Очерки Трудные денёчки следователя Девяткина

               

               

                Очерк первый.
   
               
                "Шприц".               


    В огромном универсаме каждый был занят своим делом. Покупатели, снуя от прилавка к прилавку, с большим трудом искали и не всегда находили компромисс между высокой ценой, низким качеством товара и средней собственной зарплатой. Кассиры нервно стучали по клавишам счётных машин, как пианистки по расстроенному фортепиано, не отрывая взгляд от партитуры. А администратор зала только и делала, что следила за сомнительными в плане оплаты посетителями. Грузчики, даже не имея представление о существовании закона понижения энтропии, интуитивно поддерживали своё наиболее вероятное по жизни состояние: шатались пьяными. Другими словами никому никакого дела не было до опрятно одетого мужчины, который, не спеша, подошёл к молочному отделу, небрежно взял бутылку молока и поставил её к себе в корзину. Спокойным и уверенным движением мужчина достал из кармана пиджака шприц, проколол крышку, сделанную из фольги, и выдавил содержимое шприца в бутылку. Затем, размяв место прокола и спрятав шприц, поставил бутылку обратно на стеллаж, а сам взял совсем другую, мол, перепутал, хотел взять сливки. После этого мужчина стал в небольшую очередь к кассе, постоянно наблюдая за молочным отделом.
    Вскоре туда подошла молодая девушка. И прямиком взяла бутылку, за которой наблюдал человек. Повертела в руках, хотела, видно, поставить её к себе в корзину, но в последний момент передумала. Взяла дорогие сливки и ушла к кассе. Сразу за ней к этому же отделу подошла пожилая женщина, можно сказать, бабуля. Взяла две бутылки молока, включая роковую, захватила пакетик развесного творога и пошла к кассе, причём стала через одного человека от мужчины. И, как все пожилые люди, сразу завела монолог-беседу: "Когда эти цены остановятся? Разве раньше такое быть могло? Раньше на пенсию люди могли себе позволить купить колбасы, а сейчас еле-еле хватает на молоко".
    Люди в соседних очередях закивали головами в знак согласия. Бабулю это подзадорило, и она стала разглагольствовать о былой и теперешней жирности молока. На что мужчина со шприцем как-то слишком весело отреагировал: "Такого молока вы ещё в жизни не пробовали". И ушёл, оплатив свои сливки, даже не замечая, что вслед ему полетела бабусина фраза: "Я жизнь прожила, пробовала всё, и на таких болтунов за свою жизнь насмотрелась".   
    Бабуля всю дорогу от универсама до своего дома возмущалась по поводу не воспитанности мужской половины населения. Мужа эта женщина похоронила давно, сын с невесткой жили отдельно, поэтому сама она давно потеряла способность понимать людей другого пола, а тем более другого возраста. Вот внука она точно не понимала. Никакой помощи от него не видела, однако у того хватало наглости просить от случая к случаю у неё деньги. То на дискотеку, то ещё на что-нибудь.
    Женщина вошла к себе в квартиру и сразу поняла, что в зале кто-то есть. Зная, по различным сериалам, как себя вести в данной ситуации, она вернулась на лестничную клетку и позвонила соседям. А сама громко спросила, дескать, кто там. Улыбаясь, вышел из зала её внук, парень лет двадцати двух. И тут же открыли соседи.
   - Что ты здесь делал? - спросила женщина, проходя мимо внука в зал. Следом потянулись соседи, ничего не понимая.
   - Тебя дожидался, - буркнул парень, не ожидая такого приёма.         
   - Нет, чтобы за молоком сходить, помочь старухе на старости лет. А я тебя вот этими руками пеленала. Кормила тебя, воспитывала, сказки читала. А чего это ты рылся в комоде?
   - Ничего я не рылся.
   - Вот я матери всё твоей скажу. Вот почему ты сейчас не в институте?
   - Пары нету.
   - Видели, люди добрые, какие сейчас дети? Старикам не помогают, учиться не хотят, работать тоже, а деньги им подавай. Небось, денег пришёл просить.
А нет бабули, так и сам в комод залез. Вот возьму и выпишу тебя из этой квартиры. И наследство перепишу. Сейчас много желающих в опекуны пойти. 
   - Баб, не заводись, ну посмотрел я пару фотографий. Форточка у нас сейчас на лекциях, полтора часа свободного времени.
    Через час, после того, как ушли соседи, а вскоре вслед за ними ушёл обиженный внук, женщина открыла молоко. Смяла и выкинула в мусорное ведро продырявленную иглой крышку, положила в тарелку творога, подлила туда молока и начала есть. И сразу вспомнила слова мужика из очереди, подумав: "Да, такого молока я ещё не пробовала. Привкус какой-то странный. Может это от творога? Или молоко я взяла витаминизированное?"
    Однако доела всё до конца и по старой привычке начала мыть за собой посуду. Тщательно протёрла тарелку, ершом продраила бутылку, чтобы на пункте приёма тары не было проблем. Тряпкой провела по мойке, полотенцем по тарелке. Ей показалось, что не хватает воздуха, подумала: "Внук нервы расшатал, а может давление скачет, надо выйти на улицу". Вынесла заодно мусорное ведро. Посидела минуту на лавочке. Затем решила пойти домой прилечь. Не раздеваясь, прилегла и не заметила, как уснула, и уж тем более не заметила, что уснула навсегда.
    Тело обнаружил на третьи сутки тот самый внук бабули. Началось следствие. 
 
