Поэт, уставший в одиночестве
строку корявую ласкать,
почти спасенье видит в ножницах,
что у редактора руках.
Строка неправильна, стыдна
и лишней кажется поэтому.
При всем при этом лишь она
поэта делала поэтом.
Он всё такой же. Он особенный.
Он на виду и на слуху.
Он не поэт: он не способен
вздрочить висящую строку.