ПО ДИКОЙ АСТРАХАНИ ПО ВОДЕ И ПО СУХУ
Глава 1
Вступление и знакомство.
Как начинаются путешествия? У всех по-разному, одни собираются в путь в течение продолжительного времени; вечерами перед сном, лежа в постели, мысленно отмеряют маршрут за маршрутом, то, пропадая от нестерпимого зноя, пересекают верхом на лохматом верблюде желтые африканские пески, то, отбиваясь от полчищ кровожадных москитов, продираются через джунгли Амазонки, то кувыркаются в седой пене горных речных порогов. Конечно, их фантазии слаще самих приключений, и, главное, совершенно безопасны, но для большинства такого рода диванных путешественников все их рискованные походы там же на диване и заканчиваются. И только порой, медленно шагая под тяжестью рюкзака по лесной тропинке, ведущей от пригородной электрички к дачному поселку, увидится мечтателю в темной прохладной чаще контуры причудливо раскидистого дерева, и напомнят они ему далекие страны, и вздохнет он с сожалением.
Другая, энергичная, часть путешественников готовится в путь основательно: закупаются необходимые в дальней и трудной дороге вещи, изучаются карты, ведутся дотошные разговоры с бывалыми людьми, уточняются сроки и участники экспедиции. И вот, когда уже в головной квартире, являющейся штабом по подготовке похода, пол плотно скрыт под многочисленными коробками с продуктами, палатками, лодкой, мотором к лодке, сумкой с видеокамерой, семью пакетами с рыболовными снастями, семью спиннингами, парочкой окончательно спутавшихся сетей и тремя корзинами с овощами, в этот самый нервный и откровенный для различных высказываний момент неожиданно выясняется, что кто-то поехать не сможет, так как у него дорога жизни сделала крутой поворот в нету сторону. Штаб принимает решение произвести замену в своих тесных, проверенных временем, испытанных старой дружбой рядах.
Тут-то и наступает звездный час для третьей категории путешественников: они никогда никуда не собирались, по ночам их не охватывали азартные мысли о жизни в палатке на берегу реки, и в доме у них не то, что рюкзака не было, там и удочка никогда и ни в одном углу не стояла, но, легко согласившись на предложение составить компанию отъезжающим, им трудно отказаться, как и от уже данного слова, так и от устоявшегося образа жизни. Но долг перевешивает над личными удобствами, и не проходит и дня, как наши герои, тесно усевшись в машину, мчатся прочь от Москвы.
Красавица «Вольво» цвета кофе с молоком с мягким кожаным салоном, встроенным компьютером, стереозвуковой музыкальной установкой и старым прицепом от « Москвича», стыдливо болтающимся позади, подозрительно встречается на всех милицейских постах. – Хочешь жить красиво – живи, но помни, не все могут жить на одну зарплату! Надо делиться!
Каждый раз, выезжая из столицы, начинаешь подозревать, что одновременно с нами, но в обратном направлении двинулась в путь добрая половина родного населения. Если на дороге размечены четыре полосы, то все они нагло узурпированы встречным движением. Нам остается набитая кривыми гвоздями и острой щебенкой обочина.
Пока Москва мертвой хваткой гигантского удава удерживает нас в пробках, давайте познакомимся.
Главный и неоспоримый авторитет компании – Дима, он же Мужик, он же Мусик, он же муж Марины, моей единственной и беззаветно любимой сестры. У Димы солидная во всех отношениях фигура, он обожает свою жену и своих друзей, и у него есть не утихающая страсть к дорогам, рыбалке и детективам.
Рядом с Димой на переднем сидении расположился Серега Минчев, он же Малый, он же Жак. Серега хороший водитель, свои первые опыты по вождению он ставил на дорогах Софии, находясь в возрасте тринадцати лет, где в то время работал при посольстве его отец. Чтобы виднеться из-за руля, Малому наращивали водительское сидение двумя подушками, ну а лицо у у него с рождения имеет серьезное выражение, так что полиция об экспериментаторе ничего не подозревала.
