Сидела Маша в горнице у окошка, день был жаркий, тяжелый, а горнице - хорошо, прохладно. Жирная муха лениво ползла по замутненному окну, на подоконнике в крынке кисло молоко, чтобы потом им выводить веснушки.
Глядит Маша во двор, там лохматая собака греется на солнцепеке, а больше никого. Стало Маше скучно в окно смотреть, почесала себе живот и взяла зеркало. Глядится в него, глядится, рожи всякие строит, собой любуется. Тятенька с маменькой в город за покупками уехали, велели Машке телят на лугу пасти, а она в горнице сидит, рожи строит. Телята в стойле мычат, а она собой любуется. Нехорошо, конечно.
Вот смотрит она на себя и думает: “Ай да красавица! Глаза голубые, коса длинная, шея лебединая, ай да красавица!” Так собой засмотрелась, что не заметила, как кошка их, Мурка, забилась в угол, зашипела, а в народе известно - это верный признак, что нечистый где-то рядом бродит, душу ищет.
Лежит, значит, Машка, живот чешет, на себя смотрит, пальцами на ногах шевелит. Вдруг слышит - стук в дверь, ну она и думает: “Тятенька с маменькой вернулись, прибьют сейчас!”. Соскочила с лежанки и бегом к двери.
- Кто тама? - спрашивает, а ей оттуда мужской голос:
- Божий странник, девушка.
Кошка тут фыркнет, а Машка ничего не замечает. “ Слава богу,” - думает - “ не тятя”. Вот и отперла дверь, отперла и ахнула. Стоит вместо седого старика молодой парень в красной рубашке, в красных штанах, ладный такой. Высокий, безусый еще, телом крепкий - ладный парень.
Ахнула Машка и смутилось чего-то, покраснела даже. Глазки опустила, ножкой по полу водит, ну только пальцем в носу не ковыряет. Парень видит, что девушка стоит в таком онеменье и говорит:
- Дай, красавица, воды напиться.
Машка нюни распустила, да как побежит за ковшом, только пятки сверкают.
- Вот, - говорит, - пейте.
Тот взял, пьет, пьет, а сам все смотрит на Машу. Машка смелости набралась и тоже ему в глаза взглянула, глядит, а у него один глаз черный, а другой зеленный, но дура Машка и тут ничего не почувствовала. А кошка, прямо, благим заливается, Машка ее ногой и пнула, чтобы не орала.
- Спасибо, красавица.
- Да не за что, ушо принести?
Дай Машке воли, она бы ему и бочку прикатила. А парень ей говорит:
- Да я, красавица, устал маненько, жарко-то как! Пусти меня отдохнуть.
Ну Машка тут чуть от радости не померла.
- Проходите, проходите. Сюды садитесь.
И за руку его прямо на лежак посадила. Сама думает: “Ну чо тут плохого? Посидит странник, отдохнет.”
Лежит парень, лежит, и Машка на тубурете перед ним сидит и глаз с него не сводит. Отвернется, щеки потерет, чтоб румяней были и снова на него смотрит. Телятки мычат, кошка язык высунула, бегает, а она все дура смотрит.
Ну парень-то, конечно, сначала спать хотел, даже глаза закрыл, похрапел маненько, но не спиться ему. А как тут уснуть, если Машка на него глаза выпучила и слюни пускает. Он тогда говорит:
- Сядь ко мне, красавица, я тебе сюрприз подарю.
Маха рот открыла. “Чо за сюрприз?” - гадает. А парень все продолжает “Сядь, да сядь.” Ну Маха наша и села, а он вынимает из кармана бусы, красивые такие, красные, а посередине большой зеленный камешек.
- Примерь, - ей предлагает и глазом своим зеленным, будто из пистолета в нее стреляет.
Петухи в курятнике вдруг как загогочут, словно гуси, а кошка как залает! Ужас! Тут-то до этой Машки начало что-то доходить, страшно ей стало, а парень взял да и одел ей бусы на шею. Что тут случилось! Страх божий! В горнице потолки затряслись, свет за окошком померк, взошла луна кровавая, и вороны каркают. Ничего Машка не видит, креститься хочет, а рука не поднимается. “Куды ж я попала?” - думает. Бусы красные на шее горят, будто глаза чьи-то злобные. От такого страха Машка как закричит, словно индеец какой на тропе войны. Кричит, кричит - заливается, горло надрывает. Вдруг откуда-то сверху голос громкий:
- Замолчи!