    "Есть вещи, постоянство которых приносит человеку положительные эмоции. Будильник в эту категорию явно не входит. Причём иногда до такой степени, что хочется взять это устройство и запустить им в пространственно-временной континуум".
    Антон Тимофеевич, проснувшись, поймал себя на этой мысли, однако быстро её отбросил. Жена и так раз в полгода носит будильник в ремонт, а без него обходиться не возможно. Рабочий день у следователя Девяткина Антона Тимофеевича был не нормированным, а точнее сказать: работа занимала всё время этого человека, оставляя лишь пару часов на сон и пару десятков минут на разговор с женой.
    Ирина Эдуардовна Девяткина за долгие годы совместной супружеской жизни выучила этот график и не сопротивлялась минимизации собственной персоны до уровня домработницы. Пока муж делал зарядку и водные процедуры, Ирина успевала ввести его в курс домашних дел, рассказать, как идут дела у дочки, которая давно уже жила отдельно. В это утро постоянный свой отчёт она дополнила  приветом от зятя и рассмешила историей о том, как внук стёр на компьютере какую-то важную программу.               
    Параллельно жарила яичницу и, как всегда, воспроизводила криминальные сплетни, которыми с ней делились везде: и на работе в школе, где Ирина Эдуардовна была завучем, и во дворе на скамейке возле своего подъезда. Зная специфику работы супруга, все ждали от неё каких-то подтверждений, но она всегда отнекивалась, ссылаясь на тайну следствия. А поддерживала беседу только комментариями из телевизионных репортажей и из газет. Антон Тимофеевич зная эту черту характера жены, всегда делился с ней последними новостями, иногда получая дельный совет, основанный, правда, не на дедукции, но зато на жизненном опыте.
   - Антон, бабки судачат, что кто-то пенсионеров ядом потчует, - сказала
Ирина Эдуардовна и поставила на стол перед мужем завтрак. На что Антон Тимофеевич моментом отреагировал, глядя в тарелку:
   - Надеюсь, это не ты?
- А разве ты пенсионер?
- Это единственное, что меня спасает?
   - Не болтай, подавишься, и следствие пойдёт по ложному следу, - улыбнулась Ирина и налила мужу кружку чая, - опять вчера вечером сосед с дружками буянил. Посади ты его на пятнадцать суток. Хоть протрезвеет немного.
   - Оторвать организм на две недели от поддерживающих его жизнь компонентов, всё равно, что отключить аппарат искусственного дыхания, а  это смерти подобно. Я же не убийца.
   - Соседи, сам знаешь, ходят ко мне жаловаться, - напомнила Ирина Эдуардовна и включила телевизор.
    В городских новостях диктор с равнодушной интонацией перечислял о происшествиях за вчерашний день. Пара автомобильных аварий, одна квартирная кража. Пожар на складе готовой продукции какого-то на половину подпольного цеха по пошиву блузок толи от Хуго, толи для Босса. Затем: отравление со смертельным исходом. Ещё более инертно и с апатией, работник телевидения поведал, что найден труп пенсионерки в своей квартире со следами отравления. 
   - Я же тебе говорила.      
    Антон Тимофеевич подумал: "Сплетни от бабулек быстрее телетайпных  новостей от журналюг. Не старушки, а стрингеры какие-то". Уже на пороге спросил:
   - Ссобойку положила?
   - И всё равно не забудь сходить в столовую, - погрозила пальцем, подставила щеку для поцелуя и добавила:
   - Поговори с соседом.
   - Слушаюсь и повинуюсь, - взяв пакет, Антон Тимофеевич быстро поднялся  выше этажом. Позвонил.
    За дверью долго копались, шушукались, потом раздался голос:
   - Кто там?   
- Сто грамм. Милиция, открывай, Петрюня.
   - Нельзя же так пугать людей Антон Тимофеевич, - обиженно пролепетал Петрюня. - Что, уже соседи накапали? Но у меня повод был стопроцентный. Бывший сокамерник мой вчера проставлял статую Свободы.
   -  Хотите, устрою ещё более торжественное мероприятие? В КПЗ? С возложением венков у статуи и пожизненным караулом у вечного огня?
   - Антон Тимофеевич, я его весь вечер просил уменьшить звук своего динамика, но у него голосина, как у Хулио-ты-Плачидо-за-Поваротти. Он на зоне запевалой был. Знаете, какая у него любимая песня была? "Отсижу два года и вернусь, запомни, понял?". Но отсидел все пять.
   - Петро, что за слухи о целенаправленных отравлениях в городе?
   - Ничего не знаю. Сегодня всё выясню. Приходите к четырём в баню, к этому времени соберу всю информацию. Заодно и помоемся.
   - Постараюсь.
    Спускаясь, Антон Тимофеевич зашёл домой и попросил жену собрать банные принадлежности. Ирина Эдуардовна обрадовалась, подразумевая, что после бани муж придёт домой пораньше.
    Остаётся только добавить, что Антон Тимофеевич работал не простым следователем, а Старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Дорога из дома на работу занимала у него не больше пяти минут, так как жили они с женой в квартире, расположенной в центре города. В этой квартире, оставленной ему по наследству матерью, он прожил все свои полста лет. Здесь родился, здесь прошло его детство. Здесь его знали все, и конечно он знал здесь всё и вся, что очень сильно упрощало быт. Поэтому, когда прокуратура выделила ему квартиру в престижном доме, он уступил её дочери. Машина у Антона Тимофеевича была раритетная, старая Победа, ещё купленная отцом. Стояла она во дворе прокуратуры, всегда досмотренная и на ходу. Слесарь гаража давно и перманентно просил Антона Тимофеевича продать её ему, но следователь был неприступен, как утёс. Давал слесарю свою Победу только в аренду на ежегодный парад старых машин, где тот постоянно получал какие-то призы. Положив на заднее сидение машины банный свёрток, Девяткин поднялся к себе в отдел.
    Кабинет Антон Тимофеевич делил с молодым следователем, перешедшим сюда совсем недавно из транспортной прокуратуры. Звали его Василием Ивановичем, что сразу придало атмосфере вокруг новичка анекдотический привкус. Большого ума у него не было. Но он компенсировал отсутствие такой мелочи огромной работоспособностью. По золотому перу ручки Паркер можно было предположить, что для того, чтобы добиться в жизни благополучия, ума большого-то и не надо.
   - Доброе утро, Тимофеич.
- Так ли оно доброе, Иваныч?
   - Для прокуратуры оно уже доброе, если из ста запланированных на день трупов, один ещё дышит.
   - Если такую статистику услышит наше с тобой начальство, то вот ты и будешь этим последним.
   - Эх, Тимофеич, почему ваше поколение так боится начальства?
   - Не боится, а уважает. Что ты знаешь об отравлениях в городе?   
- Первый раз слышу. Что-то по радио говорили.
   - От советского информбюро?
    Антон Тимофеевич взял папку с текущими делами и пошёл на доклад к начальству. Генеральный как раз был свободен, пил чай и просматривал прессу.
   - Присаживайся, Антон Тимофеевич. Чай будешь?
   - Спасибо, нет. Виктор Викторович, мучает меня такое наблюдение. За последние два месяца в городе увеличилось количество отравлений со смертельным исходом.   
   - Люди, Антон, всегда будут чем-нибудь травиться. То пестицидами, то гамма-частицами, то коровьим бешенством. А наркоманы? Они же сами себе яд вводят в вену, ещё и платят за это. Наше с тобой дело: состав преступления изучать, а не собирать непроверенные слухи.
   - Не могу понять, откуда эти слухи. Виктор Викторович, дайте, пожалуйста, команду, чтобы подключили наш отдел к расследованию последнего отравления.
   - Не могу. И так внутрянщики злятся, что мы в их дела лезем, не даём им спокойно работать. В порядке личной инициативы можешь.
   - Так они же меня пошлют куда подальше.
   - Да, Антон, пошлют. Сам знаешь, мы имеем право подключаться только на завершающей стадии.
   - Виктор Викторович, а если мы будем год дожидаться этой завершающей стадии?
   - А ты съезди, поторопи их. Только потом больничный не проси. Всё, не мешай читать прессу. Сколько у тебя дел на выходе? То-то и оно!
   - Но эти дела уже по нарам разбились, а здесь кто-то только в раж входит.
   - Антон Тимофеевич, я сейчас сам в раж войду. И пошлю тебя, товарищ Девяткин, в Тридесяткино царство, в командировку на год.
    Антон Тимофеевич уже у себя в кабинете позвонил приятелю в пресс-центр МВД и узнал, в каком районе найден вчера труп отравленной женщины. Потом попросил Василия Ивановича никому об услышанном не говорить, зная, что уж теперь-то будут знать все, а особенно Генеральный, сел в раритет и поехал на свой страх и риск в убойный отдел этого района.

    Вёл дело об отравлении капитан Дерягвич Иван Петрович. В отделе сказали, что капитан как раз на повторном осмотре места происшествия в связи с новыми обстоятельствами дела, интересующего Девяткина. Что за обстоятельства дежурные не просветили, но хоть адрес дали.
    Дерягвич, нехотя, поведал прокурорскому работнику о предварительных результатах осмотра места происшествия, показал акт экспертизы вскрытия. Латинское название яда ничего особенного не говорило за исключением того, что такой яд можно было достать в любой химической лаборатории города.
   - А что беспокоит Генеральную прокуратору, если не секрет? Думаете, мы не все улики нашли? Мы всё перерыли. Следов взлома нет, следов подбора ключа нет, значит, был кто-то свой, и подсыпал мухомориков старухе. Если брать версию случайного отравления покупными продуктами, то, по словам соседей, бабка молочные продукты и хлеб покупала не на рынке, а только в магазинах. Соседи в один голос твердят, что она отоваривалась только в универсаме возле дома. Именно молочные продукты и хлеб обнаружены в желудке убитой. Оставшийся творог и молоко мы проверили, яда не обнаружено. На внутренней поверхности пустых бутылках также нет следов яда. Вся посуда перемыта.
   - А крышки от молочной посуды нашли в мусорном ведре? - надеясь на удачу, спросил Девяткин.
   - Старуха вынесла мусор за несколько минут до смерти. Скажите мне Антон Тимофеевич, почему вы, прокурорские работники, нас, мусоров, не выносите в переносном смысле? Ведь всю черновую работу мы делаем.
   - Не обобщайте, прокурорские работники, как и копы, бывают разные. А в мусорном контейнере возле дома смотрели?
   - Нет. Дадите нам с лейтенантом указание перебрать контейнер?
   - Сам справлюсь, - спокойно ответил Девяткин и стремительно вышел из квартиры.   
   - Почему ты ему не сказал, что контейнер позавчера отвезли на свалку? - удивился лейтенант.
   - Пусть покопается в дерьме, узнает почём фунт улик.
    Через пару минут Антон Тимофеевич возвратился, держа свои руки на почтительном расстоянии, принюхиваясь к ним и приговаривая:
   - Контейнер позавчера забыли поменять. Перерыл всё отходы, но нашёл, что искал, спасибо ребята за помощь в проведении сыскных работ. Дайте, я вас обниму, родные вы мои.
    Сказал и бросился их обнимать, похлопывая по спине. Те пробовали с возмущением устраниться, да не тут-то было. Не зря Девяткин систематически ходил на занятия по самбо. В объятиях побывали оба. Лейтенант сбросил свой пиджак и давай его обнюхивать, возмущаясь:
   - Контейнер поменяли однозначно, я сам лично с водителем разговаривал.
    Капитан же понял, что их разыграли, засмеялся:
   - Свой человек. Антон Тимофеевич, скрывать нет смысла, задержан внук бабки, студент какого-то химического вуза. В доме у родителей, где он жил, уже произведён обыск. И в подвале нашли бутылки с похожими на яд препаратами. Только что мы произвели опрос свидетелей, и соседи бабушки поведали о ссоре между родственниками, произошедшей накануне.   
   - Он уже сознался?
   - Если хотите, можете поприсутствовать на допросе этого алхимика, только ехать в отдел надо сейчас же, - предложил опер Антону Тимофеевичу. Тот сразу согласился.   
   - Я чуть опоздаю. Иван Петрович, можно я возьму фотографию бабули?
   - И в морг за автографом? - затаил обиду лейтенант.
   - До встречи в отделе, а автографы я чаще раздаю, чем собираю, - ответил Девяткин.
   - В морге что ли? - это уже встрял капитан.
   - Да, и только для постоянных клиентов.
 