Третий мужчина – Володя двухметрового роста, некормленного телосложения, возивший повсюду с собой три томика Карлоса Кастанеды. Вовик постоянно где-то и на кого-то учился и что-то охранял, так как, не смотря на свою тонкую конструкцию, в совершенстве обладал искусством каратэ.
Рядом с Вовиком вертелся, стуча острыми локтями по соседям, мой сын Славик, подросток с костлявыми и долгими конечностями.
Ну и, наконец, женскую полвину представляли мы с Мариной. Марина – молодая миниатюрная красивая женщина с большими зелеными глазами и маленькой мушкой над губами. Когда Марина поступала в институт, то ее факультет назывался преподавание физики на английском языке, когда пришло время окончания учебы, то в дипломе записали: преподаватель физики с правом преподавания английского языка,- вот такие метаморфозы в российском образовании. Короче, она и то, и другое знает в совершенстве. Друзья-мужики ( бывает и такое в жизни) зовут Марину тетей, но не потому, что она внешне напоминает излишне заботливую родственницу, отнюдь, это обращение пошло с рождения Славика, когда, тогда еще юная Марина объявила всем, что теперь она тетя.
Глава 2.
Дорога от порога до порога.
Подолгу стоим у мостов, сначала через Пахру, потом через Оку и, наконец, шагом проезжаем через реку Осетр. За Сербрянными Прудами, спустя несколько километров, остается позади Московская область, а вместе с ней и дорожные пробки, и густо натыканные посты ГАИ. Движение машин приобретает стройность и упорядоченность. Вот она воля, вот она песня дорожная! Вперед к счастью на заветный астраханский остров!
Сережа с Димой сменяют друг друга у руля, Марина наводит им горячий кофе, идет борьба со сном.
Уже рано утром, около шести, были на автозаправке Волгограда. Сильный ветер трепал длинные листья ив, на небе ни облачка, но прохладно. Выходим из машины, чтобы размяться и подышать свежим воздухом, но сразу же чуем запах газа: рядом горят газовые факелы. Волгоград вытянут на семьдесят километров вдоль Волги, и чтобы попасть на нужную трассу, приходиться несколько часов трястись по горбатым улицам славного города, прицеп жалобно стучит на трамвайных рельсах и причитает:- Бум, бум.
За Волгоградом в стороне от шоссе синеет лента Волги, то приближаясь к нам, то уходя в сторону. Пейзаж теряет свою зеленую шевелюру, деревьев почти нет, впереди - дорога с дрожащим от жары воздухом, по бокам – степь.
Астраханская степь не сразу показывает свою дикую красоту, дневная жара мешает понять и почувствовать это чудо, сотканное веками и хранящее в плотных желтых песках слои истории. Голубые изящные ветви полыни, высохшая верблюжья колючка, шары перекати-поле, пугающие норы сусликов, принимаемые за норы тарантулов; яркий контраст насыщенных цветов синего и желтого наполняют картину мистическим смыслом, человек теряется во времени, еще немного и появление конницы Чингиз-хана не вызвало бы сильного удивления.
А вот сигнал спрятавшегося за холмом бдительного калмыка-гаишника воспринимается как удар по пейджеру. Дима дает задний ход и одновременно с грустным и усталым выражением во взгляде направляется к стражу местного порядка. У стража лицо такого же цвета, как здешние пески, круглые ноги джигита с малых лет и рост чуть больше длины его полосатого жезла. Где ж такого замаскированного орла разглядишь и заранее сбросишь скорость?
Жара сгущается, и даже сильный ветер не приносит облегчения. Наполнив багажник машины арбузами и дынями, купленными прямо на обочине у корейцев, взявших в аренду у местных селян поля под бахчу, направляемся к парому.
