Страшна пустыня в час, когда Энлиль, этот злобнейший из богов, ураганом, сметающим все на своем пути, проносится через моря песка и пыли. Застилается небесный свет и становится темно как ночью. Песок залепляет глаза и рот и хочется спрятаться, но некуда, без конца и краю пустыня, и нет спасения незадачливому путнику.
Случилось однажды так, что шел я в славный город Нагамеш через великие пустынные земли Нагаш. Солнце слепило глаза, хотелось пить после пяти часов пути, вдруг вдали я увидел что-то движущееся ко мне, сперва это была просто туманность на горизонте, потом облик неясный обратился в огромного джинна, жуткого вида, он нависал надо мной в кружении тонн песка, но буря бушевавшая в нем не касалась меня.
- Что ты хочешь от меня? - закричал я, падая ниц. Вид Энлиля был ужасен, туловище его состояло из клубка кишащих змей, голова - из пылающих металических чешуй. Глаз у него было двадцать пять
- Разгневало меня твое колдовство, вздумал ты мериться силой со мной - Энлилем - создателем всего сущего. Насылаешь демонов на моих слуг, хочешь причинить вред моему войску. Сгинет твоя душа в облаке пыли.
При этих словах бушующий ураган, при свете бесконечных молний и грохоте грома обрушился на меня.
Трофим Иванов ходил вокруг станции метро Василеостровская. Был октябрьский вечер. Накрапывал дождь и желтыми листьями была усыпана аллея Девятой линии. Трофим ходил вокруг здания и за темной ее стороной доставал бутылку водки и отхлебывал большими глотками. Кто-то копошился у помойки, рылся в бачках. Черная дворняга пробежала по черному асфальту. Свет горел в окнах домов, окружавших площадь перед станцией. Люди шли и шли со всех сторон ко входу в метро. Шли студенты, шли рабочие и служащие, шли пенсионеры и дети из музыкальной школы. Шел человек, которого ждал Трофим. В коричневом пальто и с тростью шел он мимо Андреевской церкви. Он затерялся бы в толпе, но его светлые голубые глаза и добродушное лицо притягивали взгляды. Раз увидев его лицо, люди никогда не могли забыть его. Оно было как обещание тайны, как зов мечты. Посмотрев на него, люди ощущали какую-то смутную одухотворенность, какую-то светлую тоску. Кто же был этот человек? Он шел среди прозрачности октябрьского воздуха и мимо дышащих прошлым фасадов домов. В его руке была книга, а в другой - флейта. Лакированные туфли с шорохом задевали красные и желтые листья, мясисто лежавшие на каменных плитах. Проходя мимо уличных музыкантов у памятника Василию Корчмину, он положил в футляр от скрипки крупную купюру, но пьяному бродяге с разбитым лицом только загадочно улыбнулся.