартха негармоничен, несимпатичен, на фоне естественных и фантастических переплетений сюжета он кажется инородным телом.
Это – об основных линиях. Побочных ассоциаций возникает при прочтении сколько угодно, подозреваю, что автор на них в основном не рассчитывал. Например, фраза Диогена «И запомни, Александр, что на войне есть только один победитель — тот, кто сдался» заставила меня вспомнить «Уловку-22» и безнравственного старикашку-итальянца, который говорил молодому интеллигентному американскому солдату: «Дались же вам эти военные выигрыши. А на самом-то деле вся штука в том, чтобы уметь войны проигрывать, чтобы чувствовать, какую войну можно проиграть». Уход Александра, оставившего умирать вместо себя безродного бродягу, в философы напомнил мне другого царя Александра, который якобы ушел в старцы, инсценировав собственную смерть. В этих ответвлениях основной мысли есть маленький секрет – автор должен уметь бросать идею на полуслове, чтобы читатель сам ее додумывал – из этого рождаются такие любопытности, что просто диву даешься. Сергей Алхутов этим секретом владеет вполне – уж не знаю, сам ли он научился, или ему помогли древние его приятели.
Стилистических его наставников я определить не берусь. Длинные периоды философской части напомнили мне Фолкнера – но не самим стилем, а скорее, трудностью чтения и тем удовольствием, которое я получала, когда наконец-то их побеждала. Нет, нет, не буду рассуждать на эту тему. Не получится, пусть этим литературоведы занимаются. Кроме всего прочего, из меня плохой критик еще и потому, что я не могу отличить – где собственно идеи автора, а где – идеи прототипов его персонажей. Мистифицировать меня можно сколько угодно.
Напоследок скажу, что, несмотря на всю мою радость от знакомства с этой повестью, нельзя не пожалеть, что она впервые увидела свет на Прозе. Место, знаете ли, не совсем подходящее.