Двадцать третье февраля... Опять стыдно... На восьмое марта надо будет сделать чтонибудь необыкновенное... Главное, придумывать это необыкновенное придется самим... Ботаны смогут подарить только книжку "Наглядная топология", самый, по их мнению, ценный презент... А Женя... Лучше вообще не думать, что он может подарить на восьмое...
Бутылка с очаковским Gin&Tonik"ом уже наполовину пуста... Скоро расходиться - темнеть начинает... До Костиной квартиры дойти удалось только около пяти...
-Мы совсем забыли повод, по которому собрались... Так что предлагаю в день Советской армии выпить за то, чтобы в ней никогда не оказаться...
-А вы знаете, кстати, в честь чего сегодняшний праздник?
-Ну? - С интересом спросил Даня.
-В 18ом году новоиспеченная Красная армия понесла первое поражение от немцев... Так что своеобразный у нас сегодня праздник!.. - Леша стряхнул пепел в крышечку от бутылки.
-А все праздники своеобраздные... Вот, например, восьмое марта знаете в честь чего?
-День первой женской демонстрации в какомто там городе...
-Ты, я надеюсь, догадываешься, какова была профессия демонстранток?..
-Ну, если ты, Миш, об этом заговорил, то повидимому, они были ночными бабочками...
-Ты угадал... Однако, Леш, я не вижу никакой связи с тем, что я про это заговорил...
-Помоему, она на лицо!..
-Блин, по-моему, ты, Леш, переходишь…
-Мужики, может выпьем наконец?! Я устал стакан держать!
-Все же насколько приятней пить из нормальной посуды, в тепле и с закусью, чем из пластмассовых стаканчиков на улице... Спасибо, Костя! - сказал Миша, поставив стакан на стол.
-В пятидесятикопеешных стаканчиках тоже есть своя доля романтики... -Мечтательно глядя в потолок, сказал Даня.
-Кстати о романтике... Что у нас будет после того, как "Онегин" закончится?
-Должно быть, лирика юбиляра.
-Вся?
-Некоторая... Я сейчас так подумал... Я, наверно, забью завтра. Наврите там чегонибудь про меня...
-Что так?
-Достало все. Эта учеба, школа, вообще. Не могу больше видеть слово "синус" написанное рукой Тани Сергевны. Не могу больше...
-Неужели все так ужасно? - Даня с некоторым недоверием взглянул на Мишу. - Я тоже не в восторге от своей оценки за последний диктант по тригонометрии, но...
-Да не в двойке дело... Мне плевать на нее... Я вышел из того возраста, когда отметкой можно травмировать. Просто меня тошнит уже от всей этой... Науки... От Тани Сергевны, от ее издевательства... От ботанов, маленьких мальчиков с блеском в глазах решающих задачки... От этих живых машинок для получения пятерок...
-Что же тебя так не устраивает в наших "юных гениях" и "прекрасных дамах"?
-Все... Не могу... Не хочу и не буду! Я устал немыслимо! Я не вижу смысла во всем этом... Зачем? Все эти равномерносерые будни с алгеброй... Темно и холодно...
-А как же "ученье - свет"? - С улыбкой сказал Даня.
-Он, повидимому, слепит мне глаза... Я его не вижу!.. И, главное, холодно... В общем, вы скажите завтра, что я умер... Ну, заболел там... Простудился... Я последние дней десять не спал почеловечески...
-Как хочешь!.. Мыто скажем...
-Вот и славно...
Потом они еще долго о чемто говорили... В восемь позвонила Лешина мама, которая уже начала волноваться. У нее зеркальце недавно разбилось, поэтому она стала особенно беспокойной... Все быстро стали расходиться. Вопервых, Gin&Tonik давно закончился, поэтому специальных стимулов, оставаться не было... А вовторых... Уходить первым никто не хотел, но когда Лешатаки начал собираться, за ним потянулись и остальные...
На завтра надо было еще делать алгебру...
Он шел вперед, не разбирая дороги. С неба капало что-то среднее между снегом и дождем. Время от времени он проваливался по колено в грязный, тающий снег, наваленный вдоль тротуара, но, не останавливаясь, продолжал идти. Фонари тускло освещали мокрые улицы.
