Три примитивных рассказа

Андрей Прокофьев
БЕЗГОДНО СПАХ…

Темный и морозный февральский вечер. Звездное небо с молодым месяцем развернулось над бревенчатым флигелем, выстроенным больше века назад посреди барской усадьбы, на месте которой долго гнила какая-то советская контора, теперь разворованная и заброшенная. На втором этаже дома в окне уютно горит желтый свет.

За окном худая старушка с карими острыми глазами только что приготовила постель для внука, который впервые за несколько лет решил навестить бабку: раздвинула диван, покрыла его твердой от крахмала простыней, взбила подушку, устроив изголовье ложа напротив окна, где стоял телевизор, и накрыла все лоскутным одеялом в полупрозрачном застиранном пододеяльнике. Внук допивал чай с кисловатым из-за экономии сахара яблочным вареньем.

Тишина. На полкилометра вокруг - ни одного дома. Слышны лишь отголоски собачьего лая, гул проходящих поездов и стук маятника больших настенных часов немецкой фирмы, которые 5 минут назад пробили 8 раз.

- Ну все, Сережа. Постель тебе готова, а я ложусь спать. Спокойной ночи. Ты не стесняйся, телевизор смотри хоть до часу ночи, хозяйничай на кухне - мне мешать не будет.
- Спасибо, ба, - ответил Сережа. - Спокойной ночи.

Сережа встал из-за стола - высокий молодой человек ближе к тридцати, начинающий потихоньку округляться и принимать установленные мужские формы - сладко потянулся и зевнул, предвкушая ожидающие его приятные минуты, когда можно будет прыгать с программы на программу, ни кого не раздражая, читать любимые веселые рассказы, включив ночник, валяться поверх одеяла и поперек кровати в подштанниках, не боясь, что жена, потеряв во сне ощущение субординации, начнет требовать потушить свет. Он чувствовал себя полным барином.

Раздевшись, Сережа подошел к окну. За окном был синий ночной снег, понатыканные в нем черные деревья, дальше, за садом, узкая, блестящая как лаковый ремень, река, а в ней - размытые отсветы фонарей, освещавших улочку на другом берегу, плотина, а повыше - ковш из звезд. Сережа вздохнул через открытую форточку, втянув в себя порцию холодного воздуха, поежился, блаженно улыбнулся, потом лег потихоньку на диван и щелкнул пультом.

Телевизор Сережу сразу немного разочаровал: у бабушки ловились всего два нелюбимые им государственные канала.

"Да и ладно, - подумал Сережа. - В этом тоже есть своя деревенская прелесть".

По одному из каналов шла программа талантливого мордастого журналиста - у Сережи вылетело из головы его имя - о том, как российских сироток из детдомов продают бесплодным иностранцам. Программа была в жанре расследования. Мордастый журналист снимал ее при помощи милиции, скрытой камерой.

Какой-то оперативник отвратительным плотоядным голосом договаривался купить у бабки внука за 90 тысяч рублей, чтобы вырезать из него внутренние органы - он со слюной во рту повторял: "мне внучка на запчасти". Бабка с пропитым лицом и мутными бегающими глазами соглашалась.

Сережа покраснел от возмущения, выругался шепотом, обращаясь ко всем троим - слышно было лишь окончание: "…чтоб тебе твою свинскую харю свело, брюхоногий слизень", взял стоявшую на тумбочке у кровати чашку с лимонадом, плюнул в нее, и переключил телевизор на другую программу.

Там на него с экрана стала смотреть говорящая и злобно подергивающаяся голова с небритой рожей. Голова хрипло ругалась матом на какую-то женщину. Дыханье головы заходилось от желчи, которая забивала все ходы в принадлежащем голове теле, должно быть, очень коротком, с короткими ногами. Сережа побледнел.

- Ах ты небритая хамская вонючая собачья свинья. Всыпать бы тебе розог, да небось под кожей у тебя одно дерьмо.

Сережа выключил телевизор и выдернул с жаром шнур из сети, швырнув его на пол.

- На грех наводят в первый день поста, дрянные людишки. Прости Господи.

Он перекинул подушку под ночник и открыл томик юмористических рассказов. Обычно сразу приходящее от них умиротворение где-то задерживалось. С глаз все не убирались, сменяя друг друга, увиденные лица, особенно назойливо лезла последняя - ругающаяся и небритая. Хотелось смазать по ней наотмашь.

Постепенно мысли отвлеклись на написанное, но душа не улеглась. Все забавные случаи, милые характеры и красивые картины маршировали мимо, не оставляя доброго следа.