Берег Волги в этом месте крутой, дорога бросается к нему отвесно, страстно, оставляя по краям рваные глубокие овраги, вид которых тревожит душу и воображение.
Однажды Димин брат Андрей преодолевал сей рискованный спуск во время проливного дождя. Почва вмиг превратилась в болотистую вязкую глину, расплывающуюся и разъезжающуюся под колесами красного автобуса. Великолепный « Мерседес» не мог въехать на паром, не смотря на все свои старания. Его дружно толкали все, кто оказался рядом, но берег из колеи задирался очень высоко, а, простите, зад у тяжелого автобуса опускался все ниже и ниже. Тогда Андрей возвращается на верх горы, прибавляет газу и на полном ходу влетает на паром, вмиг глубоко проседающий в реку. Зрелище, наполненное отчаянием, злостью и смелостью. Одним словом – удалью.
На остров, куда мы стремились через всю Россию, каждый год приезжает огромное количество людей, которые оставляют там немало денег, но местная жизнь до того медленно поддается рыночной суете с ее бессонным маркетингом, что еще лет двести въезд на паром будет ярким и небезопасным событием.
Небольшой буксир тянет нас по одному из многочисленных рукавов реки, на которые она безжалостно раскроена в дельте. Воды в этом году было много, это видно по белым манжетам на стволах деревьев. Ветер на реке свежий, наполненный влагой, я бы сказала, душевный, так как расправляет что-то внутри тебя, успевшее за год скукожиться и помяться. Настоящий ветер, мудрый.
Мы осторжно передвигаемся по парому от одного хилого борта к другому и радуемся близкому окончанию дороги. Буксир громко и надсадно стучит сорвавшимися двигателями, но вот он долгожданный берег, еще рывок « Вольвы», и мы на острове. Здравствуй, мир любимый и счастливый! Распахни, жизнь, свои щедрые объятья! Прими нас грешных, но любящих тебя! Напои до пьяна жарким запахом спелых сухих трав, успокой мирной тишиной и душевной компанией.
Глава 3.
Переправа с отягчающими обстоятельствами.
Дорога через плотину оказалась затоплена. Мужики босиком ощупывают скрытый под водой путь, выясняют, где лучше проехать, потом отцепляют прицеп и по отдельности с машиной переправляют. Причем, прицеп тащим все вместе вручную, находясь по пояс в ручье, подбадривая себя дружными криками, а прицеп уговорами.
Табун – Арал, единственное селение на острове, утопает в песках, лежащих барханами между домами. Слой песка виден между двойными оконными рамами в покосившихся, облупленных серых избах. Мужское население острова вымирает, погибая в пьянстве. А что есть баба без любви? Горькое одиночество. Безнадега.
Трудно понять, как на острове посреди могучей Волги может гибнуть урожай от засухи, там нет картошки, овощей, в магазинах только водка и хлеб. Странное дело, одни люди едут сюда за тридевять земель, чтобы расправить душу, очиститься, а другие живут здесь всегда и не ведают по какой красоте ходят.
Мы в Москве забыли захватить топор, так местный житель за небольшие деньги одолжил не только топор, но и предложил разломать развалившийся свинарник на доски, которые тут же покидали в прицеп.
За Табун-Аралом случилось несчастье. Вовик и Сергей сели в прицеп, а подвеску закрепить забыли, и на первом же значительном ухабе он оторвался от общего движения, резко остановился, а вся поклажа и пассажиры вылетели на дорогу. Вовик, как профессиональный спортсмен, успел сгруппироваться в падении, Сергею же не повезло, он рассек себе лоб, упав на одну из досок бывшего свинарника. Все находились в состоянии нервного шока. Дима смотрел на здоровый гвоздь, торчавший из злополучной доски, и благодарил судьбу, что удар пришелся мимо гвоздя.
