Кукушка тихонько пропела три часа, и в квартире снова повисла тишина. Только маятник старых часов монотонно отстукивал секунды. Такая тишина бывает, только когда долго не засыпаешь. Сначала звуки сливаются в тихий единый шелест, потом и шелест пропадает, и ты слышишь лишь свое дыхание. Но через час бессонницы и ощущение дыхания пропадает, и наступает тишина ночи. Ира лежала рядом, положив руку мне на грудь. Длинные кудри спадали ей на лоб, губы были чуть приоткрыты, и мне было слышно ее тихое дыхание. Одеяло она сбросила в ноги и теперь только легкая шелковая ночная рубашка прикрывала ее от прохлады квартиры.
Я оторвал взгляд от потолка. Приподнялся на локтях и осторожно, чтобы не разбудить Иру поправил одеяло. Потом так же осторожно поднялся с кровати и босиком отправился на кухню. Сигарета медленно тлела маленькой струйкой дыма. Ира не любила, когда я курил в постели, и постоянно выгоняла на кухню. Я всегда соглашался, я делал для нее все, только бы она не нервничала. Во время беременности она должна быть абсолютно спокойна и здорова. Еще шесть месяцев и у меня будет сын. Как я долго жду этого момента. Иришка сделает мне самый желанный подарок на день рождения, пусть и немного запоздалый. Клуб дыма растворился в комнате. Я открыл форточку, и стареньким журналом «Огонек» принялся выгонять табачный запах на улицу.
Когда я вернулся, Ира не спала. Она приподнялась на локтях и вглядывалась в ночную пустоту.
- Ты что не спишь? – я присел на край кровати.
- Услышала твои шаги, - она зевнула, - Дим, ты водички принеси.
И опять темный коридор, кухня, старенький холодильник, в котором толком ничего съестного и нет, бутылка воды, снова темный коридор. Вдруг что-то больно впилось в ногу, и что-то с грохотом упало на пол. «Черт! Чтоб тебя! Вот почему когда совсем не надо под ноги попадает всякая мебель?!» Чуть хромая я протянул бутылку «Святого Источника» жене.
- Милый, кого звать на праздник будем? – она оторвалась от бутылки.
- Даже не знаю… - я начал перебирать в голове всех ребят, решая, кто придет, а кто нет. – Может Валька, Костика, Семена. Да в принципе все в разъездах, больше никого.
- А Петька, он же обещал приехать?
- Не знаю, давно его не было в Москве, но все может быть, да ты не волнуйся, мы много пить не будем, так просто посидим.
- И чтоб не курили! – Она улыбнулась.
- Хорошо, милая, не будем. Ты себя как чувствуешь?
- Нормально, только пить очень хочется, да и поташнивает немного, – она снова глотнула воды. – давай спать, может это поможет…
- Да, наверное, давай.
- Димка! Здаров! С праздником тебя, - в телефонной трубке звучал знакомый хрипящий голос Петьки. Сколько я его знаю, никогда не мог запомнить, когда у меня день рожденья.
- Петь, а у меня он завтра…
- Да? – он немного смутился, - ну тогда это плохо. Я ж завтра опять улетаю, ну ничего, сегодня ночью жди. Сам-то как?
- Нормально, у нас с Иркой ребенок будет…
- Да ты что! – перебил он меня, - это ж классно! Молоток!
- Сам знаю, ну я тебя жду.
- Давай, - и в трубке зазвучали короткие гудки.
Первым дело я заглянул на кухню. На столе стоял большой, яблочный пирог. Печеные кусочки фруктов аппетитно выглядывали из-под плетеной сети теста. Пирог чуть подгорел по бокам, но это лишь прибавило ему вкуса. Все-таки умеет Ирка печь, что ни говори. Хоть и не любит готовить.
Рядом с пирогом лежала записка:
Димочка, я уехала в магазин, продукты купила, буду часа в три.
Твоя Ирка
Холодильник действительно оказался битком набит разными продуктами и вино водочными изделиями. Иногда поражаюсь, где она достает столько денег, вроде живем мы бедно, на всем экономя, а иной раз она возьмет да и принесет чего-нибудь, да при том в таких количествах, что просто рот открываешь. Салаты, сервелаты, селедка под шубой, запеченная индейка, грибы под маринадом. А от обилия спиртного просто разбегались глаза. Сглотнув, я закрыл дверцу «Минска». Это все будет завтра, а сегодня пара яиц, докторская и старый добрый Индийский чай со слоном, как в рекламе. На подоконнике лежала пачка «Мальборо» - всегда любил эти сигареты. Чиркнула спичка крепкий табак начал медленно тлеть, струясь сероватым дымом. Хорошо, что день рожденья, бывает один раз в году. В этот день даже самая обычная пьянка, приобретает какой-то феерический оттенок. Все как-то по особенному празднично: еда, интерьер тосты, музыка, даже сами гости. Все события запоминаются на весь год, до следующего раза.
