ДРУГ (сказка взаправду)
...А ведь это все так и было... Рентген
Меня зовут Рентген. То есть раньше меня звали совсем по-другому, Джеком. Эта кличка мне нравилась больше, хотя она и иностранная, а я - самый обычный пес, без всякой родословной. Знакомый сенбернар, я думаю, именно потому относился ко мне с презрением, У него тоже была кличка иностранная - Лорд, и он считает, что только элита должна носить подобные имена. Еще он презирал меня за то, что я иногда сидел на цепи и что жил на улице, в будке, а у него был коврик в доме.
Но я на него не сержусь и не сердился никогда. Мне было хорошо в моем домике под старой яблоней, куда всегда прибегали играть со мной дети хозяина - Алешка и маленькая Танечка. Мы жили на окраине города под названием Чернобыль; хотя в ту весну он был белым, совсем белым - цвели сады, и даже моя старая яблоня вся покрылась белой кипенью.
Та весна начиналась неожиданно. Однажды ночью я проснулся от глухих ударов, Сердце почему-то тревожно сжалось, я вылез из будки и увидел небо в малиновом свете. Все кончилось буквально в несколько дней: люди куда-то исчезали. Они садились в огромные, чадящие автобусы и те, фыркая, шумно трогались с места. Я думал, что хозяин возьмет и меня с собой. Было, конечно, страшно лезть в брюхо автобуса -запахи внутри были неприятные и пугающие, но хозяин собирался именно туда. Однако в последний момент он сделал рукой запрещающий жест, и я остался. Алешка и Танечка плакали и махали мне из салона руками.
Сначала я бежал за автобусом по обочине шоссе, но быстро потерял его из виду, Меня обгоняли фыркающие чудища, творилась невообразимая суета. Еще долгое время я брел, не разбирая дороги. Потом вдруг меня пронзило острое чувство вины: ну, конечно же, хозяин оставил меня охранять дом, они скоро вернутся, а я... Со всех ног я бросился обратно. Слава Богу, все было спокойно, тихо, чужих видно не было. Страшно хотелось пить, болели ноги и глаза, но я заставил себя сначала обойти вокруг дома, проверить все ли в порядке.
Будка моя была зачем-то укрыта прозрачной пленкой, а перед входом лежал огромный кусок колбасы, напичканный какими-то таблетками. Я проглотил колбасу, не чувствуя ее вкуса, и разжевал таблетки. Я очень устал, но заснуть не мог. Конечно, это очень ответственно, когда оставляют одного охранять дом, но как же это грустно! Я смотрел на небо, и мне хотелось плакать.
Вдруг я услышал - Господи, как же мне повезло! - шаги моей подружки. Она просунула мордочку внутрь будки и принюхалась. Я заскулил от счастья.
Утром нас разбудила тишина. То есть не просто тишина - пели птицы, жужжали пчелы, а какая-то особая тишина. Только выбравшись из будки, я вспомнил вчерашнее, И понял тишину - не было людей.
Началась моя самостоятельная жизнь. Днем мы с подружкой искали еду. Раньше я даже не задумывался, как тяжело жить тем, кто остался без хозяина; в моей-то миске в урочный час всегда появлялся суп с косточками, размоченным хлебом и Бог знает с какими еще вкусностями. Теперь я был постоянно голоден. Есть хотелось все время, и это было самым сильным желанием. После, конечно, чувства тоски по хозяину. Я успокаивался тем, что охранял дом.
70
Внешне мы стали некрасивыми, шерсть почему-то лезла клочьями. И все время клонило в сон.
Однажды ночью сквозь дрему я почувствовал незнакомый, тревожный запах. Две рыжие тени мелькнули в кустах, всполошились куры, которые уже давно перестали жить в сарае, а облюбовали себе двор. На ночь куры взлетали на старую яблоньку, рассаживались на ветвях, надеясь на нашу охрану и защиту. Только одна Рябушка вместе со своим первым потомством оставалась в сарае. Я бросился туда. Крупная лиса с Рябушкой в зубах шарахнулась прочь, а я сцепился с Лисом. Это был молодой Лис, не очень крупный, но верткий, как юла. И ужасно злой. Его резкий запах хищника-вора разбудил во мне что-то такое, о чем я раньше даже не догадывался. В каком-то слепом остервенении мы катались в пыли. Я ни о чем не думал, не мог думать, зубы сами нашли его горло, сами сомкнулись в нем, тявканье Лиса перешло в хрипение и в конце концов затихло.