Стали производить ревизию поклажи, разбросанной по дороге, общее уныние вызвал вид разбитых бутылок с водкой. Это почти уже траур. В пыли валялись раздавленные в лепешку помидоры, обильно политые спиртным напитком. Это почти слезы. Правда, основная партия горючего находилась в багажнике ( береженого бог бережет ), но до конца отдыха всем местным жителям, приходящим за стаканчиком, вежливо отказывали в стаканчике, предварительно рассказав душераздирающую историю о « всей разбитой водке». Рассказ вызывал в слушателях глубокое и искреннеее сочувствие.
Когда добрались до мыса, то настроение у всех было не веселое. Дима больше молчал. Его глаза были полны тревоги и тяжелых дум. Серега тоже загрустил, он сидел в машине и смотрел на свое отражение в зеркале. Славик потерянно топтался по рыболовным снастям, время от времени раздавливая что-то ценное своими беспечными ногами. Марина хлопотала возле всех, но и у нее в глазах дрожали слезы. Только один Вовик проявлял чудеса бойцовской выдержки и силы духа. Он притащил несколько сухих деревьев для костра, сплавал на разведку вдоль берега и вернулся с добычей в виде большущего топляка. Воин он и в Астрахани воин.
Глава 4.
Кто такие жмурики.
Конец недели. Пятница. Вечер. Мужики ловят рыбу. Стоят в тихой воде, зайдя в реку выше колен, и изредка передергивают леску на спиннинге. Мятые футболки свисают вдоль тел белыми флагами, и волны нехотя хватают их за края. Клев неважнецкий. Рыба лениво ходит где-то рядом, слышен ее заманчивый всплеск, но на крючок не рвется. С левого берега на воду наползает туман. Дождь что-ли собирается? На мысу всегда ветрено, зато комара меньше, чем в других местах, и лишь ранним вечером, в часы, когда береговой, сухой и жаркий, ветер уступает время ночному, дующему с Волги и несущему не только прохладу, но и звуки реки, лишь тогда движение воздуха замирает.
Над столом зажигают керосиновую лампу, ее свет делает вечер уютным, она слабо потрескивает и гипнотически притягивает всех летающих в темную пору насекомых. Хорошо, что у ос и шмелей строгий распорядок дня и ночи. Сели ужинать. Вид еды всех приободрил. Выпили, потом еще выпили и еще. Не берут стресс градусы, хоть упейся, а только добро переведешь. Разговор носил терапевтический характер, все друг друга успокаивали, но даже мысль гнали о отм, что могло быть и хуже. Нужен был перелом в настроении в лучшую сторону, но он не происходил. Пошли спать.
Утром, когда я проснулась, Дима с Вовиком уехали к леснику дяде Леше за лодкой, оставленной на сохранность в прошлый приезд. Славик азартно ловил дуршлагом малька, а Серега тоскливо разматывал леску. Вид у него был живописный: оба глаза скрылись в малиново-лиловых раздутых синяках. Но и через эти узенькие щелки пробивалась и глубокая убежденность в загубленном отдыхе, и щемящая жалость к себе родимому. Сергей Иванович любил организовывать нечаянно расслабленный поблизости народ на выполнение посторонней работы. В этот раз на мои руки безоговорочно насадили моток лески и попросили делать руками вращательные движения, как при размотке пряжи. Солнце, прожигая очки, светит прямо мне в глаза. Долго думаю, чтобы такое веселое сказать, но слова не складываются, наконец, брякаю:
- Сидим тут, как два жмурика.
- Ирка, ты хоть знаешь, кто такие жмурики?- звучит очень грустно.
- Да, это те, которые жмурятся.
Серега посылает мне поневоле прищуренный укоризненный взгляд и с тяжким вздохом отвечает:
- Злая ты, Ирка!
Глава 5.
Не ходите, девки, в лес.
После обеда мы с Мариной, прихватив по чашечке с кофе и несколько шоколадных конфет, отправляемся на прогулку по острову.