Я стряхнул пепел в открытое окно. Небо было ясным, снег ровным слоем лежал везде. Морозный ветер кружился, то и дело обдавая лицо поднятой с земли снежной крошкой. Зажав сигарету в зубах, я подошел к магнитофону и нажал на « Play». Заиграла электрогитара, и чуть сиплый голос Кипелова запел:
Кто ты?
Наказанье или милость?
Кто ты?
Отрекаться не спеши.
Может, за душой моей явилась?
Только нет души…
Люблю Арию. Ее мелодичные, а порой воинственные мотивы. Гитарный перебор, синтезаторы, голоса. Все это уносит меня в мою молодость. Как хотелось тогда мне изменить весь мир. Встать и сказать нет на приказ партии: «Надо!», бороться за свободу, за право выбора. Как это было давно.
Дослушав песню, я опять открыл холодильник и, еще раз удостоверившись, что продукты настоящие, достал пару яиц и батон «докторской».
Яичница скворчала на сковороде, брызгая каплями кукурузного масла. Два желтых глаза- желтка были неподвижны в этом кипящем море. Нарезав кубиками два ломтя колбасы, я бросил их в готовившееся блюдо. Сковорода, отозвалась бешеным шипением и брызгами. Ничего потерпишь!
Раздался звонок, не знаю, как я смог услышать его в таком шуме. Боясь, что звонящий бросит трубку, я бросился в коридор, на ходу растеряв тапочки. Поднимая трубку, я почувствовал, как сжалось сердце.
- Кораблев?…Дмитрий Сергеевич? - голос скрывался в шуршании, как будто звонили из автомата.
- Да, - ответил я, чуть дрожащим голосом.
- Ваша жена попала в аварию, она…
- Где она? – холодно перебил я, чувствуя, как дрожит все тело. В трубке долго молчали. – Где моя жена?
Я перешел на крик.
- В морге… - сухо проговорили в другом конце трубки. Дальше я просто не стал слушать, как мне приносили свои соболезнования, как объясняли, куда надо подъезжать, чтобы опознать тело, как рассказывали картину происшествия, все стало все равно. Умерло два самых дорогих людей на земле: моя жена и мой ребенок.
Короткое прощание, рвущиеся гудки, разрывающаяся на куски душа. Я закричал, сам не слыша собственного голоса с размаху я ударил в стену рукой, но не почувствовал боли. Я все кричал, хотя не было больше сил.
Мир просто кончился, едва начавшись. Больше ничего не осталось.
- ЗАЧЕМ?! – я вскрикнул в последний раз это слово, а потом осел на пол, и стирая слезы рукавом прошептал, - зачем?… зачем ты отнял их у меня, за что?!
Я плакал, открывая рот в беззвучном крике. Я не чувствовал как капли катятся по моему лицу, я не слышал своего рыдания, Перед глазами был только образ Иры, ее смех, ее улыбку, ее глаза.
Все еще всхлипывая, я подошел к серванту. На нем, среди старых часов, всяческих подушечек, кружевных салфеток и прочей утвари, стояла ее фотография. Ира улыбалась, ровный ряд белых зубов выглядывал из-под тонких бледных губ. Грустные глаза печально всматривались в объектив фотокамеры. Она была так прекрасна.
Рыдания снова разорвали меня…
Вагон был насквозь пропитан запахом пота, немытых волос и застоявшейся мочи. Людей несмотря середину рабочего дня, вагон был битком набит людьми. Я был зажат как раз у двери какой-то бабкой с большими баулами в руках. Она сама была похожа на огромный мешок из жира. Хотя меня она волновала в последнюю очередь. Меня вообще ничего не волновало. Мир просто умер…
Створки дверей разъехались в стороны, запуская еще и еще озлобленных, усталых, выдохшихся людей и сомкнулись вновь. Поезд тронулся, словно гигантский червь, прорывая себя дорогу во тьме. Колеса отстукивали ритм подземного мира, вгоняли в сон, но мне спать не хотелось, мне уже ничего не хотелось. Поскорей бы со всем этим разобраться…
Выходя из метро, я вдруг понял, что не могу, идти к Ире. Не то что не хочу, просто не могу. Я понимал, что это нужно для меня, для того чтобы удостовериться, понять, осознать, что ее больше нет. Но так же я почему-то понимал, что не могу смотреть на изувеченное аварией тело. Если бы хоть кто-то был виноват, я бы нашел ублюдка и тот бы заплатил за все, даже за то, что родился. Но, по словам Лейтенанта Рогожина, так представился тот кто звонил утром, Она была виновата в Аварии сама. Машину занесло на большой скорости в районе таганки и, потеряв управление мой «Опель» на полном ходу снес восемь столбов ограждения автостоянки. Последний штырь влетел прямо в лобовое стекло со стороны водителя… Пусть она останется во моем воспоминании здоровой и красивой… хотя бы ненадолго.
