В конце августа 41 ефрейтор Ганс Парк был направлен на русский фронт.Ему накануне исполнилось девятнадцать.
Перед отъездом мама подарила ему теплый свитер, носки и зимние перчатки:
- В России бывает очень холодно...Вдруг, тебе это пригодится, мой мальчик...
Его направили на север через Норвегию, Финляндию, под русскомй город Лодейное поле.
Везли их по морю, потом по рельсам, а на финско-русской границе пересадили в огромные гусеничные транспортеры.
Дорога петляла среди красивого соснового леса, пока не вывела змею машин на поле, усеянное воронками от снарядов.
Тяжелые машины, переваливаясь с боку на бок, начали медленно подползать к деревянному мосту.
Ганс сидел в кабине рядом с водителем и хорошо видел идущие впереди туши машин...Вот первая заползла на настил и
переднее колесо, наехав на широкую незакрепленную доску, подняло её вверх почти вертикально...
- Майн Год!..Что это?!...
Ганс увидел,что к доске трёхгранным русским штыком был приколот русский солдат...
- Русский часовой приветствует наши доблестные немецкие войска!..- засмеялся водитель, подражая диктору Берлинского радио.
- Смотри!.. Какой красавец!..Как бабочка пришпилен!..
- Здесь были сильные бои? - спросил Ганс.
- Местами...Здесь на русских дорогах долго не повоюешь...
На доску с русским часовым въехал очередной транспортёр:
мёртвый солдат опять поднялся как живой.
В руке зажата трёхлинейка, на бритую голову натянута будёновка...Ниже груди торчит штык...
- Это шуточки фронтовиков, солдатские шалости!.. - закричал водитель, стараясь перекричать рокот мотора.
Транспортёры, однако, не сбавили скорость движения, не сократили дистанцию. Всё было как на учениях.
Русский опять упал и вновь поднялся...
Ганс смотрел на солдата не мигая: первый раз в жизни он видел убитого человека. Удалось хорошо разглядел его лицо:
- Глаза открытые...Волосы светлые...Лицо уже почернело..Похоже, что он - мой сверстник...- подумал Ганс.
Его стошнило в раскрытые ладошки. Смотреть было мучительно, но ефрейтор Парк не отвёл свой взгляд в сторону.
Водитель смотрел сурово только на дорогу:
- Смотри!.. Привыкай!...Здесь мертвые русские тысячами валяются...Привыкнешь!..Как только в бой пойдёшь, как только иваны пристрелят твоего товарища, сразу же будешь радоваться каждому убитому русскому...Они не люди...Они свиньи...Оружия нет, а дерутся!...Нажрутся водки и лезут как саранча на пулемёты с саперными лопатками...А ещё они любят после обеда бросать мины на наши походные сральники, сволочи!...
Доска с русским солдатом наконец поднялась под их машиной...Мелькнула будёновка и... русский пропал.
- Ауфвидерзейн, русише швайне! - Буркнул водитель.
Ганса начало тошнить.
Ганс окончательно пришёл в себя через час, когда они уже весело мчались на звуки канонады. Фронт приближался:
в сердце Ганса закопошилась сладковатая тревога.
Он представил себя приштыкованным к доске и вздрогнул:
жить хотелось как никогда...
- Зачем я здесь? - грустно подумал Ганс.- Какое счастье мирно сидеть за роялем и извлекать волшебные звуки Шумана...
Он тоже был в России когда-то...
Через два дня ефрейтор Ганс Парк был убит под Подпорожьем. Его не хоронили. Хоронить было нечего: в его стрелковую норку попала полковая мина и он испарился. Друзья молча - без слёз - деловито закопали его окопчик, превращённый разрывом мины в большую воронку; поставили берёзовый крест; повесели на вертикаль солдатскую каску. Командир роты пометил его иогилку на карте боевый действий его и повёл своих солдат умирать на русский берег Свири. Никто их роты в Германию не вернулся.
Ганс Парк, как и тот безымянный русский часовой со штыком в груди, мечтали быть концертными пианистами.