Дорога состоит из одних ухабов. По обе стороны растут тополя. Так как в лесу травы высокой нет, то если присесть и посмотреть вглубь чащи, то можно далеко увидеть.
- Марина, ты не слышишь, как кто-то бежит по лесу параллельно нашему движению?
Слушаем. Тихо. Но только пошли, как тотчас стали слышны чужие шаги.
- Кто это? Здесь кроме коров никого нет. Но коровы так не бегают.
Я присела на корточки и стала всматриваться вдоль стволов. Никого. Поднялась и, подумав, произнесла:
- Если бы здесь водились волки, я бы сказала, что это волки. Но их на острове нет. Кто тогда?
На всякий случай решили вернуться.
К вечеру поспели две новости. Во-первых, у Сергея стал спадать отек с глаз. Молодость победила. Народ торжествовал. Вторую новость сообщил дядя Леша, добравшийся к нам верхом на коне. Он привязал смирную животину к дереву, уселся на скамью боком, как на лошадь, и завел разговор. Преинтереснейшее занятие – слушать дядю Лешу: его быстрая речь состоит из существительных и изредка глаголов, все остальные морфологические излишества, включая предлоги, густо заменены игрой голоса и размахиванием рук. С третьей попытки мы поняли, что на остров зимой по льду из Чечни перешли волки. Сейчас их число составляет чертову дюжину. Домашний скот в здешних краях летом гуляет вольно, без присмотра, он то первым и пострадал от переселенцев.
- Слышим с сыном телок кричит: громко, страшно, протяжно,- широкий взмах руки и недоумение на лице дяди Леши. – Пошли смотреть, а его волки от взрослой скотины отбили, окружили и рвут. Мы шуметь начали, напугать зверя хотели, а они развернулись и на нас кинулись. Так вот рядом деревья с гладкими стволами росли, не прошло и мига, как мы с сыном сидели на верхушках. С нами собачонка была, так ведь со страху взмыла она на одно из деревьев, как дикая кошка. Волки долго внизу поджидали, зубами щелкали, когтями кору на деревьях пластали. Потом ушли и телка с собой утащили. А собачку мы с сыном замучились сымать.
А то, что, тут отдыхающие случайно « Нивой» сбили волка, так стая их долго преследовала. Они потом показывали яму на бампере, которая осталась от неожиданного столкновения. Здоровенная вмятина была.
Не ходите, девки, в лес!
Глава 6.
Баня.
Уже дня три, как стоит пасмурная и холодная погода. Замените Волгу на озеро, акацию и тополь на сосны и ели, и при всем остальном пейзаже получите картинку с озера Селигер. Правда, волны, наваливающиеся на песчаный берег и, буквально, пожирающие его, не желают входить в сравнение ни с кем.
Дима стоит на высоком берегу, заложив руки за спину, и внимательно смотрит на беснующуюся реку, пытаясь понять, на долго ли она рассердилась.
- Помню, когда я был пацаном, приехали мы с батей на Селигер. А там дождь моросил уже дней десять, рыбаки все хмурые, злые, промерзшие и промокшие. Батя взял чекушку, пошел знакомиться, мол, так и так, где лучше клев, куда лучше на лодке встать, а никто не хочет говорить, мол, сами не знаем, а водки своей полно, больше не желаем.
Ладно, не знаете, так не знаете. Сами поищем. На первой же рыбалке достался нам неплохой улов – полный садок наловили. Иду я такой гордый, довольный сам собой, иду рыбу чистить, и на берегу вижу чешую вот такую.- Дима сжимает кулак и показывает его нам.
Я в рев и бегом к бате. –Пап, там на берегу та-ка-я чешуя!!!
Батя сходил, посмотрел, убедился, что народ не раскрылся перед нами, подумал и решительно сказал: « Не плачь, сынок, сегодня же вся рыба будет наша!»