    По пути в отделение Девяткин заехал в универсам, где обычно покупала продукты покойница. В универсаме женщину по фотографии узнали сразу. Да, покупала каждый день молочные продукты. Да, последний раз её как будто бы  видели три-четыре дня назад. А одна кассирша припомнила точно, что рассчитывала её четыре дня назад. Припомнила потому, что та ругалась и кричала на мужчину, как показалось кассирше, без причины: "Бабулю не устраивала жирность молока, а мужчина сказал, что такого она ещё не пробовала. А мы действительно именно в тот день получили это молоко в первый раз. Директриса заключила договор с новым молокозаводом".
   - А как выглядел этот человек, вы не запомнили? - спросил следователь.      
   - Нет, я его видела впервые. Помню только руки, они какие-то белые у него. Словно вымоченные в хлорке.
   - Вы бы его узнали?
   - Конечно, нет. Но руки узнала бы точно.
   - Вот вам мои координаты, если увидите эти руки, то туловище будет где-то рядом, поэтому сразу набирайте мой номер телефона. В любое время. И ещё, ваше молчание - залог вашей же безопасности. А мои руки вам тоже запомнились? 
   - Хотелось бы.
   - И мне хотелось бы, но жена ревнивая.
   - Ах, вот вы в каком смысле. Что касается того человека, то там руки были совсем не сексуальные. Казалось, что ими управляет робот, а не человек. Стойте, я вспомнила, почему я так подумала. Я посмотрела ему вслед, у него что-то с походкой. Он хромал, еле-еле, но хромал.
   - А рост и во что одет?
   - Роста вашего и одеты, как вы.
   - Может, это был я? А руки перекрасил. А особенности речи? Может быть, картавил или шепелявил?
   - Этого не помню.
   - Если ещё что-нибудь вспомните, звоните хоть ночью.
   - А ревнивая жена?
   - Кстати как вас зовут?
   - Вера.
   - Вера, вы моя надежда.

    В отделении, когда приехал Антон Тимофеевич, Дерягвич с лейтенантом уже допрашивали паренька. Лица на студенте не было. Его всего колотило. Отвечал он односложно, иногда невпопад. Очень волновался. Да, с бабушкой он не ладил. Да, она постоянно грозила его выписать из квартиры и лишить наследства. Да, в подвале у него всякие препараты, украденные из института. Но чтобы подсыпать яд бабке, у него, по его словам, и мысли не было.               
   - Это его рук дело, - уверенно заявил после допроса опер Дерягвич, - влез в долги, а рассчитываться кроме бабушкиного наследства нечем. 
   - Что же это за долги у студента, что родную бабулю надо было травить? - подал голос подчинённый капитана.
   - Из препаратов, найденных у него в подвале, химичится всякая дурь для наркоманов, а там, где наркота, там и банкнота. Ещё день-два и расколется, как миленький.
     Девяткин возвратил, как было условленно, фотографию бабули и упросил капитана вспомнить, есть ли похожие дела на его участке. Оказалось, что дел об отравлении у них значилось несколько. В первых двух случаях погибли от суррогатной водки слесарь какого-то завода и сторож на стройке, а в третьем школьник умер от неизвестного ртутного соединения, хотя одноклассники утверждали, что никто из них и потерпевший, в том числе, дело с ртутью не имел.
    Последним делом Девяткин заинтересовался, а капитан моментально просёк ситуацию:
   - Сделайте официальный запрос, и я сам вам привезу дело. Всё равно собирались на неделе закрывать и классифицировать, как несчастный случай.
 
    Аналогичного плана разговоры произошли у Антона Тимофеевича и в других районных отделах. Ему пообещали в случае официального обращения прокуратуры с радостью передать все свои зависнувшие дела.
    Вернувшись в прокуратуру, Девяткин, не откладывая в долгий ящик, сразу двинул к начальству. С трудом, но всё-таки смог уговорить Генерального. Для того критическим аргументом послужил тот факт, что милиция отдавала эти дела бесконфликтно. Для Девяткина же самым важным было объединить их, понимая, что маньяк-то пока ещё на свободе. А то, что это был маньяк, следователь уже не сомневался. Хотя были у него предположения, что убийца мог работать по найму, поэтому и попросил соседа по подъезду разведать обстановку в криминальной среде.
    Тот часто выполнял поручения следователя, причём за символическую плату, по-соседски: бутылка водки или две вина. Антон Тимофеевич собирался вечером в бане получить не только порцию омолаживающего пара, но и столь важную для своего расследования информацию. Так и получилось. Уже, когда распаренные и разомлевшие соседи вышли в буфет и пригубили разливное пиво, взятое, конечно, за счёт следствия, Петро прошептал:
   - Никакого киллера-отравителя в городе нет, всё это бредни и сплетни бабушек-старушек. Зачем кому-то напрягаться с химией? Пошёл на рынок, купил Калашникова с полной обоймой и пали налево и направо. Если уж так любишь отравлять, купи пули с ядом. Как Каплан для Ильича. Согласен?            
   - Согласен, но не со всем. Вот, захотел ты завладеть квартирой, а хозяйка упёрлась и цепляется за жизнь из последних сил. С пулемёта пальнёшь, шума наделаешь. А в ухо залил яда, и папа Гамлета стал бедным Ёриком.   
   - Жмуриком? Точно. Рассказывают, вчера такого студента статьёй прикнопили, родной бабуле приговор зачитал и тут же исполнил. Следы только не успел замести. Первый раз на дело вышел. Неопытный.
   - Хочешь сказать, со своей второй бабкой по материнской линии он уже опытней будет? 
   - В тихом омуте черти водятся. Одно знаю, бывалые люди в своём подвале улики не прячут. Говорят, у него там лаборатория по производству наркоты была. Слышал?   
   - Краем уха.
   - Так как же ты работаешь, если я больше тебя знаю?
   - Дольше всех живёт ворона, которая меньше каркает. 
   - Всё, больше ничего от меня не услышишь, - обиделся Петро.
   - А я только хотел взять беленькую для поддержания разговора. Раз так, то я пошёл.
   - Беру свои слова обратно. Не знаю, какая я ворона: белая или чёрная, но люблю я беленькую, после двухсот грамм которой тянет на смуглявенькую, а, в общем-то, жизнь чёрненькая.
   