Вдруг громко забили часы немецкой работы. "Ведь не дадут спать", - Сережа встал и остановил маятник. Через некоторое время, довольно скорое, от беготни строк перед глазами начали слипаться глаза.

Сережа потушил свет… и понял, что боится темноты. Он уже и забыл о том, что ночью может быть так темно - хоть глаз выколи. Уши заложило от тишины. После того, как перестал стучать маятник, она стала просто оглушительной. Сережа поковырял в ушах мизинцем и отвернулся к стене.

Спать в такой темноте и тишине было решительно невозможно. Казалось, что сон пришел, но стоял где-то рядом. В сережином мозгу, на границе между бодрствованием и забытьем из обрывков прочитанного, увиденного и услышанного складывались самые невероятные фигуры, которые неслись и неслись, не останавливаясь, и через секунду уже нельзя было вспомнить, как выглядела пролетевшая перед этим фигура. Мысли обрадовались свободе и бесстыдно блудили, оставляя Сереже только удивляться своей беспомощности. Закружилась голова.

Тут вдруг, как наяву, появилась небритая рожа и сказала: "А ну-ка, продашь бабушку на запчасти?", и хрипло хохотнула. Сережа испугался, включил ночник, громко выдохнул, покачал головой, встал, отправился на кухню, нашел в старом пузатом холодильнике "Валокордин", нацедил 30 капель, выпил, сморщился, немного пришел в себя и вернулся в постель.

"Да, - подумал он. - Вот так обжираешься каждый день информацией - совсем от природы отвыкаешь".

Он опять включил телевизор. Шел детективный сериал по братьям Вайнерам про фармацевта Понофидина, которого зависть толкнула на преступление - Сережа его видел не раз - хороший старый спокойный фильм. Он с облегчением вздохнул и через пять минут засопел, правда, ненадолго: через некоторое время его разбудил громкий писк - вещание закончилось. Сережа нажал на кнопку, чтобы выключить телевизор, пытаясь не проснуться до конца, но было поздно - сон уже начал отступать.

Сон отступал, а с четырех сторон надвигались четыре злобно скалившиеся головы, водили хоровод, говорили и кашляли. "Кто мы, кто мы, этого не знает даже сам Понофидин". Они подошли совсем близко, по очереди лезли в лицо и орали: "Олигархов на запчасти", "Мотовилова не приняли", "Ханссен попался", "К вам генерал, стричь усы", "Головы - налево, печенки - направо".

Сережу прошиб пот. Он в ужасе вскочил на диване, начал трясти головой и креститься.

"Фу ты, бесовщина. Одолевают, гады".

Он встал и, как зверь в вольере, начал метаться от окна к окну в небольшой комнатке, наткнулся на стол, врезался в сервант. Снова попробовал читать - не читалось, сразу же закрывались глаза. Сколько продолжались мучения, Сережа не знал - часы стояли. Он решил включить приемник, надеясь, что его убаюкают песенки и болтовня.

Болтовня была на польском языке. Так же, как и песенки. Сережа перещелкал все диапазоны и с десяток раз прокрутил из конца в конец колесо настройки на старом ВЭФе. Хорошо ловилась еще только одна программа - на немецком языке и вовсе без музыки. Делать нечего - пришлось оставить поляков. "На безрыбье и поляк - рыба", - подумал Сережа и нервно засмеялся. Поляки на время успокоили, но потом все равно стали раздражать своим шамканьем.

"Прошу пане, в моя постелка. Найлепшчи застал запорошчони".

Сережа опять сел на диване. Если бы он заплакал - это бы помогло, но он был так зол и раздосадован, что не мог плакать. Внутри было почти пусто - ничего, хоть волосы рви. Тут он вспомнил когда-то читанные рассказы отсидевших по несколько лет в одиночках политических: чтобы не тронуться, они занимались разными воспоминаниями, воскрешали из памяти полученные когда-то знания. Сережа тоже решил вспоминать университет, но вспоминалась только какая-то ерунда.

"Что ж, друг мой, я готова поставить вам положительную оценку в виде трех".

"If you want to drink and fuck, you are welcome to podfak".

"Скажите студент, каковы основные черты религии под названием синтоизм, ха-ха-ха".

"Семантические ряды - это, брат, тебе… ого-го".

"Как же можете вы противоречить мне - доктору исторических наук, профессору".

"Прочь, пойдите прочь, и без декана не возвращайтесь".

"Ya me tienes harto, cara de testiculo".

Знания упрямо не воскрешались. От раздражения и бессильной злобы играли сосуды в голове, сжимали череп, как шапка не по размеру. Казалось в кровь запустили морской песок, который скреб и скрежетал внутри. Стало очень грустно. Сережа открыл глаза, повернулся к окну.

