Почти как люди
Доктор Феликс Рунге считался одним из светил мировой науки. Во всяком случае, в своей области он был непревзойденным, и в научных диспутах мог опираться не на теории отцов биологии, а на свой собственный опыт, чем вызывал у не столь знаменитых коллег откровенную зависть, а то и раздражение. Вот уже девять лет доктор Рунге возглавляет кафедру нейрохирургии Аркхэмского университета и лабораторию мозга, медленно и неуклонно приближаясь к своей цели - провести первую в мире операцию по пересадке человеческого мозга. Впрочем, он уже мог бы совершить ее хоть сегодня, единственное, что ему мешало, это категорический запрет ректора Адамса. Этот осмотрительный, а по мнению доктора Рунге просто трусливый человек каждый раз, когда речь заходила об операции, снимал очки, и протирая их старомодным платком, медленно говорил:
- Увы, доктор, я не могу разрешить, даже если найдутся добровольцы. Что, если операция не удастся? А если и да, то какие последствия мы можем ожидать? Вспомните, к каким ужасным последствиям привели опыты доктора Уэста!
Адамс всегда вспоминал Герберта Уэста и его реанимированных мертвецов, впавших в непонятное буйство и в конце концов опять умерщвленных полицией, хотя это случилось еще двадцать лет назад.
- Одна неудача не может остановить всю науку! - восклицал доктор Рунге, но Адамс был непреклонен. И тогда доктору приходилось изливать свою досаду на студентов, "заваливая" их зачеты со словами: "идите разносить пиццу", а вечером - на несчастных животных, умирающих во имя непонятной им науки. Все чаще доктора Рунге страшила мысль, что кто-то другой добудет лавры, предназначавшиеся ему, и только ему одному. Он перестал публиковать свои статьи в медицинских журналах, опасаясь, что кто-то украдет его идеи. Он с напряжением перелистывал научную литературу, высматривая, не приблизился ли кто-нибудь к его успеху. Со временем окружающие стали замечать, что доктор все чаще проявляет раздражительный гнев, подчас беспричинно; придирчиво обличал самые незначительные оплошности подчиненных, в то же время делая непростительные для доктора ошибки. Его успешные до недавнего опыты стали давать отрицательные результаты, и много подопытных животных умирало в мучениях. Но безмолвные слезы несчастных созданий не трогали его очерствевшего сердца, напротив, он перекладывал на них всю вину за неудачи, чем вызывал неодобрение даже у видавших виды лаборантов. Не удовлетворяясь более крысами и кроликами, доктор Рунге теперь экспериментировал исключительно на обезьянах, приобретая их во все больших количествах. Однако появление на могильнике немалого числа искалеченных трупов приматов не прошло незамеченным, и активисты защиты животных подняли шум. Не дожидаясь решения суда, куда они подали иск, защитники животных устроили буйный пикет возле университета, и забросали помидорами окна медицинского отделения. Полиция, применив газ, разогнала пикет, но длинноволосые активисты на следующий день перешли к партизанской тактике, подвергая плодоовощной бомбардировке университетские автомашины. Конечно же, ректор Адамс не мог не сделать доктору Рунге строгого предупреждения. Но Рунге отреагировал на него весьма неадекватно, и только его авторитет светила нейрохирургии не позволил Адамсу немедленно вышвырнуть строптивого доктора на улицу.
В операционную доктор Рунге вернулся в прескверном настроении. Его ассистенты, Уэтли и Бишоп, переглянулись и вздохнули, догадавшись, что доктор не преминет отыграться на них. Так и вышло.
- Что вы сидите? - очень сердито воскликнул Рунге, хмуря густые брови. - Почему материал еще не подготовлен?
Нескладно пробурчав оправдания, ассистенты направились к клеткам, в которых ожидал своей участи "материал" - две дюжины испуганных обезьян, трогательно прижавших свои руки к мохнатым телам. Уэтли, держа наготове шприц, стал открывать клетку с макакой.
- Нет, Уэтли! - прогремел доктор Рунге. - Сегодня очередь Конфуция! Я давно хочу взглянуть на его извилины.
