Несу вам благую весть

Пабло Габриэлян
God is near.
Дж. Хэрриот


-Несу вам благую весть!
"Лять, что я несу", - фраза приходила на ум каждый раз, когда он дорывался до кафедры и приступал к проповеди. Федору было хреново, он чувствовал, как наливаются горячей стыдной кровью скрытые волосами уши. На глаза его навернулись слезы стыда, и прихожане тихонько, но различимо загомонили, покоренные проникновенной влагой, бегущей по лицу пастыря. Задавив скребущий в горле приступ кашля, Федор продолжил:
- Близится Очищение, Метаморфоза! Братья и сестры, Апофеоз нашего земного Существования... - язык отделился от разума и продолжал молоть привычную чушь в режиме полного самоуправления и хозрасчета. Федя зажмурился от отвращения к себе, вызвав новый приступ одобрительного шелеста по ту сторону кафедры. Он хотел бы заскрежетать зубами, но не мог, поскольку вошедший во вкус язык сноровисто отталкивал челюсти, не давая им сомкнуться. Язык учинил эффектную паузу в речи и в этот момент передышки Федор изнеможденно застонал (ответный стон одурманенной аудитории). "Разве ж можно так жить?" - подумал он, - "но если не так - то как иначе?"

Иначе жить Федор Михайлов уже не умел.

* * *

На втором курсе университета Федя впервые заинтересовался теологией. В сугубо практическом аспекте - изредка его спрашивали, верит ли он в бога, а он и не знал, как ответить в точности, как описать свои чувства. Ему становилось неловко, а попадать в неловкие ситуации он крайне не любил, потому как всегда был остер на язык и быстр на ответ. Сеч* выдал на хитрющий ограниченный запрос о верованиях и религии три дюжины документов. Во втором из них Федор раскопал определение агностицизма. Все, дальше искать не стоило, он уже нашел это полузнакомое, некогда непонятное слово, которое превосходно описывало его точку зрения на божественное.

Федя в бога никогда не верил. Не потому что считал, что "бога - нет", а потому что не знал в точности - существует ли он. А верить домыслам он попросту не умел. Теперь он еще и знал, как это называется, и на вопросы о верованиях отвечал, выдерживая особое солидное выражение лица: "Я нахожусь на позициях слабого агностицизма", - или: "Я слабый агностик." Вторая фраза звучала хуже, не так внушительно, да и могла ошибочно навести на мысль, что слаб сам Федя.

Федя был рационалист, педант и бог знает кто еще. В общем - жуткий зануда. У него все всегда было распланировано и упорядочено. На поиски определения себя он отвел час с четвертью, а решил эту нехитрую задачу минут за пять. Делать было нечего. От скуки и неумения на лету найти себе занятие он принялся просматривать выплюнутые компом** ссылки. Так рождаются увлечения рационалистов.

Гибкости и текучести у Федора никогда не наблюдалось. Элементом его была земля, и весь он походил на каменного голема необычайно. Не только внешне, но и внутренне - привычки его, однажды появившись, оставались с ним надолго.

* * *

Оттрубив шесть лет на геологическом, свежепроштемпелеванный магистр Михайлов остался без работы. После февральского экономического кризиса и апрельской революции стране не нужны были геологи. Стране были нужны в основном рекруты. К июлю волна восстаний, путчей и переворотов прокатилась серией вспышек по всей Восточной Европе и, дойдя до едва утихомирившихся пару лет назад Балкан, сдетонировала, втянув в очередную тотальную войну не только весь Запад, но и многие исламские государства Ближнего Востока. Четыре месяца всему миру были нужны только солдаты. А когда во внезапном отрезвлении все стороны мгновенно замерли, не заключая коварных перемирий, а просто прекратив все боевые действия, когда робкий мир медленно разливался по ошарашенной планете - стране уже не был нужен никто.

Михайлов плохо помнил войну. Еще четвертого апреля, в первый день революции, его подстрелили повстанцы, когда он пробирался на базар в надежде стащить что-нибудь съедобное. Госпиталь оказался спасением для него - денег у него не было, и взяться им было неоткуда. Он голодал. В госпитале же его, кажется, как-то кормили.

Федор мало-мальски пришел в себя лишь к середине декабря того же года. Его выписали, и выйдя из госпиталя, он увидел лежащий в руинах мертвый незнакомый город. Он не знал, где он, что произошло. Он не знал, как жить дальше, и это было самое ужасное. Неделю Федор существовал впроголодь, питаясь редкими случайными подачками. Он блуждал по городу в поисках какого-нибудь занятия, которое могло бы его прокормить, но не мог найти ничего. За это время он не видел ни одного человека, которой делал бы хоть что-нибудь. Единственным источником пищи была "гуманитарная помощь" из стран, избежавших вмешательства в войну, но ее не хватало даже на то, чтобы прокормить хотя бы четверть населения.

