Председатель был, как всегда, немного трезв и поэтому речь его на колхозном собрании изобиловала неожиданными отступлениями и красивыми, но не нужными аллегориями.
- Ага! - начал он говорить с места, так и не приходя в сознание,- Во-от! Давайте по одному! Ети вашу маму с ети вашей папой! Червячков на огороде все поди давите? А докладать не докладаете! Сты-ыдно! Силос опять же! - не унимался председатель, из последних сил пытаясь уловить нить сказанного.
- Дело говоришь! - крикнул из толпы сильно заскучавший сельчанин Сидор. В деревне его все так и звали - Сидор. Бывало выйдет Сидор за околицу, а бабы уже кричат:
- Эвон, глянь! Сидорога вышел за околицу!
- Кто сказал? - спросил председатель, неожиданно обретая смысл происходящего и тщательно оглядывя себя со всех сторон и как бы не узнавая, - Кто - то пинджак на лево вывернул...Сволочи! И пятнышко синенькое откуда-то на рукаве взялось!
Он задумчиво посмотрел на рукав, это все что осталось от пиджака, поскреб пятнышко ногтем и, горько вздохнув, сел на место. Посидев на месте совсем немного, он опять заговорил. Это с ним бывало, и это все знали. На то он и был председатель, за то и был выбран и любим всенародно, включая мелкий рогатый скот.
- Упросил я таки Марью! - неожиданно доложил он и пошло хихикнул.
Мужицкая часть собрания одобрительно загудла и заоглядывалось на Марью. Всякий более менее респектабельный мужчина на деревне считал своим долгом упросить таки Марью. Марья сидела на заднем ряду с совершенно постным лицом и такими же намерениями.
Вволю нахихикавшись, председатель призывно булькнул и снова заговорил:
- Ага! Стога у нас колосятся! Трахтарам корма заданы сполна! Куры оттоптаны досрочно и с опережением, значит что? Значит хорошо у нас на селе! Ой, село ты мое сели-ише-е-е!! - резко запел председатль про одно ему ведомо какое-то селище, - Завтра на луну летим! - заключил он и смачно стукнул по столу кулаком.
Собрание притихло. Даже глухая Прасковья открыла рот. До такого председатель еще не разу не договаривался. Это была вина заезжего лектора. Умный оказался, сукин сын! Прежде чем уснуть под столом, таких вещей успел набормотать председателю, и с такими подробностями, что вся деревня теперь только ахала и охала, когда слушала его речи на общем собрании.
- Всем как есть собрать тревожные чемоданчики! Желтые не брать, прокляну гадюк! Мульти - пульти не обещаю, зато накуся - выкуся будет сколько душе угодно! Хламидомонаду надо взять, ей не привыкать! - председатель загнул один палец, - Крыло от запорожца взять, белку взять, ей тоже не привыкать! Альбиноса пенсильванского взять и три прыгалки от кукурузы, тоже взять! Вопросы?!
- Матушки мои, это что же будет?! - заблажила Матрена-скотница, славившаяся в деревне своей страстью к паникерству и войне. - Война?! Опять?! Ой, соколики, опять сдохните ни за хрен собачи-ий!! - заблажила она падая на грудь всем мужикам сразу. Мужики привычно посторонились, Матрена привычно упала навзнич.
- Хороший вопрос! - опять встал председатель, в который раз оглядвая себя с большим подозрением, - Найти бы ту гадину, которая мне весь рукав обхихикала! Богатыри! Сила наша в том, что мы герои! И корысть наша в том же! Землекопы! Идите сами знаете куда! Вас там встретят! Овечья шерсть теплая, потому что в ней коллаген! Взаимовыгодность - главный козырь басмачей!
- Басмачи?! - встрепенулась Матрена, - Это как?! Опять война?! Ой, вы со-околики-и-и!!
Мужики посторонились. Председатель тем временем сник и остаток речи пробормотал в свой председательский кулак. Его аккуратно взяли за ноги и с красивыми песнями поволокли до дома. Там его, мирнобормочущего, бережно уложили на поленицу, укрыли теплым колесом от телеги и поспешно разошлись по домам. Было уже к полудню, а дел в крестьянском хозяйстве всегда было в достатке.
Председатель же оставался и во сне председателем, он влеплял выговора, пе-
реносил посевные на зиму и в 101 раз уговаривал таки Марью. Словом шла мирная, не городская жизнь.