Я поднялся. Ноги дрожали. Тошнило. Я не чувствовал торжества победы, а только лишь огромную слабость. Я приплелся к будке. Подружку просто разрывали рвотные приступы. Она смотрела на меня виноватыми глазами. Почему ей так плохо? Утром мы оба не смогли встать и отправиться на поиски пищи. Впрочем, есть не хотелось. Нас тошнило, дышать было тяжело, болела грудь.
Целыми днями теперь мы, несмотря на жару, лежали во дворе, не двигаясь и не открывая глаз в тяжелой полудреме.
Только изредка я взглядывал на белесое, распаленное небо. В нем жужжали огромные винтокрылые птицы. Они кружили над городом, над полями, над огромным зданием с разрушенными стенами. Птицы что-то сбрасывали прямо внутрь разлома, сыпали песок, лили какую-то жидкость.
По ночам мы на нетвердых ногах выходили в прохладную темень и спускались к реке, заходили по грудь в светлую лунную дорожку и долго пили свежую, быстро текущую речную воду.
Подружке становилось все хуже и хуже. И я решил добраться до людей. Они, должно быть, там, где кружат железные птицы. Однажды ночью, напившись воды, я потрусил вверх по реке. Подружка пошла следом. Она была очень слаба, мы часто останавливались. По пути нам дважды встретилась «колючка», невесть откуда взявшаяся - раньшее не было. Наконец, мы добрались до здания. Вокруг работали одетые в совершенно белые одежды и белые шапочки люди. Даже лица у них были закрыты белыми повязками. Увидев нас, люди замахали руками, закричали и прогнали прочь.
Подружка очень испугалась и метнулась в сторону леса. Чужого леса. Это был какой-то совсем странный лес- ни одной птицы не было слышно, никто не шуршал, не прыгал, не сопел. Ни одного звука. Только тихо осыпались бронзовые иголки сосен.Рыжий лес. Чувство опасности настигло нас обоих одновременно. Повинуясь неведомому инстинкту, мы бросились прочь из этого страшного леса-домой, через поле. Господи, ну почему, почему мы пошли полем? Почему я не ощутил, не почувствовал беду?
Я бежал впереди, пересек новую грунтовую дорогу, и вдруг что-то больно ожгло мне ухо. Я резко оглянулся. Какой-то человек стоял с ружьем и передергивал затвор. Я метнулся в сторону. Раздался хлопок, затем еще один и еще. Подружка тихо улеглась в пыли. Горячая иголка пронзила мне шею, а ноги заработали помимо собственной воли.
Когда я очнулся, был уже вечер. Я лежал на краю пшеничного поля, колоски тихо шептались между собой. Я поднял голову - острая боль в шее пронзила все мое тело. Хотелось опять упасть в колосья, задремать, окунуться в волны воспоминаний - вот хозяин, пахнущий бензином и маслом, наклоняется ко мне, вот Танечка принесла в липкой ладошке сахар, я ее облизываю, а девочка пытается завязать мне бант на шее из розовой жесткой материи и, смеясь, что-то быстро лопочет... Но я не мог забыть о подружке - где она, что с ней? Превозмогая боль, я дополз до дороги, нашел родной запах подружки, но ее самой нигде не было. Не помня себя, я побрел по этой новой дороге, утащившей мою подружку. Неожиданно поле кончилось, показалось множество
71
огней, послышалось урчание машин. Одни машины ссыпали на землю кучи камней, другие их разравнивали, третьи пузатыми литыми колесами вдавливали щебень в живую землю, в зеленые колосья, убивая все кругом.
Я стоял и смотрел на всех этих страшных чудовищ-убийц и не чувствовал никакого страха: слишком много его было в последние дни в моей жизни. Только боль утраты и опустошенность. Я ощущал себя так, будто остался один на Земле, доброй и счастливой когда-то и больной, умирающей сегодня. Мне не хотелось быть.