Снаружи начинало светлеть. На горизонте был туман, подкрашенный солнцем, как радуга, но в грязные перемешанные цвета. В голове у бедного Сережи мгновенно затихло, а с души мгновенно смыло все плохое. Он улыбнулся и через минуту заснул.


ВИТЕК И АНДРЮХА

Андрюха встал утром, часов в 10, и, даже не почистив зубов, отправился к Витьку. Он шел по весеннему шоссе, покрытому невыносимо ослепительными лужами с кристалликами снега, и думал о том, как хорошо бы в такой прекрасный день сходить в баню.

Тут из-за поворота выплыл Витек в кожаной бейсболке. Он шел навстречу Андрюхе и улыбался от радости. Витька и Андрюха встретились на перекрестке и поздоровались.

- Куда идешь? - спросил Андрюха у Витька.
- К знакомому по небольшому делу.
- Тогда я пойду с тобой, прогуляться.
- Хорошо.

И друзья пошли вместе. Около моста они увидели своего приятеля Саню Юшина, которого недавно избили колом по голове. У Сани были бешеные глаза, но он улыбался, не унывая.

Андрюха спросил, почему у Сани бешеные глаза, на что Саня ответил, что если бы Андрюхе пробить голову в 4 местах, то велика вероятность того, что у него также были бы бешеные глаза.

- Передайте тем, кто меня избил, что я не буду заявлять на них в милицию, если они дадут мне по 1 тыс. рублей каждый, - сказал Саня.

Андрюха и Витек не знали, кто избил Саню, да и Саня не знал, кто его избил, но пообещали все передать. Андрюха подсчитал, что свою голову Саня оценил в 4 тыс. и начал думать, дорого это или нет.

Витек сказал Сане, что история вообще-то темная и предположил, что Саня может быть сам виноват. Он был очень сильно пьян, и, возможно, начал в шутку душить 14-летнюю девочку, как это уже однажды было, а уже после этого его стали бить. Саня сказал, что это вполне возможно.

С другой стороны реки по мосту на беседующих Саню, Витька и Андрюху надвигалась высокая, килограммов на 150, фигура Лехи. Он подошел и пожал руки Андрюхе и Витьку, а когда взял руку Сани, спросил Андрюху:

- Руку ему сломать?

Андрюха ничего не ответил, так как подумал, что это риторический вопрос.

Тогда Леха спросил у Сани:

- Тебе руку сломать?
- Не надо, - ответил Саня. - Пожалей инвалида. Я и так себе шапку на голову еле пристроил.

Еще немного поболтав и посмеявшись над Саней все пошли дальше по свои делам. Витек и Андрюха миновали мост, вошли в лес и молчали, так как говорить было бесполезно: тропинка в лесу была узкая, они шли друг за другом, и все равно бы не расслышали ничего из сказанного.

К тому же тропинка была обледеневшая, и приходилось следить, как бы не упасть. Кроны сосен принизывали солнечные лучи. Кое-где по немногочисленным проталинам скакали скворцы.

- Скворцов в этом году много налетело, как грачей, - сказал Витек.
- Да уж, - ответил Андрюха, не расслышав, что сказал Витек.
- Если хочешь, я зайду с тобой вместе к твоему знакомому, - сказал Андрюха, подойдя поближе к Витьковому уху. - Тем более, что я его тоже знаю - он мой двоюродный брат.
- Да нет, пожалуй, - ответил Витек. - Там много собак, они тебя облают и оплюют, я сам иду туда с большим отвращением. Зайдешь лучше к другому двоюродному брату.

Андрюха и Витек вышли из лесу. Первым на улице стоял небольшой только что выстроенный двухэтажный дом.

- Вот дураки, окна поставили, а решетки - нет, обворуют, - сказал Андрюха.
- Вряд ли обворуют, - сказал Витек. - Это баня.
- Или ты как всегда подвираешь, - сказал Андрюха. - Или они полные глупцы: кто же делает 6 огромных окон в бане.

Меж тем, друзья были уже на месте. Витек открыл калитку и вошел во двор. Залаяли собаки. Андрюха остался на улице, и, чтобы кто чего не подумал, начал делать вид, будто ходит по делу. Он проходил 50 метров в одну сторону, делал вид, что забыл что-то, для этого бил себя ладонью по лбу, и шел обратно.

Хорошо, что Витек быстро вернулся, и Андрюхе пришлось сделать всего два рейса. За это время ему попалась на глаза одна женщина с красными от ветра глазами, и одна красная машина. У водителя было блаженно-любопытствующее выражение лица картошкой и приоткрытый рот.

