АЛЕС

Комиссар Джордж
Андрюша Речкин стал наркодилером. Он пришел вечером, позвонил в дверь, попросил – ребята, можно я у вас сегодня перекантуюсь? - Можно, конечно. – А я вам тут, за беспокойство, травки… - Ну, с травкой так совсем хорошо.
Травка хорошо, но Андрюша толкает герыч. Сам же говорит, что герыч – это полная лажа, крандец всему, в общем, смертный приговор с маленькой такой отсрочкой. И сам же вставляется. Говорит, обязан проверить товар на себе. Он ведь, по правде, не наркодилер вовсе. Он пушер. Эта типа нижний левел. Они все говно на себе тестуют. Да и мочат их почем зря, и на кичу шлют. А бабки их – слезы. Настоящие наркодилеры – они все чистые, белые, пушистые. Аристократы – не подступишься. Дурь не потребляют, ходят при галстуках, деньги в бизнесе отмывают.
А Андрюша в полной жопе. Говорит, жизненные обстоятельства. Его любимая подставила. Он на ней жениться хотел, а потом поцапался. А она типа как-то крутанула, что он теперь ей бабок должен. Бандюг наслала. Те на Андрюшу наехали конкретно. Андрюша говорит, отдам долги, завяжу с наркотой. А лучше бы просто валил куда подальше от ****и этой с быками ее. Но советовать легко. Сам-то я не валю никуда, хотя тоже попал в засаду редкостную и хожу по жизни стремаясь завтрашнего дня.
Сидим, курим. Приход слабый – мозги в заморочках, не расслабляются. Я говорю Андрюше – хороший ты человек, Андрюша, а вот трава у тебя хреновая. Ни фига не вставляет.