Через полчаса такого хождения он заметил, что названия стали совсем неузнаваемыми. Он решил пойти в какую-нибудь другую сторону и на первом же перекрестке повернул налево.
Леша выпил ничуть не больше, чем обычно, но, по-видимому, история с Викой слишком сильно выбила его из колеи. От пол-литра Gin&Tonik"а вело, и голова отчаянно болела.
Сегодня ничего не изменилось. Викин голос в телефоне был не более раздраженный и не более безразличный. Она, как обычно, отказалась от его предложения куда-нибудь пойти, сославшись на уроки, уборку, маленького братика и т. п. Он уже давно привык к подобному мелкому вранью. Все было как всегда. Просто почему-то он только сегодня понял, что все его надежды - пустой звук. Что ни у кино, ни у прогулок, ни у цветов, ни у провожаний до подъезда нет и не было никогда того значения, которое он им придавал. Что явное Викино нежелание с ним общаться в последнее время связано не с плохим настроением и делами, а с чем-то еще. Что в своих новых одноклассниках (она недавно переехала и поменяла школу), Вика видит не безмозглых наглых придурков, с лицами, требующими кирпича, а хороших веселых приятелей, друзей, а может и нечто большее...
Ревность... Последнее время он почти не спал. "Какой же из этих бритых дебилов? - часто спрашивал он себя. - Как можно было променять его на вечно довольную, беспроблемную обезьяну?"
Он теперь ненавидел улыбки. Каждый веселый человек вызывал у него непреодолимое желание испортить ему настроение. Он стал груб и резок. Ребята прощали ему выходки только потому, что знали о его проблемах. Они понимали, что их с Викой отношения стремительно пошли под откос.
Его отношения... Они давно, почти с самого начала зашли в тупик. Вика принимала неумелые ухаживания как должное. Сам же он и не думал чего-нибудь требовать. Он даже не говорил ей тех трех слов, которые так легко срываются с уст некоторых людей.
Он придумал свою любовь. Он был убежден, что Вика отвечает ему взаимностью, хотя она не давала поводов для такой уверенности. Да и не в Вике дело: она была просто земной оболочкой божественного существа, которое он любил.
Прекрасная дама из рыцарского романа... Эталон любви, нежности и верности... Ради таких совершали свои подвиги Ланцелот и Тристан. И в награду вместе с сердцем рыцари получали шарф, вышитый ее прекрасными руками, который повязывали на плечо и берегли как самое дорогое сокровище... А потом завоевывали ее руку, и жили с ней долго и счастливо. И умирали в один день, ибо не могли жить друг без друга...
У его прекрасной дамы было все кроме плотского воплощения, поэтому пришлось доверить эту роль Вике. И довольно долго она с ней справлялась. Ее поведение не сильно отходило от его придуманных правил. У него была возможность изобрести ей оправдания, не разрушая свой иллюзорный мир. Так было до нового года, пока она не переехала...
Вдруг мимо промчался "форд" цвета зеленый металик. Лешу слегка задело зеркалом, но скорость "форда" была такой, что он упал и выкатился на середину улицы. За "фордом" ехала белая "девятка"... Сидевшая за рулем женщина слишком поздно заметила лежащего поперек дороги человека. Раздался оглушительный визг тормозов. Но было поздно: машина уже переехала несчастного.
Обезумевшая женщина выскочила из машины и двинулась к Леше. Его лицо изменилось до неузнаваемости. Все оно было забрызгано кровью, перемешанной с грязью. Тело не подавало никаких признаков жизни. Злополучная водительница остановилась в нерешительности. Она боялась до конца удостовериться в том, что она совершила.
Наконец, минуты через две она собралась с силами и подошла к тому, что когда-то было Лешей. Ей показалась, будто она заметила какое-то движение его запачканной груди. "Значит он жив, и я - не убийца!" Надежда осветила ее лицо. Она вскочила и бросилась бежать туда, где, как ей казалось, был телефон-автомат. Надо было вызвать "скорую". Через два квартала она его действительно обнаружила и принялась судорожно набирать "03".