А дальше было вот что: насобирали мы по округе больших бульников, благо после оледенения их тут полно, развели костер, покидали в него наши камушки, натянули тент от машины вроде палатки, еще чуть-чуть смекалки и баня готова.
Когда камни прогрелись, мы их отнесли под тент и начали париться. На улице промозглая погода, сечет холодный серый дождь, а в бане от прокаленных бульников жар идет, плеснешь на них из кружки водой, пар пробирает сладким теплом насквозь.
Народ вконец ошалел, когда увидел, как мы голышом красные, распаренные выскочили из бани-палатки и бултыхнулись в ледяную воду.
Прогрелись мы с батей, сидим чай пьем, не успели по чашке допить, рыбаки пошли с просьбами в баньке попариться.
- ради бога, нам не жалко. Только тент не прожгите.
- Нет,нет, не беспокойтесь, мы очень аккуратно.
Ну, а к вечеру мы с батей уже знали, и где клев лучше, и где с лодки надо ловить. Вот так. Там, где водка не сдружила, баня породнила.
- Муссик, я тоже хочу в баню,- жалобно попросила Марина.
- Легко, как нечего делать,- быстро согласился Дима.- Сначала надо насобирать как можно больше бульников.
Но именно поиски камней чуть не сорвали всю великую затею. Почва на острове состояла из песка и глины, а оледенение до Астрахани не дошло. Обшарив впустую весь окрестный берег, нахально разобрали нашу плиту, выломав из нее кирпичи, и перешли к постройке бани.
По постепенному исезновению разных предметов мы с Мариной судили о приближении помывочного часа. Когда Славик унес тент от машины, стало ясно: уже!
Сначала мылись мужики, не считая Славика, который был на посылках.
Дошла очередь и до нас. Спустились по песчаной лестнице к реке и левее от нее на берегу увидели сооружение пирамидальной формы, размерами чуть больше рюкзака. То была она, походная баня.
- Как же они втроем здесь поместились? – удивилась я.- Тут же невозможно вымыться и одному.
На что Дима лаконично ответил:
- А мыться никто и не обещал.
Глава 7.
Шашлык по Брэггу.
В то время как Вовик повсюду возил с собой собрание сочинений изветного философа-символиста, я прихватила в Астрахань книгу Поля Брэгга. Мое практическое увлечение идеями Брэгга оборвалось после первого же опыта голодания, но красота его слов надолго захватила мои мысли.
Я рассуждала вслух: « Так кто же мы изначально: хищники или травоядные?»
- И те, и те,- отвечала Марина. – Если у людей есть клыки, значит это кому-нибудь нужно. А с другой стороны, на Востоке была смертная казнь: кормление одним мясом.
- Сто лет бы так казнился,- проворчал Вовик, намекая на сплошной рыбный день на острове.
- Теть, а теть,- подключился к теме Серега,- давай барана купим, шашлык делать будем.
Сказано – сделано. Вечером Вовик из багажника машины доставал лохматого барана. Он поставил его на землю, но животное осело на подкосившихся ногах. Вовик подхватил его под брюхо и опять поставил, и снова у барана разъехались конечности кто куда.
- Укачало в дороге,- пояснил Вовик.
Страдающий морской болезнью распустил сопли и угрюмр смотрел на нас. Видно, наша компания ему не показалась. Славик принес барану капусты, но тот только выкидывал черные катышки, а принимать пищу категорически отказывался. Весь его бараний вид, как бы говорил: « Вот назло вам всем на дерьмо изойду, а в весе не прибавлю. Не дождетесь, хищники!»
Мы попросили у жертвы кулинарных пристрастий прощение за причиняемое неудобство, и Сергей увел упирающегося барана в лесок, по дороге в который глупое животное удавилось на собственном поводке. Вот до чего упрямство доводит!