    На завтра Девяткин лично объехал все участки и собственноручно собрал запрашиваемые дела. К вечеру все фигуры были расставлены на доске. Можно начинать партию, цена которой - человеческая жизнь, и может не одна. Всё теперь зависит от его опыта и быстроты.
    "А ситуация, - размышлял Антон Тимофеевич, - такова. Два с половиной месяца назад появилась первая жертва. Школьник скончался прямо в больнице, в желудке обнаружена ртуть, мороженое и булка. С ртутью дети не играли, значит, ядовитое вещество попало с едой, т.е. с булкой или мороженым. У следствия была и такая версия, но вскоре она отпала, так как больше никто в больницу не обратился. Родители, убитые потерей единственного чада, пробовали активизировать следствие в отношении школьной столовой, но эксперты не обнаружили там даже признаков ртути. Следствие зашло в тупик, признав случайность отравления.
    Все остальные случаи происходили в разных районах города. Следующее по времени преступление произошло спустя две недели в центре. Пожилой человек был найден дома с признаками отравления. В желудке у него обнаружили целую гамму продуктов, включая мороженое или молоко, но списали на поддельную водку. Однако где пенсионер приобрёл якобы поддельное спиртное, выяснить не удалось. Следствие зависло.   
    Третий случай опять отметился в протоколе ровно через две недели после предыдущего. Пенсионеры, муж с женой, также были найдены мёртвыми в своём собственном доме со следами отравления. Какой продукт послужил причиной смерти, понять было трудно, а одноразовую тару погибшие сжигали в русской печи. Упор следствие сделало на наследников пенсионеров. Но у тех было стопроцентное алиби: дочь с мужем работали за границей, а за месяц до трагических событий к родителям уехала внучка стариков. Совершить преступление они могли чужими руками, но с другой стороны они зарабатывали за год больше, чем стоил дом.
    Примерно месяц назад на даче был обнаружен труп женщины с признаками отравления. Неизвестный яд был найден в молоке. Молоко находилось в пластиковой бутылке из-под минеральной воды. Была проведена оперативно-розыскная работа на рынках, но она ничего не дала. Высказывалось предположение, что произошла трагическая случайность, когда в грязную бутылку, не промытую после химикатов, было налито для продажи молоко.   
    А две недели назад в студенческом общежитии произошло отравление студентки, закончившееся смертельным исходом. В мусорном ведре на общей кухне была обнаружена пустая пластмассовая баночка из-под йогурта со следами яда, аналогичного последнему случаю. Была выдвинута версия, что яд девушке подсыпали  или подлили (а сделать это на общей кухне проще простого) завистницы из числа студенток. Уж больно много было у неё ухажёров, когда у некоторых таковых не было вовсе. Но, в конце концов, следствие зашло в тупик. Как не печально это говорить, но девушка была из интерната, и подгонять следственный процесс было некому. Только сейчас, при дополнительном осмотре вещдока и при свете новой версии, удалось-таки обнаружить крошечное отверстие в крышке йогурта. Но время было упущено.
    Следовательно, уже можно сделать предварительные выводы:
    1. Маньяк-отравитель вышел на тропу войны недавно и действует с периодичностью раз в две недели. Работает только по крупным универсамам, где легче творить задуманное.
    2. Заблуждение, что он убивает только пенсионеров, он отравляет продукты, которые может купить каждый. 
    3. Сначала он совершал своё чёрное дело таким образом, что было трудно определить вообще состав преступления. Обёртки от мороженого люди быстро уничтожали или выбрасывали. Это его перестало устраивать. Он давно уже хотел славы. Как же так, видимо размышлял он, столько разговоров вокруг ужасных случаев, а люди не знают, кто тому причина.
    4. И на яд маньяк уже не желал напяливать камуфляж. Что ж получается, он старается, а всё списывается на несчастный случай или на суррогатное отравление.
    5. Общий вывод. Маньяк с белыми, по словам кассирши, руками будет стремиться обратить на себя внимание, думая, что о нём ещё никто не знает. Следующий удар он нанесёт через неделю. Да, он ещё прихрамывает. Хотя белые руки и хромота могут оказаться фикцией, специально внедрённой в сознание свидетелей для отвлечения.
    И так, не будем ждать неделю, а переходим в контрнаступление по всему фронту".   
    Антон Тимофеевич Девяткин потёр руки в предвкушении схватки. Василий Иванович заметил жест коллеги, но истолковал его по-своему:
   - Сбегать в магазин за бутылкой?
   - Джентльмены пьют только чай и то после файв оклок.
   - Но до полудня похмеляются.
   - Извини, Василий Иванович, нужно съездить в пару мест, где не очень поймут, если унюхают, что от меня несёт перегаром.
   - Не обольщайтесь и не обманывайте сами себя, Антон Тимофеевич. Во-первых, от вас перегаром несёт с утра. Во-вторых, люди быстрей раскрепощаются, видя, что мы тоже простые люди, а не центурионы Понтия Пилата.
   - Я ж за рулём, - самую вескую причину выдал Девяткин.
   - А вас хоть раз останавливало ГАИ?
    "Нет, - подумал Антон Тимофеевич, - но пить не буду".
   - Василий Иванович, мы с тобой на следующей недельке сходим в баньку, а после возьмём бутылочку, посидим у меня дома или в буфете, как захочешь. Замётано? У меня действительно сейчас неотложное дело. Дело жизни и смерти.
   - Ну, раз такой шекспировский расклад, сбрасываю карты. Если будете в магазине, купите, пожалуйста, хотя бы пиво. Голова раскалывается, листаю протоколы, а перед глазами "Балтика№9".
   
    Первым делом Антон Тимофеевич поехал к школе, где учился отравленный ртутью мальчуган. Запарковал машину и решил пройти тем маршрутом, которым наверняка ходил домой школьник. На пути лежал универсам. Девяткин зашёл в него. Подошёл к холодильному стеллажу с мороженым. Открыл крышку холодильной камеры, взял в руки пачку эскимо, повертел её в руках, почитал сопроводительный текст и положил обратно. На него никто даже не посмотрел. А кто мог бы запомнить преступника? Представил: "Хромой вводит яд в мороженое, отходит в сторону и ждёт, кто же вытащит роковую пачку. Дождавшись, подходит к жертве-мальчику и говорит, что такой пломбир он ещё не пробовал. Всё, маньяк получил свой кайф. Вряд ли, чтобы кто-то вспомнил такую сцену через два с половиной месяца".
    Девяткин купил пиво, ещё раз прикинул, стоит ли идти к заведующей за ничтожной информацией, а получить в итоге волну слухов, которая за пару дней перерастёт в Цунами и дойдёт до преступника. "Нет, - думал следователь, идя к машине, - начнём атаку с макроуровня. Неделя у нас в запасе. Попрошу Генерального, чтобы он переговорил с ответственными лицами в Министерстве Торговли, а там найдут пути, как усилить контроль над торговыми залами. Раз. Таким же образом по линии Минздрава запустим директиву о прокажённом с белыми руками и хромой ногой. Два. Первым делом, когда приду в отдел, отмечу на карте все вовлечённые в дело универсамы. Ведь должен же быть у преступника хоть какой-то порядок посещения тех или иных районов, не случайная же у него выборка. Нет, первым делом облегчу вчерашнюю баню вот этим пивом. Три".    
    Антон Тимофеевич тогда ещё не знал, что ошибался только в одном, а именно почти в самом главном, в периодичности выходов маньяка со шприцем на дело.

