В мокром асфальте отразилось вдруг неясное стремление в небесный простор. Сердце суетливо схватилось за эту зацепку, глаза неохотно пустились в путь от черных носков ботинок - вверх, по неинтересным сознанию деталям пейзажа, сквозь лабиринт нагромождения проводов – к воображаемой глубине того, что вверху.
Где же оно? Где то, отразившееся и смутившее? Что осталось в этом пейзаже такого, подвигающего на сбои пульса и вспышки в коре? Чем дополнить удручающий мир, дабы получить очередной повод отсрочки, возможность записать еще одну борозду?
Осталось что? Ли? Полет птицы, условная галочка? Красный флаг на крыше - или полощущий его ветер? След Человека – летящая в космос газета, внезапно повернувшаяся ребром и пропавшая?..
Останкинская башня. Это самый лучший выход, это она надо всем. Ее я сейчас приложу к немощным образам в извилинах сознания, она явится стержнем поиска следующего случайного броска, она послужит примером наличия оставшихся бескрайних возможностей, ее игольный вид проколет паутину бесконечных правил, уловок, ожиданий!
Трудность сосредоточения наполненных слезами глаз заставила поместить башню на периферии, и нормально вышел только ее словесный образ, а на тротуаре слева мелькнула лишь черная решетчатая отметка. Таковая незавершенность картины спустя два удара сердца еще увеличила чувство обиды, возопив всем горестным сознанием...
И создатель грез поспешил, кое-как вывернувшись, объявить решетчатого урода лишь одной из опор башни. Это одна нога Останкинской башни вылезла на тротуар.
Но позвольте, мы опять напутали! Вы опять напутали! Это не Эйфелева башня, это не металлическая клетка для ветра... И здесь не Париж, а Ленинград!
Пардон, это было вовсе не то, это был, как бы сказать, фонарный столб недавних времен (вот на что опирался лабиринт проводов, кстати) - а башня, она и вовсе в стороне от тротуара, в ряду домов (пожалуйста, появились первые этажи домов), и уже готова, ради избежания недоразумений, медная доска, провозглашающая для всех, кто очи долу, "Останкинская Башня".
Но глаза давно ищут вверху и с нетерпением ожидают обнаружить бетонную иглу в сером Ленинградском небе. Глазам мало первых этажей. И плотное время грез только подчеркивает неоправданную паузу, сбой ритма тянущегося ожидания.
На уровне пошлых первых этажей башня обозначилась широчайшим основанием колонны, а для обозрения стремления вверх надобно отойти подальше... После этого становится видна неясная конструкция наподобие парашютной вышки из ЦПКО, и даже маленькие фигурки людей жмутся к перилам давно усопшего сооружения, и даже дежурные галочки птиц висят в как бы случайном ордере... Но иглы вершины нет как нет. Дальше отойди, дальше. Щурься, вытри глаза, щурься.
...Здесь, в этом просторе Твоих образов, всегда находилось что-либо утешительное на все случайности Жизни; здесь даже горе бывало сценически обставлено самым выгодным для Тебя образом, вычурно говоря - эгоистическим ордером; но теперь осталась лишь Останкинская башня, и Ты не способен даже вообразить ее всю. Только основание, поразительно напоминающее баню, про каковую даже толком не известно, существует ли еще на Площади Мужества...
И так будет с каждым, кто видит людей лишь точками вдалеке.
6.11.89