Я стоял на ступеньках перехода, каменным изваянием и бездумно вглядывался в вывеску одного из многочисленных баров города. Слабый, но холодный ветер касался лица.
Нет, не могу!
Я развернулся и быстрым шагом пошел в подземные катакомбы. Опять механические воротца турникета, бесконечно идущая вперед лестница эскалатора, старые бабки-замухрышки, сонные работники Метро, молоденькие мальчики в форме с дубинками за поясом. Мир не остановился, это происходило только со мной.
Стальные двери разошлись, приглашая меня войти внутрь. Народу теперь было не так много. Скамьи были почти свободны: несколько людей сидящих в разброд по всему вагону. Ненадолго забывшись в своих мыслях, я сел на одно из свободных мест. Из транса меня вывел грубый блатной голос.
- Слышь, парень, двигай! – я открыл глаза, рядом со мной сидел мужчина, лет на пять меня моложе и заметно толще. Руки его не знали покоя беспорядочно теребя друг друга. Пара увесистых колец поблескивали на волосатых пальцах. Будто в забытьи я медленно отодвинулся.
- А че такой скоростной?! Ты что даун что ли?! – он спрашивал с явным раздражением, его пьяные глаза поблескивали усталой злостью. Я ничего не ответил, только безразлично изучал его глаза. А парень все не унимался. – Ты что глухой?! Там мы сейчас это исправим!
С этими словами Он поднялся с места. Я даже замаха не заметил, только звук пролетающего кулака и глухой удар в череп, в области виска. Меня тряхануло, перед глазами поплыли круги. Я не успел осознать первого удара, как последовал второй. Теперь удар пришелся в подбородок. Еще один, еще и еще. Били в грудь, в нос, в ухо. Я упал. Я уже ничего не понимал, хотя к чему понимать, для меня и так все ясно, мне нужно просто умереть, а этот бугай как раз помогает мне в этом. Тем временем, поезд прибыл на очередную станцию. Мужик, в последний раз пнув меня под ребра и плюнув на куртку, испачканную кровью и грязью, вышел из вагона.
И я остался один в обществе испуганных пассажиров московского метро. В закрывающиеся двери вошел работник московской милиции. Кто он по званию я не мог разглядеть - глаза заволокла кровавая пелена. Он подошел ко мне, одними плацами повернул мое лицо к своему, быстро взглянув в глаза, проговорил,
- Гражданин, что произошло? Кто вас так?
- Сам… упал… - сглотнув кровавую слюну, я поднялся с грязного пола вагона. – Я сам доеду, спасибо товарищ начальник.
Как ни странно, но милиционер не стал приставать с бессмысленными допросами, только хмыкнул носом, пробормотал что-то и отправился в другой конец вагона.
Страшно даже представить, на что я был похож. Это я понял по взгляду старушки сидевшей напротив. Столько скорби я никогда, сострадания и жалости еще не видел ни в одних глазах. Достав платок я кое как стер кровь с лица глядя в стекло напротив себя. Но даже таких побоев мне было мало в тот миг.
Я дошел до дома как в бреду, думая только об Ире. Ее больше нет, она больше не откроет дверь, не улыбнется, ее поцелует, не накормит, не полюбит. НИКОГДА!
Двери лифта открылись со скрипом, и в лицо пахнуло знакомым запахом дома, только главная составляющая этого дома ушла навсегда. У двери стоял Петька. Сумка через плечо, и объемный пакет в руках не позволял ему меня увидеть. Только услышав звук шагов и закрывающейся двери, заставил его повернуться.
- Димка!!! - он поставил сумку на пол рядом с пакетом и сгреб меня в объятья. Мы простояли меньше минуты. А ты чего это такой побитый?
- Да так упал я Петь.
Щелкнул, поворачиваясь, ключ и дверь отварилась в пустую квартиру.
- А Ирка где?
- А Ирки больше нет…
Мы пили уже второй час, а хмель ни как не мог завладеть моим разумом. Как хорошо, что сейчас Петька сидит со мной. Он всегда прочувствует ситуацию. Другой бы на его месте бросился бы успокаивать, жалеть, утешать. А он спокоен. За все это время не сказал ни слова. Он был именно тем, что мне было нужно. Молчаливый собеседник. Он слушал внимательно мои рассказы о сегодняшнем дне, об Ире, о нашем ребенке, ловил мои печальные вздохи, реагируя на них только понимающим кивком.
Еще минут через двадцать, когда была добита еще одни пачка и выпита очередная бутылка, Петя посмотрел на часы, вздохнул и медленно произнес заплетающимся языком.