Когда Витек вышел, Андрюха предложил ему дойти до магазина и купить слоеный пирожок. Витек согласился. Они пошли по дороге, посреди которой тянулись две параллельные речки. Машины ехали по дну речек, выдавливали воду колесами, и волны накатывали на твердые снежно-ледяные пласты.

- Где-то здесь Леха, - сказал Витек.
- Как это? - спросил Андрюха.
- На машине, - ответил Витек.
- Ну тогда иди лови его, а я пойду за слоеной булочкой, - сказал Андрюха.

Слоеных булочек не было, и Андрюха сразу вышел из магазина, удивляясь тому, что продавщица не знала, что такое гата, и ему пришлось объяснять ей это. Витька шел навстречу Андрюхе.

- Булочек нет.
- Жаль.
- Может, тогда купим сухарей.
- Давай, съедим их с чаем.

Когда Витька и Андрюха вновь подошли к магазину, туда же подъехал Леха.

- Сейчас я вас отвезу, - сказал он. - Вот только пряничков в магазине куплю.

Андрюха зашел с Лехой в магазин и купил полкило сухарей. А Леха купил 10 килограммов "Комсомольских" пряников.

Андрюхе и Витьку пришлось пентериться на заднее сиденье, так как на переднем сиденье в машине у Лехи сидели продукты: 5-литровый бидон молока, 10 килограммов пряничков, несколько батонов хлеба, два пакета по 2 кг мучицы, 5 коробок быстрорастворимой каши, большой, в 3 кирпича, кусок масла, длинный, как полотенце, отрез корейки, и что-то еще зеленоватое. Витек предположил, что этого Лехе с женой едва ли хватит на 3 завтрака.

Леха домчал себя, Андрюху и Витька до дому с лихим шумом. У его машины был глушитель с дыркой.

Дома Витек и Андрюха пили чай с сухарями и разговаривали о ягодах.

- Чернику собирать - глупо, - сказал Витек. - Потому что она растет на влажных болотистых местах, где очень много комаров. Поэтому я ее всегда покупаю. Вероятно, этим летом она будет стоить не дороже 30 рублей.
- А я, наверное, этим летом буду жрать много ягод, - сказал Андрюха. - Потому что прошлым летом я их вообще не ел.
- Почему?
- Потому что позапрошлым летом я пережрал ягод, и, видимо, насытился на 2 года.
- Да, такое бывает.

Потом к Витьке пришел в гости толстый кот.

- Надо его чем-нибудь угостить, - сказал Витька и, порывшись в холодильнике, достал кусок рыбы и бросил его коту. Кот подошел к рыбе, но есть не стал.
- Видно, просто заскочил отметиться, - сказал Витька.
- Да, к тому же сейчас пост, - добавил Андрюха.

Друзья мочили сухари в чае, глядели в окно на кур, хлюпали и почавкивали. Андрюха вспомнил про то, как он думал, что хорошо бы сходить в баню.

- Может, в баню сходим, - предложил он Витьке.
- Это вряд ли, - сказал Витька. - Мы сегодня едем в бассейн, и глупо после бассейна идти в баню. Поедем лучше с нами.
- Не могу, - сказал Андрюха. - К несчастью, я забыл плавки в другом городе.
- Что ж, тогда в другой раз.
- Да, в другой раз будет даже лучше, потому что это будет пятница.

Друзья еще немного посидели, потом Андрюха обулся и пошел домой, а Витька в шортах вышел проводить Андрюху до калитки и тоже пошел домой.


СУДЬБОНОСНЫЙ ПРЫЖОК

Я расскажу вам историю о том, как мой друг Виктор Ширинкин впервые женился, потому что эта история выходит очень далеко из ряда вон.

Несколько лет назад -  около 10 или 7 - возвращался мой друг Виктор Ширинкин из города, где проходил воинскую службу, домой, на поезде Ташкент - Москва. А живет он, где и я - как раз по дороге из Ташкента в Москву, немного не доезжая столицы.

Так вот, как миновали Рязань, его стали волновать родные пейзажи с лесами и озерами, и он даже не выходил из тамбура и курил одну за одной. А станция наша, стоит уточнить, находится как раз между Рязанью и Москвой, не доезжая Москвы 80 километров.

Тут бы что: вышел из тамбура - и дома, но выйти нельзя, так как поезд скорый и нигде на мелких остановочных пунктах не останавливается. Стало это моего друга очень беспокоить. Он подошел было к проводнику - попросить, чтобы поезд притормозил немного, но проводник сказал, что это невозможно, даже если ему дать 500 рублей. А так, чтобы просто по просьбе какого-то комиссованного по болезни ног солдата - тем более.