На седьмой день привольной жизни Федор вышел на площадь, вскарабкался на цоколь раздолбанного памятника Второму Президенту и глубоким, могучим голосом сказал так, что его услышали все живые скелеты, бесцельно бродящие по окрестностям: "Несу вам благую весть!"

* * *

Федор Михайлов не понимал, что это такое - божественное откровение. Открывшееся ему во вспышке озарения было сугубо земным и плотским - он дьявольски хотел жрать. Он хотел жрать, чтобы жить. Он хотел прожить долгую, спокойную жизнь (и при этом ежедневно завтракать, обедать, полдничать и ужинать) и умереть в глубокой старости дряхлой, слепой и пердящей развалиной. Сыто пердящей. В одиночку он ничего сделать не мог. Ясный ум Михайлова пыхтел над задачей все эти дни. После чего Федор взобрался на памятник и начал свою первую проповедь.

Так родилась Церковь Священного Откровения, которую про себя Федя с болезненным сарказмом именовал "Церковью Священной Жратвы".

Пригодились увлечение теологией и жесткое логическое мышление. Идея была старая, примитивная и стройная: Грядет (sic, "Г") Второе Пришествие, Грешники будут Покараны и Низвергнуты в Геенну Огненную, а Посему да Искупим Грехи наши, братья и сестры. Времени нифига не осталось уже, типа. И тэ дэ. Федор сам уже не помнил, чего навыдумывал, ему это уже было не нужно - язык знал материал за него, а он лишь мучался совестью.

Все произошло само собой. Число приверженцов новорожденной церкви возрастало с чудовищной силой. Получившие Идею люди встрепенулись и развили бурную деятельность. Это казалось бессмысленным, это было бессмысленным, и все-таки они сотворили чудо. Они не смогли спасти всю страну, но изрядную часть им удалось вытащить из черной ямы апатии и отчаяния. Фанатики церкви пахали, вкалывали, суетились, дохли сотнями и тысячами, но продолжали работать для общего блага до самой смерти. И общее благо наступило. Федор понял это в тот день, когда впервые за долгие годы не почувствовал голода. Он возликовал, но ликование его было недолгим. Скоро он понял, что стал узником собственного обмана.

* * *

Каждый людь - существо невероятно сложное, совершенно непонятное и абсолютно непредсказуемое. Все эти годы Михайлова жрала совесть. Он, чертов агностик, проповедует. Он заталкивает в чужие мозги то, во что сам не верит. Это его бесило. Его мечта о сытой жизни сбылась, и это было кошмарно. Как, впрочем, и подобает сбывшимся мечтам.

"Ha ha! Charade you are!.."

В тот воистину прекрасный день Федор Михайлов взобрался на кафедру, солидно вздрагивая пузом. Раскрыл рот и внезапно до крови вцепился зубами в свой подлый язык. Небо обдало вкусом теплой меди. Федор иcторг чудовищный скрежет, сломал левый верхний клык и заорал в светящиеся надеждой лица, в подмигивающие красными глазками камеры:
- Слушайте, придурки! Я вам лгал!
Тишина, только придушенное сопение.
- Я лгал вам! - Федор рванул свою рясу первосвященника, раздался треск и уродливая тряпка поползла, открывая взорам прихожан бледную дряблую плоть. - Не будет вам никакого пришествия! Нету никакого гребаного бога, а если и есть, так никогда он к вам сюда на заглянет.
В зале кто-то ебнулся в обморок.

Федя с радостной ухмылкой слез со своего насеста, плюнул на него и выпорхнул из залы, чувствуя себя легким и счастливым, аки птичка певчая.

* * *

Он вышел с черного хода, рыдая от счастья отбросил сорванную с плеч нелепую хламиду, рухнул на колени и с воплем "Свобода!" подставил лицо бьющим сквозь облака серебристым лучам.

Но это было не солнце.

Гельветикой десятитысячного кегля протянулись поперек всего неба нестерпимо блистающие слова: "Бог есть. Бог уже близко."

- - -

Послесловие автора

Пока я писал этот рассказ - мне было хреново. Я чувствовал, как пламенеют стыдом мои многострадальные уши...

Прим. зл. ред.***

* Search engine, поисковая система. Блин. Если кто не допер. - прим. зл. ред.***
** Вы за этим, блин, сейчас сидите. Если кто не знал. - прим. зл. ред.***
*** "Примечание злого редахтура", блин. Если кто не всосал. - прим. зл. ред.***