Без названия

Чижов А.
Молодой, симпатичный и очень заросший человек заходит в парикмахерскую. (В джинсах, в футболке, с бэгом за плечом.  По виду – лет 25. Зовут Андреем.) Открывает дверь, и просторная комната в момент заполняется пылью, жгучими солнечными лучами и зноем, зноем! – дверь тихо затворяется, и помещение вновь погружается в прохладный сумрак, окна зашторены, зеркала отражают зеркала, звук щелкающих ножниц, жужжащих машинок и чуть слышно - радио, естественно, радио Балтика.
Андрей доходит до середины комнаты, осматривается, все мастера заняты, обращается в никуда: «Я бы хотел постричься...?» На него обращает внимание одна, довольно грузная дама, но ничего себе, опрятная, – она работает с молодой девушкой, кажется завивает, или окрашивает? – о черт, у девчонок все так сложно! Работа! – она обращается в соседнее помещение, где находятся умывальники и, судя по всему, комната для отдыха мастеров, говорит недостаточно громко, и уже другой мастер (мужчина лет сорока, невысокого роста, кстати, аккуратно подстриженный – очень симпа, неужели педик?) обращается чуть более настойчиво – «работать!»
(Кроме этих, в зале работают еще три мастера, но на них Андрей даже не посмотрел – так, силуэты. Занятые люди редко привлекают к себе внимание.)
Андрей усаживается на диванчик с какими-то журналами о красоте. Ждет. Буквально через несколько минут к нему выходит его мастер. Девушка. Длинная серая юбка, простая белая блузка, фигуристая, надо сказать, может быть, даже слегка чересчур – короче, не фотомодель, но что-то в ней есть, что-то... важное, то ли в ее карих глазах, то ли в этой ее полуулыбке... (Впечатление смазывает только кольцо на безымянном пальце, тоненькое, золотое... ну да вдруг она всего лишь помолвлена...) «Проходите. Сумку можете оставить  там, у окна » - проводит его к раковинам, мыть голову. Андрей располагается в низком кресле, откидывает голову, девушка подводит раковину, так чтобы он  не держал голову на весу, так чтобы шея попала в специальную выемку, на разложенное полотенце. Включает воду. «Не горячо?» «Нет, нормально.» Намыливает голову, круговыми движениями растирает пену, мягко, по уже не раз отработанной схеме, но, если задуматься, возможно именно так моет голову мать маленькому сыну. С нежностью и уважением. Пожалуй, она мастер самого высокого класса, раз может позволить себе нечто подобное на работе. Андрей млеет. Нет ничего доходчивее массажа головы, если только массаж ступни, но, с другой стороны он уже к чему-то обязывает, а вот голова... не обязательно даже переходить на ты! Свобода... и такое удовольствие! Девушка выключает воду. «Проходите в зал» Проходят. Усаживается в кресло. Она накидывает балдахин, который на миг застывает в воздухе, как плащи у героев комиксов, завязывает, затем подтыкает салфетки, так чтобы волосы не попадали за шиворот. «Как хотите стричься?», улыбается. «Ну, значительно короче» «Совсем коротко?» «Нет, но так коротко, чтобы они только не стояли торчком, у меня жесткие волосы». Она кивает. Андрей никак не может понять, то ли она смотрит на него, то ли на его растрепанную шевелюру. Раньше Андрей всегда говорил: «не длинно и не коротко» и каждый раз удивлялся, что его понимают. Только парикмахер  может понять такое определение. Мастер.
Девушка приступает к работе. Это похоже на колдовство. Взмах, щелчок ножниц, прядь падает на пол, еще один взмах, быстрый взгляд в зеркало и опять пассы руками над чужими эмоциями, радостями и бедами, скопившимися в волосах... недаром, волосы обязательно потом сжигают, и несчастен тот, чьи волосы ворона принесет в гнездо! Так всегда рассказывала бабушка, когда стригла его маленького, летом, в деревне... это было очень давно. Теперь все иначе, порой проще, чаще – сложнее, но вот, что, действительно, стало куда приятнее – так это процесс стрижки. Да она просто искусница, эта девушка! Есть идиоты, которые всегда стригутся дома под машинку, и потом, в конце года, радостно высчитывают, сколько же они сэкономили денег – да нет, ну какие же они идиоты – несчастные, они ведь даже не подозревают какого удовольствия лишаются. Голова, конечно, не эрогенная зона, но все эти прикосновения, поглаживания, спрыскивания холодной водой из сифона, пробуждают что-то очень глубокое и светлое. И мастер это тоже чувствует. В течение всей стрижки они даже не разговаривают, каждый занят своим делом, каждый получает свой маленький кайф... Хорошо!!! Андрей уже почти заснул, иногда он открывает глаза и слегка удивленно смотрит в зеркало, на себя, на нее, потом опять пропадает в собственных мыслях, которые сейчас текут удивительно ровно, о чем бы он не подумал... Основная работа закончена. Теперь сушка и укладка, вообще-то Андрей терпеть не может весь этот асфальт на голове, но он настолько доверился своему мастеру, настолько к ней проникся, что готов вытерпеть все, что угодно, лишь бы она продолжала касаться его своими пальцами, а иногда даже – грудью, случайно, невзначай – и очень жаль что так редко. Она массирует ему голову жесткой щеткой, сушит волосы феном, затем, растерев немного геля в ладонях, начинает мостить, собственно, саму прическу. Прикосновения... легкие, такие воздушные, но от них голова идет кругом. В буквальном смысле.  «Ну вот и все» последний раз смахнув пуховкой пылинки с его лица, она сдергивает балдахин. Смотрит на него. Улыбается. Андрей совсем на автомате говорит: «спасибо». Он не узнает себя и окружающей себя действительности. Оба смотрят в зеркало, оба смотрят друг в друга. Наконец, Андрей поднимается с кресла,  «сколько с меня?» - «130» Он начинает копаться в карманах, хлопает себя в груди, но ведь он сегодня не в пиджаке, а в футболке – черт! - рассмеявшись своей собственной тупости, он наконец находит деньги и передает их ей. Несколько хрустящих (если ими похрустеть) бумажек. Такого, приблизительно, фиолетового цвета. Штук 10. И говорит ей «спасибо». Она непонимающе смотрит на него, здесь тысяч 5, не меньше!!!! Этот парень вообще, соображает, что делает?... она порывается что-то сказать, но он жестом останавливает ее, широко улыбается, проводит руками по волосам, последний раз смотрит на себя в зеркало и выходит.  И ОСТАВЛЯЕТ СУМКУ. Забыл.

