СУГУБО ШТАТСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Драма в одном действии
Действующие лица:
СУГУБО ШТАТСКИЙ ЧЕЛОВЕК, лет сорока, бритый, лысый, на затылке густые черные усы.
На сцене нечто среднее между библиотекой, кабинетом и гостиной, выдержанное в антикварном стиле. В середине – овальный стол орехового дерева с гнутыми ножками. На столе – часы с фарфоровым циферблатом и позолотой, несколько старых книг, одна раскрыта. Рядом – три стула с темно-красной обивкой. Направо – старинное трюмо, налево – такой же диван и застекленный книжный шкаф с одинаковыми коричневыми корешками старых книг. Прямо – окно, окаймленное очень плотными, темно-синими, почти черными шторами. За окном – летний день, видны панельные дома и краны.
Сугубо штатский человек стоит у стола.
СУГУБО ШТАТСКИЙ ЧЕЛОВЕК. Я человек сугубо штатский, мирный. Мухи не обижу. (Вытягивается). У меня это с детства – даже в голову не может прийти, чтобы обидеть муху, или жучка какого-нибудь, или, допустим, божью коровку. (Делает поворот направо кругом).
Наоборот, если поймаешь ее, коровку божью, держишь на руке и думаешь, хорошо-то как, Господи, я всегда с симпатией относился к коровам, и не потому, что учить уроки нелегко, дает корова молоко, нет, как раз молока я тогда терпеть не мог, а просто (прищелкивает каблуками и вытягивается), как вспомню, стоит она на лугу и лениво так, беззаботно пищу переваривает, приятно как-то делается, да и вообще красиво, хвост, рога, фламандская школа. (Идет левое плечо вперед, стоит возле дивана пятки вместе носки врозь).
А тут не корова, а коровка, уменьшительное, да еще и Божья к тому же, прямо приласкать ее хочется, да только подумаешь, что она твоей ласки не выдержит, вот так подержишь-подержишь, подуешь на нее и отпустишь, божья коровка, полети на небко, там твои детки кушают конфетки.
Нет, я человек совершенно не военный и никогда военных не понимал. (Стоит смирно, равняется на средину). Как представлю себе все это – устав, служба, караул, наряд вне очереди – сам смысл этих слов как-то ускользает. (Делает поворот налево кругом, строевым шагом идет к зеркалу, стоит смирно, смотрит). Да и вид у меня, надо сказать, военные все усатые, а где у меня усы? (Поворачивает стенку трюмо). Ах, да, они на затылке, но все равно, где вы видели военных с усами на затылке? И волосы у них длиной 14 миллиметров, а где мои волосы? (Марширует к столу, вытягивается, пробует отдать честь). Ну да, конечно, к пустой голове руку не прикладывают! Идиотская фраза! (Надевает кепку).
А когда она лететь собирается, крылышки поднимает медленно так, сидит спокойно, потом летит куда-то, смотришь ей вслед и думаешь, а может, действительно, у нее на небке детки, сидят рядышком и конфетки кушают, карамельки прозрачные.
А еще, говорят, у них курковый палец, специально чтоб на курок нажимать, хорошо развит, а мой (смотрит на палец) почти даже и не сгибается, таким пальцем на кнопку нажимать, а не на курок. (Снимает кепку, кладет на стол, руки держит по швам).
А эта жизнь по расписанию, рота подъем, рота отбой, в столовую шагом марш, на сборы сорок секунд – фу, кошмар, мерзость! (Смотрит на часы). Осталось две минуты. (Равняется направо).
А если поймаешь их несколько, держишь в руке, у одной три черных пятнышка, а у другой – четыре и еще какая-то черточка. Думаешь, есть же в этом некий смысл, в природе просто так ничего не бывает, иначе все коровки были бы одинаковые. (Стоит вольно).
Командовать, отдавать приказы, а хуже того – подчиняться, нет, на это я решительно не способен. Просьба – одно дело, приказ – совершенно другое. (Выбегает со сцены с криком “Рота, слушай мою команду!”)
За сценой слышен слабый, приглушенный тяжелыми шторами, взрыв. Панельные дома и краны в окне декорации начинают бесшумно разрушаться. Из оркестровой ямы поднимается белый дым. В нем возникают фигуры музыкантов во фраках и противогазах, агрессивно смотрят в зал. Из-за кулис справа и слева в две шеренги выходят солдаты и ударами прикладов выгоняют зрителей из театра.
На середину сцены строевым шагом выходит СУГУБО ШТАТКИЙ ЧЕЛОВЕК и с ненавистью кричит: “Занавес!”
Занавес немедленно опускается.