Танец скитаний

Мартин Вин
ТАНЕЦ  СКИТАНИЙ.

«Дай встать на цыпочки в твоем лесу
  На том конце замедленного жеста...
  И ощутить сиротство как блаженство»


Медленные движения  --- скольжение рук по плечам и спине; встаю на носочки, чтобы дотянуться до поцелуя, и улыбаюсь от всей чистоты безучастного сердца, которое не опасается вдруг «полюбить» это случайное стечение обстоятельств; которому хорошо кружиться  в этом теле, приникшем к чужому, инородному телу и чувствовать  с великим блаженством свое беспрекословное и неприкосновенное сиротство, свой ледяной покой в этом странном  танце без перспектив и без мыслей о последствиях. Стоп кадр. Заметка на полях записной книжки Вечности и Книги Перемен, на снежных полях беспросветной и безродной родины, где царствуют звезды, косматые космические ветры и пляски перекати-поля...
Нагота странника за поворотом на черной дороге куда-то. Безотчетность и беззастенчивость жестов, безотчетная тоска, внезапно поднимающаяся к горлу и хлещущая пощечиной морской пены в сомнамбулическую пантомиму (Панта рей? Все проходит? Мимо?) соприкоснувшихся губ, разомкнутую раковину (take these pearls)  инстинктивной ласки.
Еще одно впечатление, впечатанное в память недолговечным эпизодом. На утро после я пожму плечами или напишу об этом абстрактную прозу, а когда вчерашний прохожий позвонит из телефонной будки с разбитыми стелами, чтобы поставить точку, с которой и началась эта невнятная фраза на праязыке мирозданья, он услышит, сжимая шипящую трубку, как мой голос сквозь расстояние расставания станцует ему заклятье:

 «Так лучистая Звезда Скитаний,
Моя лазурная Вега,
Остановится над куполом дома
И молодыми соснами,
Дружелюбным лучом указуя
Место упокоения.

Как подробно, до боли, вижу
Убранство флигелей и комнат,
Лужайки для игр,
Пляж и балконы,
А за лукою реки – колокольни
Дальнего города и монастыря.

Быть может, об этом надо молчать,
Даже щели не приоткрывая
В круг отстоявшегося мечтанья
Никому?

Но если молчать об этом,
Что же делать с другим,
В самом деле не доверяемом
Ни стиху, ни исповеди, ни другу,
Разве только земле?

Впрочем, все тайное
Станет явным,
Когда пробьет срок.
Только рано еще,
Ах как рано...

Ты, Звезда Скитаний,
Знающая мое сердце!
Путеводный светоч
Неисповедимой жизни!
Голубая девочка,
Смеющаяся в небе!
Ты сама знаешь, где остановиться
И когда...»
 
И мой облик незаметно станет прообразом той звездной девочки, смеющейся в вышине, маленькой принцессы с рыжим лисом на коленях и розой ветров в петлице далекой туманности. О, запутанный путь без надежды на нить Ариадны. И впереди  странная (ибо странник Дух и идет один) пустыня, длиной не в 40 дней и не в 40 лет, а  впрочем, ты сам  (того не подозревая) знаешь, где остановиться и когда.