Андрей идет по улице. Довольный. Стриженный. Жара. Лето. Руки в карманах. Фланирует, куда глаза глядят. Проходя мимо часов на столбе с рекламой, скашивает глаза, улыбается еще шире и идет дальше. Летом на улице полно сногсшибательных девушек. Дервишей. Стоит лишь столкнуться с одной взглядом, и она – пан, а ты пропал. Наверное, дело в том, что красивая одежда стала дешевой, видать, суетятся производители подделок, следят за тенденциями моды – а то! – знают, что каждая, уже с пеленок, жаждет красиво раздеваться. И раздеваются, дай Боже! Кто-то ставит машину на зиму, а Андрей на лето. Довольно помятых боков, подбитых фонарей. Потому что порой красота такая, что глаз не отвесть, до хруста позвонков в шее, только и остается думать,  что эта, наверное, дура, а вон та, дай Бог, стерва. А иначе какого черта ты проходишь мимо?!

- Привет! (Женский голос. Красивый. Радостный. Приветливый.)
- Привет. (голос Андрея. Рад, очень рад.)
- А ты что здесь делаешь?
- Гуляю. Вот, постригся.
- Я вижу. Но как ты здесь оказался?!
- Да ну какая разница. Главное – в нужный момент. А ты сама – куда путь держишь?
- Собственно, никуда... Хотела пройтись по магазинам...
- Может быть, зайдем куда-нибудь освежиться? Кофе?
- Давай... Слушай, я так рада тебя видеть!!!