    Спустя два дня в семье Зубичей разыгралась трагедия. Глава семьи, помня о десятилетней годовщине знакомства со своей супругой, купил в универсаме песочный торт и бутылку шампанского. Жена накрыла на стол. Дети, а их у Зубичей было двое, мальчик и девочка, конечно, обрадовались торту. Семья жила скромно, поэтому деликатесы, особенно сладкие, были редкими гостями. Открыли шампанское, родители выпили за годовщину, потом выпили за хорошее будущее детей. Парень подавал большие надежды в спорте, входил в юношескую сборную страны по лёгкой атлетике. Девочка великолепно играла на фортепьяно. Все деньги семьи шли на подготовку её поступления в консерваторию. Глава семьи раззадорился и открыл бутылку водки. Это его и спасло. Через час он, не понимая, что происходит, уже звонил в скорую. Скорая приехала через пятнадцать минут и ужаснулась от увиденного: входная дверь была открыта, у порога скорчился без сознания отец, но был ещё жив. В комнате в разных позах уже без признаков жизни находились остальные члены семьи. Моментально была вызвана милиция. Через десять минут после милиции в квартиру приехала следственная группа. Антон Тимофеевич появился, когда уже выносили из дома тела погибших. Еле пробившись сквозь толпу зевак и наряд оцепления, Девяткин нашёл старшего группы следователей, капитана Прохорова. Тот аж позеленел:
   - Дадите вы нам спокойно работать, или будете постоянно, по мелочам контролировать? Если вы такие рьяные, берите дело всё и сразу.         
   - Прокуратура объединила дела с насильственными отравлениями людей покупными товарами, я уполномочен принимать участие в любом аналогичном следствии, и  на любом его этапе. Вопросы есть?
   - Извините, я думал, что это опять мелочная опека вашего ведомства.
   - Никакой опеки, а совместная оперативная работа по поимке опасного маньяка, товарищ Прохоров.
   - Маньяка? Да они сальмонеллы наелись, посмотрите, сколько яичной скорлупы в мусорном ведре, - зазвонил мобильный, и капитан начал разговаривать по телефону. - Яд в торте? Яд? Ваш экспресс анализ не врёт? Ребята быстро посмотрели на упаковке, где куплен торт. В универсаме "Домовая кухня"? По коням. А ты прав, прокуратура. Если хочешь, айда с нами, только догоняй своим ходом, у нас в машине мест свободных нет.
   - Это вы меня догоняйте, - бросил Девяткин, прыгнул в свою Победу и на второй скорости после пятой секунды уже выжал восемьдесят км\час, понимая, что всё равно они уже опоздали.
    В универсаме капитан Прохоров сразу вызвал директора и оцепил отдел пирожных и тортов. Были вызваны дополнительно эксперты с приборами быстрого обнаружения всяческих ядов. Просеяли покупателей на случай выноса продырявленной продукции. После закрытия универсама в кабинете директора капитан собрал весь торговый персонал, включая грузчиков. Да, директриса предупреждала об усиленном контроле за хлебным и молочным отделами. Но как тут уследишь в такой толпе? Никого подозрительного не помнят. Слово попросил Девяткин: 
   - Прошу всех, особенно кассиров, вспомнить, не видели вы мужчину с белыми, как мел, руками и с еле заметной хромотой?
   - Я что-то такое припоминаю, - подала голос молодая девушка, - у меня рассчитывался мужчина за торт, одной рукой держал его, а другой отслаивал купюры. Я ещё тогда подумала, что он, как фокусник в цирке, ему и перчатки белые одевать не надо, только цилиндр и тросточку. А хромоту его я не заметила.
   - Анастасия, я же вас предупреждала о прокажённом с белыми руками. Вы чем на планёрке занимались? Журналы мод разглядывали? Вылетите с работы в один момент, обещаю.
   - Какой же он прокажённый, одет прилично, денег много, торты ест, я сама б хотела быть такой прокажённой, -  девушка заплакала. Посмотрев на Девяткина, зашипел капитан Прохоров:
   - Вы знали приметы преступника, но отдали их не в оперативную разработку, а на усмотрение торговцев? Вы понимаете, что смерть этих людей на вашей совести? Девушка, не плачьте, это не ваша вина. Успокойтесь, сейчас поедете в отдел, поможете составить фото-робот преступника.

    Дальнейшие события в течение последующей недели развивались таким образом. Старший Зубич был до сих пор в реанимации. Бабкиного внука выпустили под подписку о не выезде и передали его дело в отдел борьбы с наркотиками. Следователь Девяткин получил выговор (Не давать же Генеральному выговор самому себе). Был сделан фото-робот преступника, который красовался теперь на каждом универсаме. В торговых залах постоянно циркулировал хотя бы один сотрудник милиции, а некоторые магазины вообще отказались от отделов самообслуживания, особенно молочных и хлебных. Всё это привело к прогнозируемому Девяткиным результату: преступник получил допинг славы и залёг на дно. По городу поползли ужасные слухи, наводящие ужас на обывателей. В конце концов, люди стали сторониться больших универсамов, а если и покупали там что-то, то только те продукты, которые находились под постоянным присмотром продавцов. Анастасию всё равно уволили из универсама. И вдруг капитан Прохоров в какой-то новостной телепередаче поклялся разыскать преступника, заявив, что этого больного шизоида он задушит собственными руками. Почти сразу за этим сумасбродным заявлением последовал незамедлительный ответ: на телевидение позвонил маньяк и предупредил, что в связи с оскорбительными словами гражданина Прохорова, он намерен отравить ещё несколько человек в секторе, прилегающем к отделу внутренних дел, где работает шизоидный коп.
    Антон Тимофеевич, не зависимо от слов капитана по поводу не правильной оперативной разработки, всю вину взял на себя. Ходил темнее тучи. На работе односложно отвечал коллегам, с Василием Ивановичем общался по необходимости. Дома тоже почти не разговаривал, а когда всё-таки однажды вечером рассказал жене о своих переживаниях, услышал следующее:
   - Ты и так всё, что мог, сделал. Первый выдвинул версию о маньяке. Первый смог поднять на-гора хоть какие-то приметы. Кто же виноват, что остальные отнеслись халатно. Над каждой бутылкой молока или возле баночки йогурта ты же не поставишь по оперативнику. Вот сейчас пусть Прохоров побудет в твоей шкуре. 
   - Такие террористы - порождение цивилизации, они же и её могильщики. Этот человек добился, чего хотел. И сейчас будет искать новых высот своему самолюбию.
   - Но ведь есть же фото-робот, где-нибудь его обязательно узнают. Он сам должен ходить в магазины за едой, в банк платить за квартиру, или, допустим, на почту, чтобы рассчитаться за телефон. В конце концов, должна же у него быть работа, ведь деньги у него водятся. Почему его до сих пор никто не узнал?
    Как в сказке, но именно в эту минуту зазвонил мобильный телефон следователя. Антон Тимофеевич взял трубку. Звонила Вера, кассир универсама, которая первая запомнила белые руки маньяка-убийцы.   
   - Антон Тимофеевич, помните, вы сказали, что я ваша надежда? Так вот, если я правильно поняла, на фотографии, которая висит на нашем универсаме, изображён якобы тот человек с белыми руками и походкой хромого. Да? Так вот, это не он. Вернее похож, но тот, мне кажется, совсем другой. Я не могу описать его, но если я его увижу, я узнаю, наверное, этого человека. Только умоляю вас, не таскайте меня по милициям, у меня и так брат в тюрьме, узнают на работе - мне крышка.
   - Ты уверена насчёт фото-робота?
   - На сто процентов.   
   - Увидишь его в универсаме, сразу ищи милиционера, они все в курсе, и звони мне. Он объявлен в розыск не только, как обычный преступник, но и как террорист. Смотрела телевизор? И ещё, давай всё-таки попробуем составить новый фотопортрет убийцы. Понимаешь, речь идёт о невинных жертвах.
   - Ну, раз так. Давайте адрес, завтра после работы я буду у вас.
    Девяткин продиктовал адрес, отключил связь и задумался. Потом пришёл в себя, наконец-то усмехнулся и объяснил ситуацию жене. 
   - Вот почему не срабатывает фото-робот, он не точен. Почему ошиблась Анастасия? Или что-то путает Вера? - размышлял вслух Девяткин.
   - Он меняет внешность, как актёры на сцене, и делает это очень профессионально, - Ирина Эдуардовна поставила тарелку с голубцами перед мужем на столе.
   - Голубцы, вы мои, голубцы. Ты фарш покупала или сама делала? Не поверишь, но этот Шприц и меня морально достал. Получается, он своей иглой может достать каждого.
   