Сидим дальше. Тормоза на улице ввизгнули. Андрюша в окно глянул и побелел. Я встал и подошел к окну. Из красной забрызганной грязью «девятки» парнишки выходят, неинтеллигентные такие парнишки. Чё, говорю, Андрюш, тебя выпасли? Молчит, да и так все ясно.
- Пойду я, ребята. Не хочу вас в свои проблемы вписывать.
- Да ну, говорю, дверь железная, не проломят. Сиди тут. А то ведь
грохнуть могут. Гляди, уроды какие. Это что, телки твоей бодигарды?
- Да не, это другая тема. По работе. А сидеть нет мазы. Они ведь
ждать будут до упора. Потом и на вас наедут.
- Ну лады. Тогда я с тобой выйду, типа мусор все равно надо
вынести.
Коля встрепенулся. – Я тоже пойду. Сигарет куплю.
- А ты Слав, в окно гляди и ори, когда нас мочить будут. Или там,
ментов вызови. Андрюш, ты дурь-то скинул? А то ведь менты…   
Выходим. Я пакет несу с мусором. Потом Андрюша идет, сутулится, бедняга. А дальше Коля – грудь колесом и щурится. Видит он хреново. Был близоруким, что твой крот. Потом операцию сделал по лазерной коррекции зрения и задвинул – я теперь, говорит, после этой операции лучше здорового вижу. Гонит. Все равно плохо видит, особенно, при слабом освещении.
Парниши сразу Андрея приметили. Эй, говорят, мужичок, поди сюда. Андрюша тронулся, но нерешительно. Я встал, пакет на землю опустил, смотрю. А ты что, говорят, встал. Двигай телом к своей помойке. А я говорю, почему молодые люди вы невежливые такие. Я между прочим, депутат местного муниципального образования и мне интересно ваше посещение. Может, мы с вами международные связи установим, договор подпишем о сотрудничестве и, особенно, о ненападении. Вы ведь из Колпина? Лица у вас колпинские такие.
Ни хрена, мы говорят, не из колпины. А ты-то кто, говорят, хер моржовый? Не в свою тему суешься, и базар твой левый. Вот мы тебя по хлебальнику настучим, добьешься своего. Ругаются. Но неуверенно как-то.
И к Андрюше. Ты, говорят, мудак, мы тебя сейчас поучим, а потом и совсем грохнем, если не уберешься с нашей территории. Андрюша говорит, ни фига, всю жизнь это моя территория была, а вас я не знаю, вы отморозки какие-то, беспредельщики.
Ну что тут долго рассказывать. Коля Крот он ведь дзюдо занимался и вообще человек недюжинных способностей. Не дышит под водой чуть-ли не по полчаса, отжимается и приседает на одной ноге столько, что задалбываешься считать. Не любит, конечно, драться. Но тут ведь они сами наехали. В смысле на Андрюшу. А Андрюшу жалко. Он у нас на басу играл, когда мы на музыке прикалывались. Он играть не умел никогда, просто парень был тусовочный, вот и играл. Нам было весело вместе.
В общем, Крот кому-то руку сломал, я подобранным с помойки дрючком другому голову разбил, Андрюша яйца третьему отмочил, были просто сырые яйца, стали яйца всмятку. На прощание мы им, для понту больше, сказали, что теперь мы здесь крышуем и чё-как пусть нам стрелки забивают.
Что дальше было, вы, наверное, и сами знаете. В газетах об этом много писали, через несколько лет, когда нас с Кротом взяли. Славу Музыканта не взяли. Он дернуть пытался и его замочили пулей в затылок при попытке к бегству.
Вкратце, было так. Были, конечно, стрелки первое время. Ездили всякие лохи. Хорошо нам старый друг по буддизму, ныне практикующий налетчик, одолжил на первое время три ствола из своего арсенала. Штук сорок лохов мы замочили на стрелках и просто так. Но насилием ведь проблем не решишь. Всегда нужно политическое урегулирование. Так что мы взяли свою команду (кроме нас самих – меня - Горбатого, Крота,  Музыканта и Андрюши Пушера (так к нему эта кликуха и прилипла) у нас уже человек двадцать было)  и съездили с официальным дружественным визитом на сходняк. Наш бригадный адвокат братву по понятиям развел, так, что вышло – покойники сами были не правы. На том и порешили – пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов, а нам жить и сотрудничать в нелегкой преступной деятельности.
И мы объявили войну герычу. Мы дубасили пушеров, щелкали дилеров, даже самих наркомов не щадили – насильно с иглы снимали, путем помещения на две недели в наш собственный спецдиспансер. Кто не подыхал – переламывался. Мы всерьез воевали с герычем. Герыч – это зло, объясняли мы людям. Не надо употреблять герыч. Надо употреблять гашиш. Гашиш поставляли в город мы.
А потом нас взяли. По понятиям нас Осама Бен Ладен прикрывал, мы ведь его гашиш толкали и у мафии к нам вопросов не было. Потому конкуренты по-мужски наехать не могли. Ментов натравили, суки.
Специально для нас Дума постановление приняла – применить смертную казнь в порядке исключения. За многочисленные зверские убийства сотрудников правоохранительных органов. А я так скажу. Гниды были эти восемь мусорских начальников, которых мы в сарае за яйца подвесили, жадные псы. Не, ребята перестарались, конечно, это без базара. Я ведь когда им сказал: «Подвесьте этих псов за яйца и подпалите их жирные морды. И их собственные кишки с их собственным говном затолкайте в ненасытные пасти» - я это так поэтически выражался, типа метафорой или гиперболой. Но ребята литературные приемы нетвердо знали. А дисциплина в бригаде строгая была. Приказы не обсуждались.
И вот сидим мы – я и Крот (Пушера ведь еще раньше грохнули, глупо так, по заморочке из-за бабы в кабаке каком-то) за железной дверью, ждем исполнения, жизнь вспоминаем. Как в садик ходили детский, как первый раз телку трахнули, травы курнули. В общем, все приятное, что в жизни было. И вот, поворачивается ключ в железной двери, дверь с грохотом распахивается…

- Ребята, вы чё? Под грибами что-ли?
Железная дверь была открыта. На пороге стояла Лера – Музыканта телка. Она за хавкой ходила, час где-то. Говорит, когда пришла, мы валялись по всей комнате в разных позах и базары между собой вели непонятные.
- Бляха муха! – сказал я – мне ведь показалось, что несколько лет прошло! И что мы все это время…
- Мы были в мафии. Это было круто.
- Нас к вышке приговорили.
- Так это чё у нас групповой глюк был? Шибануться можно!
- А ты говорил – трава хреновая, не вставляет. Ни хаха себе не вставляет!

Когда все ушли, я быстро покидал вещи в спортивную сумку. Мы уже давно перестали быть одной командой – с тех пор, как грохнули Пушера. У каждого была своя дорога и никто не хотел слушать меня, когда я объяснял братанам, что пора валить, хорошая карма подходит к концу.  В моем кармане загранпаспорт на чужую еврейскую фамилию и билет на самолет до Амстердама. В кипрском банке – два миллиона долларов из тех, что мы зашибли на гашише. На человека с еврейской фамилией. Это моя доля – без крысятничества. Все, парни, алес. Я выхожу из игры.