Доктор зловеще рассмеялся. Старый орангутанг Конфуций, оказавшийся в лабораторной клетке весьма странным путем - поговаривали, что его просто похитили, имел слишком высокий интеллект, чтобы быть заурядной обезьяной. За время, проведенное в университете, орангутанг, проявив большие способности и хорошие манеры, делающие честь любому джентльмену приобрел немало друзей. Но вместе с этим он нажил и врага. Рунге хорошо запомнил тот вечер, когда он оперировал мозжечок у павиана. Клетки с обезьянами стояли прямо в лаборатории, это позволяли размеры помещения и отсутствие свободных подсобных комнат. Как раз накануне в одну из них поселили Конфуция, без опаски устроившегося в новом жилище. Когда операция уже близилась к завершению, взгляд доктора случайно упал на клетку Конфуция. Орангутанг стоял у дверей, сжимая руками прутья, и внимательно смотрел на доктора. В его глазах читались обвинение и ненависть. Затем орангутанг издал яростный крик, обнажая большие желтые зубы, после чего отошел в угол клетки, сел, обхватив руками колени, и задумался. С тех пор Конфуций и доктор Рунге стали врагами.
Уэтли с тяжелым сердцем подошел к клетке орангутанга, не сомневаясь, что шеф хочет просто выместить злобу на обезьяне, заранее определив ей мучительную смерть. Конфуций не сопротивлялся, поэтому укол усыпляющего не понадобился. Взяв Уэтли за руку, орангутанг сам подошел к столу и вскарабкался на него.
- Привяжи его покрепче, Уэтли! - с раздражением сказал доктор. - Бишоп, наркоз!
В этот момент двери лаборатории распахнулись, и в помещение вбежал молодой длинноволосый мужчина, в джинсах и футболке с символикой "Гринпис".
В руке он держал обломок швабры.
- Проводите опыты на себе, подонки! - крикнул он, и стал наносить удары по электроприборам. Бишоп и Уэтли с рычанием бросились на него, пытаясь схватить за руки. Но сделать это было трудно, так как он яростно махал обломком, каждый раз заставляя лаборантов отскакивать назад. Ситуацию спас запоздало прибежавший охранник, схвативший парня сзади. Вчетвером они выволокли его в коридор, заломили руки и одели наручники.
- Хотите сделать карьеру на трупах, Рунге? - хрипло выговорил парень, сплевывая кровь из разбитых губ. - Убиваем зверей, чтобы потом лечить толстозадых промышленников, калечащих планету, да?
- Помогите охраннику, Уэтли, - сказал доктор, свирепо смотря на задержанного, - и лично сообщите сержанту о происшедшем. Скажите, что я сам буду давать показания!
Охранник и Уэтли поволокли парня к лестнице, а доктор, посмотрев им вслед, прикрикнул на Бишопа и вернулся в лабораторию.
- А где же обезьяна: - воскликнул доктор, остановившись перед пустым операционным столом. - Проклятая мартышка сбежала!
Негромкое рычание, заставившее доктора повернуться влево, свидетельствовало о том, что он слегка ошибся. Конфуций действительно освободился от удерживающих его ремней, но не убежал, а открыл несколько клеток. Вместе с ним, из-за большой ширмы, отделяющей столы с микроскопами от остального помещения, вышли горилла Геркулес и шимпанзе Корнелиус.
- Бишоп, возьмите электрошок,- медленно сказал доктор, замерев на месте. Однако, едва ассистент осторожно протянул руку к висящей на стене электрошоковой дубинке, Конфуций пронзительно закричал, и Геркулес, точно черный вихрь, бросился на Бишопа. Схватка была короткой, громадная обезьяна сломала Бишопу шею, а в довершение в ее могучих объятиях хрустнули ключица и ребра бедняги лаборанта. Конфуций захлопал в ладоши и закивал, выворачивая губы.
- Иисус! - прошептал доктор, и побежал к выходу, оглядываясь назад. Но шимпанзе оказался проворнее, он схватил валяющийся на полу обломок швабры, догнал доктора, и, вскочив ему на спину, принялся лупить по голове.
Когда доктор Рунге очнулся, морщась от сильной головной боли, то увидел, что лежит на своем лабораторном столе, крепко привязанный ремнями.
- Кто здесь? - простонал он, смутно различая какие-то белые фигуры. - Обезьяны ... вы поймали их?
Одна из фигур приблизилась, переваливаясь при движении, и наклонилась над ним.
- О, Господи! - с ужасом застонал Рунге. Это был Конфуций, в белом халате, шапочке и повязке на лице. В руках он держал электропилу для трепанации черепа. Подошли две остальные обезьяны, Геркулес и Корнелиус, также в халатах и повязках. В нескольких метрах от стола, на полу и ящиках, сидели освобожденные из клеток макаки и мартышки, внимательно наблюдающие за доктором. Рунге это напомнило показательный опыт для студентов, не раз проводимый им самим, только сейчас люди и обезьяны поменялись местами. "Почти как люди", - мелькнула у него мысль, и тут завизжала пила, череп пронзила острая боль, и все поглотила тьма.
С. Велесов (c)