    Так оно и случилось. На следующий день около 15-00 в больницу скорой помощи один за другим были доставлены четверо человек с идентичными отравлениями. Все они перед смертью успели сказать, что обедали в заводской столовой №2. Ужас ситуации заключался не только в том, что погибли невинные люди, но и в другом очевидном факте: столовая №2 располагалась в квартале от места работы капитана Прохорова. Уже не только Девяткину стало понятно, что это дело рук коварного маньяка, с лёгкой руки Антона Тимофеевича прозванного Шприцом. Преступник, к сожалению, выполнил обещанное. "Следовательно, - подумал Девяткин, - он расширяет круг своих объектов и не собирается ложиться на дно. Сегодня это столовая, а завтра?" Опрос свидетелей опять ничего не дал. Хромых в столовой не было, руки у всех были скорее чёрные, чем белые. Следов яда нигде обнаружено не было, но столовую всё равно закрыли. В 16-00 на телевидение позвонил Шприц и, немного поиздевавшись над тупостью капитана Прохорова, пообещал на днях сделать политическое заявление и выдвинуть свои требования. Шутить он, дескать, не намерен.
    Дело приняло и вправду не шуточный оборот. В городе были подняты на ноги все силы, отвечающие за борьбу с терроризмом. Дела, находящиеся в прокуратуре у Антона Тимофеевича, изъяли. Но майор Тимофеенко Сергей Сергеевич, старший группы, представлявший отдел госбезопасности, пообещал старому знакомому, что обязательно подключит к работе самого Девяткина, узнав, кто именно стоял у истоков следственного процесса и мог сделать важные замечания и подсказки по ходу развития ситуации. Естественно изъяли дело и у капитана Прохорова, который вообще находился в трансе и поклялся обходить телеоператоров и телевышку за три километра.
    Бригада майора рьяно взялась за работу. В здании комитета был организован штаб, куда, кстати, действительно получил доступ Девяткин Антон Тимофеевич. Были произведены осмотры всех химических лабораторий по городу, проверен почти весь их личный состав. Посты ГАИ проверяли проезжающие машины. Собаки-ищейки вынюхивали ядовитые вещества. Полностью запретили работу отделам самообслуживания во всех магазинах. В столовых блюда давали из рук повара в руки клиента. В ресторанах и кафе отменили шведские столы. На телевидении взяли под контроль и на прослушивание все телефоны. Ещё раз были допрошены все свидетели, а реально их было двое: Вера и Анастасия. Но обновлённый фото-робот мало чем отличался от предыдущего. Анастасия, вылетевшая с работы именно из-за этого случая, не утруждала себя воспоминаниями. Вера по-прежнему не могла вспомнить лица преступника. Были учтены замечания следователя Девяткина о том, что Шприц может быть связан с актёрским ремеслом, но оперативная разработка в этом плане ничего не дала. Химики обычно не лицедействуют, а актёры редко когда химичат.   
    Несколько недель прошло в ожидании чего-то страшного. Шприц, казалось, притаился. Все люди, задействованные в операции, устали от дежурств. И вдруг звонок на телевидение. Маньяк требует вернуть населению вклады 91-го года в полном объёме, иначе на празднике города он устроит феерию отравлений. Госбезопасность звонок перехватила, и через пять минут в районе железнодорожного вокзала был задержан мужчина, выходивший из будки таксофона, по линии которого вёлся разговор. Через десять минут человека доставили в штаб. Он всю дорогу, сидя в машине, беспрерывно возмущался, да и в выражениях своих особо не сдерживался, но, увидев фасад здания и затем представительный состав желающих с ним побеседовать, притих. Начал допрос Сергей Сергеевич:
   - Так вот ты какой, Шприц. Переоделся в бомжа. Зачем людей травил, дружок? Что они тебе плохого сделали? Вклады твои отобрали, что ли, те детки, которых ты ртутью и цианинами угощал? Мы тебя в зале суда охранять не будем, конвой выйдет на минуту покурить, и народ тебя разорвёт на почтовые марки и на лоскутки. Понял? 
   - Никакой я не шприц. Я никого не травил, вы меня с кем-то путаете.
   - Держите меня, ребята, сейчас я его задушу, - уже начал нервничать Тимофеенко. - Ты, гад, звонил из таксофона, возле которого мы тебя взяли, и требовал вклады вернуть населению?   
   - Я, но я думал, это шутка или розыгрыш. Мужик обещал мне заплатить, если я скажу про вклады, про день города и про отравление. Как дело было? Полчаса назад в пивной я пил пиво, сзади подошёл кто-то и приказал не оборачиваться. Потом спросил, хочу ли я заработать. Я никогда не отказываюсь, выбора у меня нет. Он сказал мне фразу, попросил, чтобы я повторил её. Я с третьего раза всё запомнил. Он дал мне карточку и сказал номер телефона. Всё. Деньги пообещал дать потом, а карточка стала залогом. Я позвонил, и вот вместо денег…
   - Где карточка? - спросил Сергей Сергеевич у своего зама, Муляревича. Тот мгновенно отчеканил:
   - На экспертизе. 
   - Моли бога, - продолжал Тимофеенко, глядя на задержанного, - чтобы это оказалось правдой. Иначе пойдёшь по статье: пособничество террористу. И станешь уже не бомжем, а с определённым местом жительства, на урановых плантациях. Учи теперь эту фразу. Понял? 
   - Уже выучил.
   - Как вас зовут? - спросил бомжа Антон Тимофеевич.
   - Миша.
   - Миша, ты его хоть одним глазком видел?
   - Нет, он сказал, что если я повернусь, контракт наш с ним разрывается, и денег я не получу. Поэтому я даже закрыл глаза, чтобы не было искушения.
   - А руки ты его видел, когда он тебе карточку передавал? - не останавливался Девяткин.
   - Я же говорю, что глаза закрыл. Он пообещал мне приличную сумму, а за такие деньги я бы день слепым ходил, если бы не вы. 
    Когда увели любителя лёгкой наживы, Сергей Сергеевич подвёл краткие итоги:
   - В это воскресение праздник города. Пресса, и, следовательно, все жители города уже, к сожалению, знают, что террорист в случае не выполнения своих требований, а их физически и так никто не выполнит, будет пытаться провести свой план в действие. С другой стороны праздник города нам никто не даст отложить или запретить, так как в его подготовку вложены большие деньги. Отсюда вывод и задача номер один: беспрецедентные меры предосторожности и повышенная готовность. Тем людям, кто не побоится полоумного и выйдет в город на праздник, надо обеспечить максимум безопасности. Какие есть предложения?
   - У меня такое замечание, - воспользовался случаем Антон Тимофеевич, - надо обязательно уговорить Веру и Анастасию поработать в воскресение с нами в связке. Они единственные, кто видел Шприца. Только просьбу надо облачить в очень корректную форму, у них и так неприятности на работе. Давайте, с Верой и с её директором я поговорю сам.
   - Конечно, - вставил капитан Муляревич, - мне достанется эта стерва Анастасия.   
   - Мы не на свидание собираемся, очнись, - Тимофеенко постучал ручкой по столу, - хотя, если выбирать, я бы тоже лучше пошёл к Вере. Антон Тимофеевич, не завали свой участок. Потерпи до захвата.
   - А я свой и заваливать не хочу, - сострил Муляревич, - такая змея, как эта Настя, укусит - яд Шприца покажется божественной амброзией.
   - Тебя бы с работы турнули, тоже удавом заползал бы. Хотя всё у вас, товарищ капитан, впереди. Профукаете любителя неожиданных инъекций - сокращу, как многочленную дробь, - толи по-математически пошутил, толи по-свойски  пригрозил Сергей Сергеевич. - В запасе у нас два дня. Вам (майор обратился ещё к одному своему заму), капитан Шапоров, надлежит провести инструктаж со всеми подразделениями, которые будут охранять порядок на празднике. Капитану Муляревичу приказываю: в самой строгой форме донести до работников выездной торговли всю их ответственность за сохранность продаваемых ими продуктов. Они должны категорически ограничить доступ посторонних лиц к выставленному товару. Предупредите, что нарушение правил торговли в экстремальной ситуации карается уголовной ответственностью. Пусть хоть боятся, если не уважают покупателей. Антон Тимофеевич, хотите нам помочь или будете только с Верой работать? Смех отставить.
   - Сергей Сергеевич. Хочу ещё раз проверить пересечение двух направлений поиска Шприца. А именно, его знание и доступ к химическим препаратам плюс наличие гримёрных принадлежностей.
   - В этом плане я всё перерыл, - подал реплику капитан Шапоров, - вот отчёт по химическим лабораториям в городе, в том числе подпольным, вот отчёт по театрам и гримёрным. Никаких зацепок. Не доверяете - перепроверяйте.
   - Конечно, я доверяю проделанной вами работе, только хочу подойти в другой плоскости к этой проблеме, - Девяткин собрал папки, сказал, что не прощается, и заспешил обратно в прокуратуру.