Почти без сил, я краем оставшегося поля добрался до фермы. Ферма стояла пустая, всех коров увезли, а саму ее зачем-то огородили забором из колючей проволоки, спускавшемся до самой реки.
Здесь я пролежал, наверное, целую неделю в долгом забытьи, лишь временами подползал к большому корыту с водой, делал несколько глотков и вновь проваливался в небытие.
Однажды поздним вечером стало светло, как днем. Из облаков на землю упал яркий бело-зеленый луч, похожий на свет далеких звезд, и мне показалось, что кто-то большой и добрый посмотрел на наши раны и колыхнул ветерком надежды. От этого взгляда мне стало жутко и в то же время тепло. А конус живительного света таинственно мерцал, а потом сложился в узкую полоску и медленно на глазах растаял, растворился в темноте.
А утром я понял, что очень хочу есть и, наверное, выздоровел. Я вышел из своего укрытия, ноги еще плохо слушались меня, но все же сумели удержать мое исхудавшее тело в естественном положении и понесли к какому-то новому строению, появившемуся на щебеночном поле.
Решив доверить свою судьбу людям, веря, что люди все же наши друзья, я подошел к этому сооружению и... увидел хозяина! Как же долго его не было со мной, как мне хотелось его видеть, слышать его добрый голос, чувствовать его сильные руки!
Я прыгнул к хозяину. Но это оказался другой человек. На мое счастье - хороший человек, добрый. Все люди были очень заняты. Они работали дружно, споро. Мне нравилось, что они не курят- их лица были закрыты белыми повязками. Скоро их сооружение заработало.
-Бетон пошел!- говорили они.
Я постепенно привык к их машинам и уже не видел в них чудовищ. Меня даже брали внутрь машин с огромными вращающимися бочками. Люди называли их миксерами,
На стекла там зачем-то прилепили свинцовые пластины, для водителя оставили лишь небольшую щелку, в кабине было всегда темно и душно. Миксеры подставлялись под бетонную реку, их бочки наполнялись, и они, сытые, отъезжали и мчались к, разрушенному зданию.
Там они опорожняли свое содержимое в огромный бак. А из него загружались! бетоном другие миксеры. Люди называли их грязными, хотя все они блестели новыми красками. Эти миксеры подъезжали к зданию, и в них хищно впивались длинные трубы, высасывающие все содержимое. По ним бетон двигался в стены здания и в какие-то кубики. Из кубиков медленно и неумолимо росли огромные ступени, которые постепенно, закрывали разрушенное здание. Люди называли это саркофагом.
Я не очень любил ездить на строительство саркофага, но люди, я чувствовал, делали что-то очень важное, и я хотел быть им полезным, а они брали меня с собой с удовольствием.
Люди управляли миксерами, бетононасосами, огромными кранами-ДЕМАГами, делали бетон, направляли в разлом ^винтокрылых птиц, а иногда падали с небес... Я видел, как железная птица зацепила своими лопастями тонкие стропы-струны гигантского ДЕМАГа, перевернулась в воздухе и рухнула на землю рядом с саркофагом... Наступила осень. Люди повеселели, а яблоки в нашем саду, большие, красные и желтые, одиноко висели на обнаженных ветках. Многие уже упали, сгнили, никого не порадовав своим медовым ароматом. Люди проходили мимо, иногда срывали яблоки, подносили к ним какой-то прибор и говорили, что они звенят. А я не слышал. Говорили, что и я звеню, но это уж слишком! Звенеть я не умею!
72
Люди! Какие же вы разные! Оказывается, вы умеете любить, цените дружбу, верность, но порой бываете жестокими, грубыми, холодными.
Иногда вы гоняетесь за легкой добычей, за дешевой славой, а то совершаете героические поступки, даже не замечая их.
Странные вы, люди, я это хорошо понимаю, только сказать не могу. Да и нужно ли об этом говорить, если все же в массе вы - добрые!?
А я хочу одного - хочу служить вам, вашему миру, очень хочу, чтобы миром правила доброта и раз
Ныне, присно, во веки веков, старина,
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.
Эти слова очень любил мой друг, мой хозяин, очень хороший человек. Добрый. Он вернется. Он обязательно вернется. Я дождусь,