Ну, Машу нашу не остановить. Голос снова:
- Молчать!
Да так грозно сказал, что Машка приткнулась. Сидит, губу прикусила, ничего понять не может. Тут немного светлей стало. Видит Машка, что она уже не в горнице, а в большой зале, кругом огни горят, с потолков змеи свисают, на полу лягушки прыгают, и кошка Мурка тут же терется. Посередине стул стоит высокий, золоченный, а внизу лежит дракон и изо рта жар пускает. Ну, от всей этой картины Машка глаза скосила и в обморок бухнулась. Лежит... по ней уже и лягушки скачут, а она все лежит, только глаз один открыла и глядит, чо вокруг деется. Видит, что змей в воздух поднялся, три раза повернулся и в дядьку обернулся. Сел дядька на золоченный стул. Костюм у дядьки из змеиной чешуи, на руках ногти длинные, нос крючком, один глаз черный, другой зеленный. Вокруг стула маненькие такие человечки с рожками и копытцами шебушатся чего-то, радуются. Дядька жест сделал рукой, те с рожками и затихли. Дядька говорит, а голос у него трубный такой:
- Встать!
Машка думает: “Кому это он говорит?”. Лежит, не двигается, а бусы на ее шее засверкали и супротив воли ее подняли. Ну ладно, стоит она, не шелошится. Дядька как рявкнет:
- В чем грешна?
Машка аж подпрыгнула от страха, а сказать ничего не может. Но тут маненькие как залепечут:
- О, великий! Она ленива, с родителями непочтительна и мысли дурные имеет.
Действительно, у Машки тут на ум самые дурные мысли полезли: “А не в аду ли я?”. А маненькие продолжают:
- В прошлом году у тяти рубь сперла и помады себе купила, позавчерась с хромым Лешкой у сарая целовалась, всю крынку с медом слопала, а мамке сказала, что воры покрали... - и так далее и тому подобное.
Машка думает, чтоб такое в оправдание сказать, а тут стерва Мурка громко так говорит:
- И меня сегодня ни за что ногой пнула.
“Ну, - соображает Машка - без костра здесь точно не обойтись”. А самой в огонь, ой как не хочется, вот она и вспоминает, чего ж она такого хорошего сделала. Тут ей дядька (самый главный, значит, диабл) говорит:
- Признаешься в грехах?
Машка бухнулась на колени, лбом о пол три раза:
- Признаюсь, - говорит.
Диабл хитро так улыбается и шипит:
- Гореть тебе вечно в адском огне, блудница!
А Машка как заорет, что дядька уши руками закрыл:
- А-а-а! Слово хочу сказать!
Дядька поморщился, но согласился, видно у них так принято. Машка встала, одну руку в бок, другую перед собой вытянула (не тушуется, молодец!).
- Я дома полы мою (пальчик загибает), вчерась грядку луковую полола (полола, как же, тараканы бы со смеху померли, но пальчик все равно загнула), надысь тяте спину за просто так чесала и вообще ночью не храплю!
Говорит она так, говорит, пальчики загибает, набралось у нее так пальчиков девять, но тут она в раж вошла и как закричит:
- А как на прошлый год зоопарк аглицкий приезжал, я каждый день ходила и шимпанзу их волосатую капустой кормила!
И давай кулаками махать, осознав, что не Маха она, а прямо какой-то ангел божий. Диабл позеленел весь, лицо у него как трава стало, и чуть ли не креститься начал.
- Изыди, изыди! - кричит.
А Машка прет, как паровоз, и кулаками махает, горлопанит и глаза к небу закатывает. Тут от дядьки прямо пар пошел, а Машка не унимается, тогда диабл как закричит:
- Прочь отседова, истеричка параноидальная!
Опа, а вокруг все снова померкло, но Машке нашей не привыкать, стоит себе спокойно. Светать начало, смотрит - огней нету, снова она в горнице, с потолков змеи не свисают, за окном солнышко и Мурка лежит в углу, лапу облизывает. Будто и не было ничего. Машка о бусах вспомнила, за шею хвать - нету никаких бус.
То ли это взаправду было, то ли нет - не поймешь теперь.