    В отделе его встретила ядовитая фраза Василия Ивановича:
   - Вас завербовала внутренняя разведка?
   - Да, и теперь я их секретный сотрудник, в просторечии: сексот. Моя задача выявлять не нужных государству людей.
   - Уж, не на меня ли вы намекаете, Антон Тимофеевич?       
   - Помилуй, господь. Вы самый ценный в отечестве человек, один Паркер чего стоит.
   - Далась вам всем моя ручка. Её мне невеста подарила на день святого Валентина.
   - Этот день в середине февраля, а ручку я уже видел в конце января, небось, на день святого Василия Ивановича.
   - Обижаете, Антон Тимофеевич, невеста в горный пансионат уезжала на месяц, вот заранее и подарила. А вы все думали, что это взятка? Совсем заболтали вы меня, товарищ Перевёрнутый Шестёркин, а вас уже час дожидается Генеральный.
    Начальство встретило ещё более ядовитой фразой:
   - Теперь некого и на три буквы послать, все стали штабистами. Я понимаю важность мероприятия, но наше с вами ведомство занимается не борьбой с кретинами, подливающими мухомориков кому ни попадя, а, напоминаю, контролем над следственным процессом и последующим выдвижением обвинений в суд. Может, вам следует вернуться на прежнее место работы, соскучились по оперативно-розыскной работе. Ещё раз обращаю внимание на количество первоочередных для прокуратуры дел. Остальное - только в свободное от работы время. 
    Вняв приказному тону Генерального, Девяткин решил подготовить на выход дело авантюриста, который облапошивал людей с помощью различного рода переодеваний и фокусов. Реквизит у него остался от покойного отца, фокусника-любителя, работавшего в своё время в милиции, а по вечерам выступавшего в доме культуры МВД. Наследник пользовался этим реквизитом на полную катушку совсем не с творческими целями.
    "Стоп. Вот, где зацепка, - промелькнуло в голове Девяткина, - сейчас это не модно, а раньше почти при каждой организации был свой любительский театр".
    Выйдя из отдела в туалет, Антон Тимофеевич набрал по мобильному телефону городское отделение внутренних дел, где работал капитан Прохоров, и пригласил того к телефону.
   - Прохоров слушает, - раздалось в трубке, - С кем имею честь говорить?
   - Говорит следователь прокуратуры Девяткин Антон Тимофеевич. Помните такого? Ну, того, кого вы обвинили в неправильных оперативных действиях.
   - Хотите посыпать ещё щепотку соли мне на рану? Затаили на меня обиду?
   - Ни в коем случае. А вы на меня?
   - На вас-то? С какой стати? Это вы меня извините за грубость.
   - Лучше поздно, чем никогда. Товарищ капитан, как вас по имени-отчеству?
   - Анатолий Степанович.
   - Анатолий Степанович, я, если вы знаете, вхожу в штаб по розыску террориста. Если хотите мне помочь и одновременно сквитаться с врагом для вас №1, помогите мне в одном деле. В штабе эту работу сделали, но в другом разрезе, а в прокуратуре я не могу напрячь кого-либо, так как хожу с выговором. Согласны? Да? Я так и знал. Надо собрать все сведения о бывших любительских театрах-студиях, которые находились при предприятиях или учреждениях химического профиля. А затем просеять список лиц, бывших одновременно Гамлетами на сцене после работы и имевших доступ во время самой работы к ядохимикатам.
   - Если мы с вами ошибёмся ещё раз, не знаю, как вы, а я вылечу с работы в два счёта.
   - Не ошибается только тот, кто ничего не делает, - напомнил Девяткин, - фраза затёртая, но лаконичней не скажешь. Поэтому отнеситесь серьёзно, без начальственного окрика, но с творческим подходом.
   - Я уже творчества получил, телевизионного и на всю жизнь.
   - Теперь у вас есть возможность реабилитировать себя в глазах миллионов телезрителей, которые будут наблюдать за смертельной схваткой именно у экранов своих телевизоров, как за футбольным матчем. Всё, жду, как можно, быстрее хороших новостей.
    Но ждать этих новостей от капитана Прохорова пришлось до субботнего вечера. В списке было с десяток фамилий. Следователь Девяткин позвонил Вере на работу в универсам, договорился о встрече, потом позвонил жене и сказал, что задержится. Заехал за девушкой, и они поехали по адресам.
    Кто из химиков-лириков был лысым и толстым, кто худым и длинным. Кто вообще не подходил по возрасту. Короче, Вера не нашла даже мимолётного сходства указанных людей с преступником. Следователь и свидетель приуныли и уже без всякой надежды двинули по последнему адресу, по которому жил некий Новополов.
    Сколько не звонили в дверь, никто не открыл. Позвонили соседям по лестничной клетке. За дверью послышался старушечий голос:
   - Кто там?
   - Прокуратура. Откройте, пожалуйста. Мне надо вас расспросить о вашем соседе.               
   - Не открою. Приходите завтра утром. Завтра я вам всё расскажу.
   - Тогда хоть скажите, почему Николай Терентьевич не открывает.
   - Он вам и не откроет. Он шесть лет, как умер. И жена не долго его самого пережила, умерла полгода назад. А мальчик их, наверное, на даче. Он сейчас там чаще пропадает.
   "Мальчиков нам не надо, - подумал Девяткин, - будем выбираться из следственного тупика". Когда они выходили из подъезда, в одном из окон дома дёрнулась занавеска. Девяткин как будто почувствовал взгляд и поднял глаза. Занавеска вернулась на место. Антон Тимофеевич отвёз Веру домой, они договорились завтра встретиться пораньше, а затем поставил машину и через пять минут был дома.
    Жена не приставала с расспросами, видя сосредоточенное лицо супруга. Только разогрела ужин. Но он сам вскоре заговорил:
   - Скажи утром дочери, чтобы ни за что не выходили завтра из дома, геройствовать нечего. У этого умалишённого Шприца могут быть непредсказуемые планы. Мы до сих пор не знаем: кто он, сколько ему лет, где он работает. Сегодня мы с Верой проехали по адресам бывших актёров-любителей, которые ранее были, а возможно и теперь, связаны с химическими лабораториями. Никаких результатов. Вера никого не узнала, а завтра ничего не остаётся - просто пойдём с ней по людным местам. Но вот гложет меня мысль, что я что-то важное знаю, но упустил. На языке вертится, а высказать, сформулировать не могу. Налей-ка мне, Ириша, коньяка, пожалуйста, может, проглочу стопарик, и склероз отступит. 
   - Полстакана?
   - Ирина, ты хочешь сказать, что только такому объёму спиртного соответствует объём моей забывчивости.
   - Да. Именно это я и хотела тебе сказать. Не, ты ли, Антоша, обещал вывести меня, а не какую-то там Веру, хоть она и свидетель, на день города в Макдональдс и на ярмарку?
   - Но сейчас такая ситуация…
   - Такая ситуация у нас постоянно. Если бы я ждала каких-то спокойных дней и не принимала решение вопреки ситуации, у нас бы и ребёнка не было. Так что завтра идём вместе.
   - Кажется, ты меня ревнуешь? Наконец-то. А я уже думал тебе всё равно. Хорошо, если идёшь с нами, ставь будильник на шесть, будем вставать под гимн.