Звук колокольчика на входе. Легкий треск закрывшейся двери. Гомона уже почти не слышно, машин тоже. Андрей в аптеке. Один.  То есть нет, народ-то есть, да все боевой, не раз под пулями ходивший, но девушки, с которой он только что разговаривал, нет. А, может и не было ее, показалось нам? Ну и ладно. Аптеки Андрей любит даже больше чем парикмахерские. И по нему это видно. Он как будто сразу успокаивается при виде всех этих баночек, пилюличек и порошочков, аптека, мечта средневекового алхимика, место, где продают бычью кровь, акульи плавники и змеиную желчь, где каждое средство помогает от чего-то одного, но  имеет тысячу противопоказаний, где сам черт себе язык вывихнет, глаза вылупит, но так и не поймет, что же там такое значится в рецепте. Зато поймет девушка в белом халате с внимательно равнодушным взглядом (внимательным к вашей беде и равнодушным к вам самим). Благослови, Господи, этих девушек и сделай так,  чтобы  они были также уверены в себе и своих силах, как в названиях и дозировках. Прошу тебя, ты же можешь – я знаю.
Андрей встает в очередь.

- Ты изменился
- Нет. Я просто постригся.
- Я не об этом... Может быть, нам опять, как тогда?...
- Ничего не получится.
- Ты думаешь?
- Помнишь, однажды, давным давно, ты сказала мне – если тебе и суждено когда-нибудь в кого-нибудь влюбиться, то это обязательно окажется панк?
- Я такое сказала?
- Да.
- Наверное, я пошутила... С той поры панки уже давно не в фаворе...
- Неважно. Но сейчас я тебе скажу – если я мне и суждено в кого-нибудь влюбиться, то это обязательно окажется либо провизор, либо парикмахер.
-  Ха! Ха! Ха!

Антон выходит из аптеки. Сосредоточен. На девушек уже не смотрит - смотрит на часы. Имеет смысл поторопиться. Куда? Что-то непонятно...
 
- Вот послушай, в Америке существует такое понятие – drugstore. Это уже не аптека, но еще не кафе – странное заведение, гибрид. Я раньше думал, чушь полная, как такое вообще может быть? А сейчас наоборот. Я бы с удовольствием выпил бы кофе в таком месте. Даже без кофеина! А ты?
- Я не знаю... Что у тебя за мысли в голове?! Господи, столько лет прошло, а ты, все такой же, не можешь не дурачиться! И постригся ты по-дурацки!!!
-  Да? А мне нравится, как меня постригли. У меня жесткие волосы...
- Да какая разница!
- Никакой. Тебе все равно этого не понять.
- Не понять - чего?!
- Неважно. Мне пора. Не злись, все будет в порядке.
- Ты уже уходишь?... (с сожалением)
- Да. Пока.
- Пока...

Вечер. Андрей у той самой парикмахерской. В костюме, жилетке, короче при полном параде, прям Джо Блэк самый настоящий. Смотрит на часы. Поднимается по ступенькам, открывает дверь, входит внутрь. В парикмахерской темно, рабочий день давно закончился, лишь где-то в глубине зала, пока не видно из-за перегородки где именно, несильное свечение. Андрей осторожно ступает, не прячется, но и не шумит, идет на свет, проходит за перегородку и видит, как в том самом кресле, где он сегодня стригся, сидит  та самая девушка, придвинувшись к зеркалу, подкрашивается.

Она отводит лицо от зеркала, придирчиво осматривая проделанную работу, и замечает в глубине зеркала, как из темноты выступает этот странный парень, но не пугается – а он красавчик, она еще с утра заметила... 
С ней определенно произошли существенные перемены, то ли все дело в макияже, то ли в выражении лица, она выглядит... ПОТРЯСАЮЩЕ! Андрей не может оторвать взгляд от ее отражения, он ошарашен, потерян, убит, а она наоборот, смотрит на него исподлобья, с легкой усмешкой, ждет. Андрей подходит уже почти совсем вплотную, останавливается у нее за спиной.
За все это время они не произносят ни слова.
Кладет ей руки на плечи.
Она прислоняется щекой к его запястью, улыбается.
«Устала?»
Она мотает головой.
«Идем?»
Она вскидывает бровями.  Значит, идем.

ТИТРЫ.

- Вы забыли свой рюкзак.
- О, черт!