- Старик, ты уж прости, но мне пора. Ты уж не обижайся, работа такая.
- Да ладно уж, все нормально Петь.
- Ой, у меня ж для тебя подарок есть, на, вот с Тибета привез, веселая вещь, - он протянул маленький, вышитый бисером мешочек. – Только запомни одну таблетку, не больше. Ну бывай, я дверь сам закрою.
Хлопок двери и я снова остался один наедине с собой.
- А что это?… - запоздало спросил я, но понял, что ответит лишь тишина.
Опять один. Никого вокруг – только я и мои воспоминания. Интересно, что же это за таблетки? И почему нужно только одну принимать? Я высыпал содержимое мешочка на стол. Внешне таблетки напоминали маленькие камушки. Да и по цвету они были сходны с камнями.
Как загипнотизированный я поднялся и подняв со стола стакан, пошел к умывальнику. Когда грязная московская вода наполняла старый граненый стакан, я осознал, что во мне что-то кричит: «НЕТ! Ты должен бороться! Ты живешь, в тебе есть силы». Силы к чему? С чем бороться если не больше цели. Да пусть я еще живу, вот только жить особо не хочется.
Таблетка оказалась безвкусной, что еще раз подтвердило ее схожесть с камнем. Запив водой, я стал наблюдать за своими ощущениями. Ровным счетом ничего. Может это витамин какой? На всякий случай я проглотил еще горсть «Камешков». Опять ничего. Я уселся поудобней в кресле. Я просидел так минут пять, как вдруг. Словно удар по всему телу прокатилась по мне волна судороги. Зрачки широко расширились, рот скривился в вопле и я провалился в никуда…
- Ну и что ты этим добился? –говорили отовсюду.
- Я хочу быть свободным…
- А кто тебе мешает?
- Я хочу быть свободным от боли.
- Будь… - отвечали очень спокойной, будто знали все вопросы заранее и потрудились заготовить лаконичные ответы.
- Кто ты?
- Тот кого ты всегда боялся, - послышался шелест какой-то длинной одежды. Неожиданно рядом со мной возник тонкий луч света. Диаметром луч был меньше метра, а все остальное пространство было покрыто мраком. Потом я услышал как говорящий приближается. В Островке света показался темный силуэт. Черный как ночное небо плащ прикрывал его фигуру. Потом в луче появилось лицо… мое лицо. Это был я, только более серьезный, более грубый. Я всегда боялся себя, боялся спросить, что я сделал не так, в чем мои ошибки.
- Зачем ты решил убить себя? – он был спокоен.
- А я умер?
- Уже почти да. Так почему?
- Потому что нет больше цели.
- Ты в этом так уверен? - его непоколебимость начинала меня раздражать.
- ДА! – я кричал, но звук словно тонул в окружающей нас тьме. – да больше ничего не осталось! Разве ты не видишь?! В ней было все! Весь мой смысл жизни! А теперь ее нет! И у меня ничего не осталось!
- Ты подумал о Матери? – теперь злился он. Только делал это почти незаметно. Плавно…
- А что моя мать?! – вскрикнул я и осекся. Она же звонила! Звонила, поздравляла нас с Ребенком, говорила, что позвонит в день рожденья. Обижалась, что я ее не навещаю…
- Она ведь сейчас звонит тебе, хочет поздравить, но ведь никого уже нет там – он указал пальцем в пол.
- А можно, - я тихонько всхлипнул, - мне обратно?
- А ты сможешь?
А действительно, смогу ли я? Будет ли мне хорошо там без Иры? И вдруг я понял что будет! Потому что это еще не конец! Ведь ее время закончилось, а мое еще нет! И я найду ту что станет мной любима и будет любить меня… А мама она одна!
- Смогу!
- Тогда просто проснись!
Голова страшно болела. Словно весь череп дал множество маленьких трещинок и теперь разваливается как старая ваза. Все тело ломило! Словно меня разорвали и склеили вновь! Мои мысли разорвал треск телефонного звонка.
И я сорвался с места, словно боялся, что перестанут звонить. Рывком я сорвал трубку со стены.
- Алло! – как странно вновь слышать свой голос – не приглушенный, не подавляемый тьмой, а нормальный, здоровый живой звук.
- Сынок поздравляю тебя, - начала мама, я почему то знал что она позвонит, знал и сказал первую попавшуюся на ум фразу.
- Я с тобой мама, все в порядке, я с тобой…
Bez. Virtuoz.
Москва.
17февраля – 13марта. 2000.
P.s.
- Я не знаю для чего мы это писали… наверное хотели чтобы что-то получилось…И наверняка у нас что-нибудь получилось…
Но это решать вам.
Bez.
- А смысл?!
Virtuoz.