Город Солнца

               
Лето заканчивается, последние относительно тёплые деньки. Впрочем, всё равно, холодный ветер и солнце часто скрывается за тучами.
Вспомнилась картина из студенческой юности: поздно вечером, темно, какое-то неопределённо холодное время года, перманентное для Петербурга и, похоже, имманентное ему. Я стою на платформе станции в лесу, это наверное Кавголово, там, где спортивная база Университета. Окончилось очередное занятие по физкультуре. Тело несколько сырое и неуютное от пота - бельё я конечно сменил, но душа мы не принимали. Платформа вначале пустынна, но постепенно из леса подтягиваются студенты, в том числе и с моего факультета, и с моего курса. Они выходят мелкими группами и в таком же формате кучкуются по платформе. Я  один. Мои сокамерники по общежитию, с которыми мы обычно вместе посещали занятия физкультурой, или уже уехали, или не приезжали вовсе. А может я сам захотел побыть один. С меня станется. И вот я стою о смотрю то на лес и озеро за платформой, то на группки студентов, или, вернее, только на группы студенток. Какая-то идея глубоко и в высшей степени абстрактно обдумывалась в моей голове. И вместе с тем, я наблюдал за стоящими на платформе девушками в цветастых шарфах и ярких спортивных шапочках.
И думалось о том, что вот, как бы было здорово случайно - ну, почти случайно - оказаться по дороге рядом с красивой и интересной девушкой. То есть, совсем рядом. Чтобы как можно теснее и ближе. И чтобы обстоятельства сложились так, чтобы само собой, естественным образом, между нами возникла симпатия и мы познакомились. И чтобы я выглядел в её глазах таким весёлым, умным и очень мужественным. И чтобы она просто сказала: «поехали ко мне». Конечно, она бы стеснялась своего желания, потому что это была бы такая очень скромная девушка. Но я бы понравился ей так сильно, что она не смогла бы сдержаться и обвила бы своими тонкими, изящными руками мою мужественную шестнадцатилетнюю шею и поцеловала бы в губы - но не так, как эта девчонка, Таня, в подъезде - а по-настоящему. И я сразу понял бы - как это, целоваться по-настоящему (потому что в конце-концов та девчонка, Таня вовсе не была виновата, просто в свои шестнадцать я не умел по-настоящему целоваться; а уж она-то наверняка умела, и не только целоваться). И я гладил бы её длинные светлые волосы (ну, может, длинные тёмные волосы), и...
И пришла электричка. Все стайки с платформы перетекли в её полутемные и полухолодные вагоны, в которых, однако, было много места, я бы даже сказал, слишком много места, и я тоже перетёк, и конечно случайно - или почти случайно - нет, всё-таки наверное полностью закономерно я не оказался рядом с красивой и интересной девушкой. Со мной, может, никого не было или были - как всегда - какие-нибудь старушки, старички в неприлично грязной загородной одежде со своими сумками, корзинами, или вонючие алкоголики, или дети с озабоченными родителями.
И я уставился в окно и вернулся к внутреннему обсуждению фундаментальной философской проблемы. Хотя скорее не вернулся - на одной из дорожек сознания она продолжала играть. А вернее, мысли о девушках всегда продолжали играть на своей, постоянной дорожке, и став чуть тише они обнажили в эфире мозга его абстрактное теоретизирование.
Но не параллельно, а какими-то удивительными узорами, сплетаясь в психоделическую картину эти дорожки сочетались друг с другом, проигрываясь в одном сознании, в одном индивидуальном бедном сознании в полном абсурда потоке, потоке сознания.
«Такое милое лицо, и вот оно улыбается мне, ах, спасибо, простите, вы так любезны, скажите, как Вас зовут, и Город Солнца конечно не утопия, может он и утопия, но не столь важен как утопия, но само имя, в нём мистический смысл, а почему бы нам не быть на ты, разве я так старо выгляжу, и груди такие упругие, и так приятно будет прикоснуться к их соскам влажными губами ища блаженства, как в детстве, это фрейдизм, фрейдизм это плохо, не потому что безнравственно или противоречит там чему-то, а потому что банально, но теперь это не то блаженство, или это то блаженство и нет другого блаженства, и есть только грудь, упругая девичья грудь Дурги, Богини материальной природы, и мы всегда ищем влажными губами её сосков, сначала как дети, потом как любовники, но мы не дети и не любовники, мы пусты изнутри и снаружи, нас никогда не было, а были только эти уродливые гоблины с лопатами и рюкзаками, едущие с дач, и мир так ужасен, и конечно, рядом с красивой девушкой будет парень, и на нём будет дорогая спортивная форма, не такая как у меня, но его не будет, нет, я его исключаю из своих мыслей, в конце-концов, это же мои мысли, и он не имеет права вот так запросто в них сидеть, нахально флиртуя с моей новой прекрасной знакомой, нет, она даст понять ему, как он мелок по сравнению со мной, и её рука, она как будто нечаянно берёт мою руку, и снимает перчатки, тонкие перчатки и говорит: «совсем холодная», и растирает её, но так медленно, нежно, и подносит так близко к своим губам, к тёплому ароматному дыханию, и в конце-концов, что стоит за всем этим проявлением, если не я, хотя это может быть и не моё я, но я конечно велик, ибо я способен познать это я, не то, что другие, такие, как этот парень, в хорошем, конечно, спортивном костюме, и сам он красивый, но он не знает о я стоящем за проявлением, вообще он должен быть тоже я, но может он и не я, просто  декорация для я, а я постиг, ведь ещё когда я не прочёл практически ничего об этом, я записал в дневник, жёлтую такую тетрадочку, я писал в ней о том, как я влюблён в одноклассницу, и как она посмотрела на меня сегодня, и всякую такую чушь, но там я написал, и это очень мудро, вы только послушайте: «весь мир только сон; осталось найти того, КОМУ всё это снится», я сам понял это, и это настоящая философия, я, наверное, буду великим философом, правда рядом в дневнике записана всякая чушь, и я прятал дневник в такой тайник стола, но сестре его как-то показал, но всё остальное чушь, и это нормально, а может остальное не чушь, а только эта фраза чушь, и она, конечно, разденется, она захочет принять душ, и она будет совсем без одежды, только мягкий махровый халат, когда она войдёт в комнату и просто сядет ко мне на колени, и горячая вода будет капать с её мокрого лица на моё, Город Солнца, они просто ничего не понимают, они думают - это об устройстве общества, но это аллегория, это мистическое видение облечённое в символы, они не умеют читать эти символы, они думают, что то, что они видят, это всё что есть, а я видел Город Солнца, но об этом я сейчас не буду думать, это отдельная тема, её надо будет как-нибудь обдумать поподробнее, я наверное не просто великий философ, я великий пророк, у меня миссия, ведь я видел Город Солнца, разве это не доказательство, и они поймут это, потом, но она - она поймёт это сразу, она увидит Город Солнца в моих глазах, и когда мы будем лежать в объятиях друг друга она скажет мне об этом, она скажет, я поняла, что ты не обычный, я увидела в твоих глазах что-то, я не знаю, но я не видела этого раньше, нет, я как-будто бы видела, но давно, в детстве, или во сне, это не знаю, как... как Город Солнца, и я улыбаюсь, я знаю, я знаю что это, и она спрашивает: «а ты видишь, кто я?», и я вижу, и вот эти упругие соски, и на них капли горячей воды, их так хочется слизнуть, и в конце-концов, не было никакой чуши в жёлтой тетрадке».