Можно, конечно, в этом месте повествования воспеть ароматный шашлык с румяными кольцами лука и нежным соком, можно восславить пылающий жар и магический мерцающий свет раскаленных углей, сотворивших это чудо, добавив несколько восхищенных слов дивному букету молдавского вина, но не будем этого делать, мы не изверги. Подходите, угощайтесь, милости просим!
Глава 8.
Наконец-то о рыбалке.
Не знаю как у остальной рыбы, не знакомились близко, а у астраханской, обитающей в водах Кабаньего острова, свой неповторимый нрав. Пройдет не один день, прежде чем она полезет к вам на крючок. Расстроенные рыбаки осматривают скудный по местным меркам улов и горюют, мол, не задалась в этом году рыбалка, не тот клев пошел. Но, когда до отъезда остается два-три дня, рыба просто дуреет от желания быть пойманной именно вами, руки устают выдергивать удочки с новой поклевкой, кинокамеры из зависти преднамеренно уменьшают фантастические размеры трофеев, и окрыленные удачей вы ( если вы рыбак от первого до последнего честного слова) беззаветно прощаете судьбе все сложности на пути к звездному часу и лишь молите: « Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
Наши соседи по берегу, мужики из одной подмосковной деревни, в предпоследний день своего отдыха поймали гигантского сазана. Он был размером со среднего поросенка. Его привязали толстой веревкой к берегу и не знали, что с этим чудом делать. Чудо лениво толкалось в отведенном веревкой пространстве и невозмутимо подстовляло свой могучий бок, укрытый мощной кольчугой, для ободрительного похлопывания. Народ просто млел от вида сазана, и все слова удивления и восхищения выдыхались в охи и ахи.
Сазана прозвали Борькой, как и большинство поросят на Руси, но имя свое он носил лишь сутки, ребятам надо было возвращаться к своим возлюбленым, оставленным в домах, окруженных садами и картофельными полями.
Славик умудрялся ловить даже во сне. Если случайно прядь моих длинных волос оказывалась под его рукой, он быстро наматывал ее вокруг указательного пальца, а так как я делала попытки к освобождению, то он вскакивал и с криками: « Клюет, клюет, подсекай!», подсекал мой скальп.
Глаза Славик при этом не открывал, не царское это дело – в темноте очами вращать, а мне приходилось одновременно отвоевывать прическу и будить его.
Несколько раз в неделю поздней ночью мимо острова по Волге проплывал белый пароход. С борта на всю округу накатывала вместе с волной музыка, свет огней вызывал ностальгические чувства по любви и счастью.
Когда стоишь на краю обрывистого берега, растворясь в темноте, и мыслью пытаешься оказаться на сверкающем и удаляющемся пароходе, то пронзительное чувство одиночества захватывает тебя. Могучая живая река упругим телом лежит у твоих ног, но ее таинственная, опасная и бездонная сила говорит, что ее одиночество- это одиночество величия, а не отверженности, покоя, а не суеты. Человек самонадеянно выделил себя из общего живого рода, наделив себя лишь ему присущими качествами. Но дает ли это ему право быть судьей для остального мира, находя только себя разумным существом? Разве это разум, а не безумие – уничтожать сотворенную не тобой красоту, будь то река или лес, или птица, или мысль?
Человек сотворил кумира из самого себя и поклоняется ему много лет, принося в жертву все живое. Но надо помнить, что природа для своего спасения будет защищаться, и если суждено человеку не погибнуть раньше планеты, то только при выборе красоты, любви и добра в помыслах и делах.
Глава 9.
Опять про волка.
Как быть в Астрахани и не поесть вволю арбузов? Не знаете? И я не знаю. Но на ночь глядя это сладкое и сочное удовольствие лучше не начинать. А как-то не утерпели, день был жаркий, Славик несколько раз ходил к Волге мыть арбузы. Дима со спелым треском вонзал нож в зеленые бока, и полосатый шар разваливался, обнажая яркую сахарную мякоть. Солнце подпекало сок на наших щеках и подбородках.