    Воскресное утро каждого жителя города встретило по-своему. Обычно все хотят в выходные выспаться, однако почему-то всегда встают рано. Кто-то уже накручивал свои километры, рекламируя всем американский образ жизни в естественных условиях восточно-европейской грязи. Кто-то неуверенно стоял под винно-водочным магазином, но уверенно, всем своим видом, олицетворял стопроцентную готовность праздновать. Торгаши уже вовсю разворачивали свои шатры, разговаривая между собой нарочито громко, стараясь тем самым показать своё полное пренебрежение остальному люду.
    На кухнях у каждого второго оттаивали цыплячьи окорочка, в горшках лениво поднималось тесто, у каждого первого в морозильниках с обречённостью мёрзла водка, остывала и ждала своей очереди картошка в мундире, короче, продукты, как и люди, были в предпраздничной лихорадке.            
    Только для одного человека это праздничное утро постоянно напоминало, что он противопоставил себя буквально всему миру. Противопоставил не только тупым, по его словам, солдафонам в милицейской форме, но и тому же полуобразованному торгашу, либо же полностью необразованному алкоголику, либо слишком удачливому бизнесмену. Посмотрев в окно, Шприц подумал: "Я вам устрою праздничек". Потом, словно прощаясь, он окинул взглядом свою квартиру. Взгляд абсолютно ни на чём не остановился. За полгода, которые прошли со дня смерти матери, он продал на барахолке всё: отцовские раритетные книги по химии, мамины золотые украшения, серебряную посуду, ковры и хрусталь, кой-какую мебель, оставив только телевизор и кровать. Перевёз с дачи в дом старые химические препараты отца, а также набор его гримёрных принадлежностей, которыми тот гордился больше, чем своими авторскими свидетельствами по различным ядохимикатам.
    "Это всё ради тебя, папа, - размышлял Шприц. - Я делаю лишь то, что хотел сделать ты сам, но не успел".
    Николай Терентьевич Новополов до 1991 года работал в научно-исследовательском институте на должности старшего научного сотрудника. Писал докторскую диссертацию, публиковал труды по химии, изобретал новые соединения, а по вечерам участвовал в институтском театральном коллективе. Короче, жил полнокровной жизнью, воспитывал сына, любил жену.
    И вдруг в одночасье всё рухнуло. Жизненные идеалы исчезли вместе с КПСС. Коллектив института перешёл на полный хозрасчёт и вскоре обанкротился, новых тем не было, старые закрылись. Научно-технические журналы не издавались, изобретения никому не были нужны кроме самих авторов. Все, накопленные четой Новополовых за долгие годы, деньги, которые лежали в государственном банке, съела, не поперхнувшись, инфляция. А тут ещё театр приказал долго жить. Ещё пять лет Николай Терентьевич барахтался на поверхности, зарплаты еле-еле хватало на еду. Жена, работавшая библиотекарём в том же институте, вносила лишь мизерный вклад в семейный бюджет. Новополов ругал всех: сначала перестройку, потом демократию и всегда капитализм. Однажды не выдержал, поехал на дачу и выпил одно из своих изобретений. Душа его успокоилась.
    А вот сын его успокоиться не мог. Пока жива была мать, он был полностью под её контролем. Ходил на работу в родительский институт, куда его взяли после университета. С самого начала ему дали маленькую полуподвальную комнатку с огромным прессом, и больше не трогали, потому что знали, что другого такого дурака на вредное фенольное производство они не найдут. После смерти матери сынуля решил больше на работу не ходить, его никто не отговаривал, он написал заявление и забрал трудовую. Однажды, роясь в отцовских вещах на даче, он нашёл черновик его предсмертной записки, где тот ругал строй, ругал правительство, ругал всех подряд, жалея, что не может отравить никого, кроме себя.
    "Зато я могу, - разозлился подкошенный фенольной смолой мозг Новополова младшего. - Папа, ты будешь мной гордиться".
    Мститель зарядил последним отцовским изобретением подборку из десятка шприцев и рассовал их по карманам. Посмотрел на свои руки. Он пролил на них какое-то папино вещество, в тот самый день, когда нашёл записку. Руки побелели на столько, что иногда даже отцовский театральный грим не мог скрыть их белизну. Вот и сейчас он дважды нанёс крем на кисти рук, наклеил усы и бороду, посмотрел на себя в зеркало. Даже сам испугался. Три раза плюнул через левое плечо и вышел из квартиры.
    На центральных улицах было полно народу. Все веселились, играла музыка, кто-то сидел в летних кафе, кто-то мерно прогуливался по тротуару. Прямо возле арки своего дома Шприц издалека увидел знакомого мужчину, который шёл с двумя женщинами. Он сразу вспомнил, что именно этому человеку из прокуратуры он не открыл вчера вечером дверь своей квартиры. Шприц перешёл на другую сторону и начал следить за мужчиной и его спутницами. Иногда даже слышал их разговор между собой.
   - Представляете, Вера, я всегда думал, что шучу, когда говорил всем и вам в том числе, будто у меня якобы ревнивая супруга, - старался поддержать хоть какой-то разговор Антон Тимофеевич, - а оказалось, что всё это на самом деле так и есть. Не отпустила меня одного с вами. 
   - Не обольщайся, милый, - подала голос Ирина Эдуардовна, - вчера я больше думала о себе, чем о том, с кем будет прогуливаться на день города мой муж. Не смогла бы я сейчас одна сидеть дома и смотреть телевизор. Хотя, знаете, Вера, в молодости Антон Тимофеевич был просто Аполлоном, глаз и глаз за этим мальчишкой был нужен.
   - А что я уже старый? Боги на Олимпе не стареют.
   - Для меня ты, солнышко моё, до старости будешь мальчишкой.   
   - Я сразу поняла, что Антон Тимофеевич шутит про вашу ревность. А у меня свадьба скоро, - разоткровенничалась Вера, - как бы я хотела и по прошествии многих лет супружеской жизни сохранить такие же отношения, как у вас.
   - Уступайте друг другу, - Ирина Эдуардовна была польщена, - и всё у вас получится.
   - Ирина! Что ты только что сказала? - вдруг встал, как вкопанный, Девяткин.
   - Ничего особенного, - испугалась Ирина Эдуардовна, - сказала Вере, чтобы они с будущим мужем уступали друг другу.
   - Нет. До этого. Что-то сказала про мальчишку.
   - Ирина Эдуардовна сказала, что вы для неё будете всегда мальчишкой. И назвала вас солнышком.
   - Мальчишкой? Подождите. Давайте, сядем. (Они присели за столик открытой ярмарки, и Шприцу пришлось пройти мимо). Мальчишкой, мальчишкой. Вера, помнишь, вчера по последнему адресу старуха сказала, что у химика-лирика остался мальчишка. Так вот. Он для старухи всегда таким мальчишкой и останется. А для нас…Это Шприц! Ещё один любитель покопаться в папином наследстве. Ирина, сиди здесь, ничего не покупать, ничего не есть.
    "О, какие люди, Антон Тимофеевич с супругой. Поздравляем всех с праздником". С такой фразой к их столику приблизился сосед Петро с сожительницей.   
   - Да уж пришёл праздник на нашу улицу, - Девяткин уже набирал телефон штаба. - Ой, Петро, это не про тебя. Не в службу, а в дружбу: побудьте, пожалуйста, здесь, с моей. Только будьте осторожны с едой. Вера, за мной, наш друг живёт здесь рядом.
    Уже на бегу следователь, задыхаясь, позвал к телефону Сергей Сергеевича  и попросил того выслать группу захвата по адресу Новополова. А через три минуты они с Верой разговаривали с той самой старушкой-соседкой, которая им не открыла дверь вчера вечером. Да, соседскому мальчику давно за тридцать. Да, после того, как умерла мать, он очень сильно изменился. Нет, хромоты не замечала. Да, белые руки видела, но только раз. Да, последнее время он только и делает, что переодевается, даже кремом мажется, как женщина. Сейчас это модно. Сегодня? Да, видела. Он вышел из дома десять-пятнадцать минут назад, нацепил на себя бороду и усы, всегда хотел выглядеть старше своего возраста. Одежда? Серый костюм.
    В эту секунду в подъезд ворвалось спецподразделение во главе с капитаном Шапоровым. Дверь Шприца выдавили одним махом. Антон Тимофеевич попросил Веру, найти хоть одну фотографию маньяка.
   - Встречаемся в летнем кафе, где нас ждёт Ирина, - бросил Девяткин, сбегая по ступенькам. - Боже, там маячил какой-то бородач.
    Чувство опасности ещё никогда не подводило следователя. Уже издали он разглядел, что на столе, за которым сидела его жена и сосед со своей подругой, вопреки его инструкциям стояла бутылка шампанского, и красовался порезанный арбуз, одну дольку которого Петро настойчиво протягивал Ирине Эдуардовне. Та, видно, устала сопротивляться и взяла кусок арбуза в руки.
    Девяткин достал табельное оружие и выстрелил в воздух. От кафе отделилась фигура в сером костюме и скрылась в подворотне. Антон Тимофеевич подскочил к супруге и выбил у неё из рук кусок арбуза. Затем смахнул со стола все остальные нарезанные куски. Для верности пальнул вверх ещё раз и закричал, что есть мочи:
   - Никому ничего не трогать на столах, в пище может быть яд. Если кто-то к чему-нибудь прикасался, и если хотите жить, срочно вызывайте скорую, надо промывать желудок. Ирина, покажешь капитану, куда бежать, я за Шприцом.

    Но долго преследовать психопата не понадобилось. Он сидел, скрючась, во дворе за контейнером, уже без усов и бороды. В руках у него был использованный шприц. На лице красовалась подобие улыбки. Он покарал себя сам.

    Как потом оказалось, Девяткин успел вовремя. Маньяк, делая вид, что выбирает себе арбуз, ухитрился большую их часть зарядить ядом.
    Операция закончилась, слава богу, без жертв. Генеральный снял выговор со своего подчинённого. Так же был аннулирован и снят, по просьбе Девяткина, выговор с капитана Прохорова. Благодарственное письмо написали в универсам, где кассиром работала Вера.
    А вот Василия Ивановича, сослуживца Антона Тимофеевича, арестовали. Нет, конечно, не по делу Шприца. Паркеровская ручка действительно оказалась взяткой. Её преподнёс следователю обычный бандитский авторитет. Какие условия договора не выполнил молодой следователь прокуратуры, осталось загадкой, но авторитет почему-то сдал Василия Ивановича. Причём сделал это очень оригинально. Оказалось, что он заранее, до вручения взятки следователю, на внутренней стороне ручки каллиграфическим способом выгравировал сопроводительный текст, дескать, от кого передаётся, кому и за что. Когда Василия Ивановича выводили из кабинета в наручниках, он пробурчал Девяткину классическую фразу: "Не всё то золото, что блестит".
   


    Продолжение следует…