А моего друга комиссовали как раз по болезни ног - он в армии решил переплыть как-то реку Дон в октябре-месяце, и у него из-за долгого плавания что-то с ножными сосудами случилось.

Стоит друг мой Виктор, чуть не плачет: Оку проехали, к родной станции приближаются. Вот и станцию проехали. И тут так ему стало больно, как будто он к станции этой пупком прирос, а его отрывают. Так его проняло, что он решился на безрассудный поступок - спрыгнуть с поезда на ходу. Казалось бы - что тут. Доехал до Москвы, пересел на электричку - и возвращайся себе домой. Но некому было Витьку рассудительности поучить - сирота он.

Нельзя сказать, что мой друг не прыгал раньше с поездов - наоборот. Он уже однажды сигал с экспресса, когда возвращался из Казани, где учился в суворовском училище, у станции, где жила его тетка, но тогда была зима и сугробы, смягчающие падение. А теперь - лето, камни одни и битые бутылки.

Решил Витька дождаться замедления поезда: открыл дверь, приготовился…


Тем временем будущая первая супруга Виктора Ширинкина покрасила лицо, посмотрела в гороскоп и вышла на улицу. Тогда как раз была сильная волна увлечения гороскопами и диагностикой кармы - и она, то ли Соломея, то ли Саломея, Ивановна Фейербах, 27-летняя дочь покойного авиаконструктора, со всеми потрохами в это увлечение бросилась. И даже презирала всех, кто не читал книгу Лазарева "Диагностика кармы" в четырех частях.

Вышла она из дома и двинулась, не спеша, к станции. А гороскоп пообещал ей, что сегодня судьба ее совершит приятный поворот и у нее – Водолея по гороскопу – ожидается романтическое знакомство. Купила она на станции пирожное, вышла на платформу - и ждет электрички, чтобы ехать в авиационное КБ, где она работала научным секретарем…


А Витька нервничал - уже проехали километров 40 после родного дома, а поезд все жарит и жарит на всех порах. Последние надежды из него улетучивались. Находило смирение: Витька уж подумал, что это даже и хорошо. Посмотрит немного Москву, глядишь, кого-то встретит из друзей. Поедут вместе домой, будут радоваться друг другу и разговаривать.

Но тут-то поезд начал притормаживать. И притормозил так сильно, что буквально его можно было уже бегом обогнать. И главное - как раз платформа, шаг сделал - и ты уже на устойчивой ровной поверхности. Витька не стал долго раздумывать. Сосредоточился. Посчитал секунды между столбами, чтобы не промахнуться мимо свободного места, и соскочил.

Соскочил - и понесло его по законам физики. Придало ему сильное ускорение. Такое сильное, что Витька побежал даже в три раза быстрее поезда, еле ногами успевал перебирать. И остановиться не мог. И свернуть никуда не мог, хоть и видел, что на дороге стоит и мечтает темноволосая дама с красными губами.

В общем, эту даму, которая и была то ли Соломея, то ли Салонея, Ивановна Фейербах, он сшиб. Она не упала, так как Витька пришелся ей в плечо, но крутанулась довольно сильно. А прямо перед ней был столб. Витька схватился за него рукой, обернулся кругом, и, когда рука закончилась, намотавшись на столб, долбанулся об него башкой и от неожиданности удара брякнулся на колени. И как раз оказался у ног дамы. И голову упер ей в живот, поскольку не мог ее держать, так как она кружилась, а в глазах потемнело.

Фейербах, хоть и удивилась, но не очень – она была подкована гороскопом. Посмотрела на Витьку, и только еще сильнее убедилась в правде астрологии, и мысленно показала язык всем скептикам. А Витька хоть и немного глуповатый вид имел после падения, но все же глаза у него горели от внутреннего возмущения, и был он, в принципе, довольно красивый, молодой. "Извините", - говорит.

Ну а дальше-то уже легко: Витька, как бывший солдат, в Саломею сразу же влюбился и даже сказал ей, что тоже обожает гороскопы и на досуге диагностирует знакомым карму. И через неделю они расписались. Посоветовать-то Витьке некому. Друзья - они не будут советовать - им наоборот интереснее на свадьбе погулять лишний раз. Я лично не стал советовать. Хорошо еще, не венчались.

Развелись они уже скоро - и трех месяцев, похоже, не прошло. Как только Витька в себя пришел после армии. А Саломея узнала, что Витька гороскопы в гробу видел.