Потом расслабленно лежали на песке и играли в карты. А ночью арбузы отыгрались на наших пузырях. Молнии на палатках не успевали сжимать и разжимать зубы. Просто устали.
В один из таких напряженных моментов я стояла с фонариком и светила по сторонам. И тут со стороны леса под луч попали два светящихся глаза.
- Волк, что-ли?- это произнесено в сонной задумчивости. А следующие слова выкрикнуты командирским тоном: « Марина, скорее в палатку! Волк!»
Молния на палатке со страхом лязгнула зубами. Вокруг нависли тишина и мрак. Когда лежишь на земле в полной темноте, то даже лягушка, прыгающая со скуки на полотно палатки, представляется когтистой лапой монстра, пытающегося разорвать твое жалкое убежище. И тогда прижимаешь крепко ладони к губам, чтобы не дать вырваться наружу крику ужаса. И тень от шумящих деревьев, освещенных яркой луной, ложась причудливым рисунком на полог палатки, плетет в сознании ночной кошмар. « Мама, хочу домой!»
Утром долго ищем следы гостей. Нашли. Дима говорит, что это была собака. Мы с Мариной не согласны. Тем более, что ближе к вечеру из лесу донесся протяжный вой. От этого звука по спине пополз холод и там и остался. Марина обладает редким даром, она умеет разговаривать с птичками, рыбками, насекомыми и прочими божьими тварями.
Но самое главное в ее таланте, это то, что собеседники ее понимают. Повадились к нам в лагерь ходить коровы. Прут напролом через палатки, следы пахучие оставляют. Шума нашего не боятся. После третьего коровьего нашествия Марина обратилась к ним с простой речью, мол, коровы, идите домой, нечего тут шарахаться.
Мы стояли в стороне с палками наготове, чтобы попугать стадо, когда переговоры закончатся, и посмеивались над Марининой серьезностью.
Но свершилось чудо, коровы стыдливо развернулись и побрели восвояси. Больше мы их на своей территории не встречали.
Другим необыкновенным зрелищем было, когда Марина протягвала свои тонкие пальчики, и на них усаживалась пролетающая мимо изящная стрекоза или бабочка с трепетно вздрагивающими крыльями. Они сидели так до тех пор, пока Марина не шептала им : « Лети!» При этом у нее в глазах дрожали слезы, вызванные доверчивостью природы.
Вот и в этот раз, она пошла на переговоры с волками, попросив их подождать три дня, спустя которые мы уедем. Волки сдержали слово. Последние ночи прошли спокойно.
Глава 10.
Прощальная.
Пролетели две недели на острове посреди Волги. С Каспия задула свирепая моряна, гоня воду против течения. Вода набрала жесткие свинцовые краски. Суровость надвигающейся осени звучала в шуме волн, бросающихся на берег. Пора домой. В Москву. В день отъезда река затихает и провожает нас кроткостью, так несвойственной этой великой стихии. Значит, мы ей не безразличны. Значит, она нас тоже любит.
Яркие чибисы перебегают дорогу медленно идущей машине, взгляд жадно пытается вобрать в память желтую поникшую траву, растрепанные ивы, спустившие ветви в озера. На ветвях кучно застыли черепахи и им некуда спешить. Вороны с голубым опереньем сидят на проводах, ведущих к турбазе. Проезжаем мимо Рачьего озера, мимо Щучьего, все мимо и мимо.
Оставляем неразгаданную тайну огней над древней стоянкой Чингиз-хана, появляющихся в небе над противоположным берегом. Оставляем ветер, выдувающий тревоги. Но с собой уносим горечь расставания с красотой и щедростью Астрахани, уносим счастье встречи с настоящим, вечным. Не растерять бы это чувство в городе, не перейти грань между добром и злом в душе своей, не забыть познанную красоту.
И вернуться снова.