Поэт жил в трехлитровой стеклянной банке, которая стояла у самого стекла на окне, выходящем на южную сторону. Летом ему было хорошо видно, как тихо поднимаются над двором рассветы, а зимой контуры домов едва угадывались за стеклом, потому что оно было запорошено снегом. Стенки у банки были гладкие-гладкие и в часы сомнений, когда поэту ужасно хотелось вы-браться на свободу, ноги его предательски скользили. Он падал на дно и при этом еще больно ушибался о письменный стол, опрокидывал чернильницу и ломал стул. Однако смутная надеж-да еще жила в нем, поселенная неизвестно кем и неизвестно для чего нужная.
Нет, вы не подумайте, что жилось ему очень плохо! Ему регулярно спускали еду на ниточке и гвозди для сломанного стула. Поэт был интеллигентным человеком. Он поднимал вверх свое лицо, поправлял галстук кончиками пальцев и говорил "спасибо". И сверху ему отвечали:
- Пожалуйста!
И поэт был рад тому, что на свете еще сохранились вежливые люди.
А по вечерам поэт писал, раскидывая по всей банке скомканные черновики с неудавшимися строчками, ворошил волосы на голове и то и дело слонялся по кругу вдоль стенок. В эти часы он видел за толстыми зелеными стеклами лицо, все в веснушках и двумя косицами торчащими в разные стороны. Иногда его банку сотрясал смех и поэт, падая со стула, успевал подумать: "Ну вот, она опять пришла!"
Но чаще девочка сидела тихо и смотрела, как ложатся на бумагу ровные, обрезанные слева строчки. Строчки складывались в четверостишия, а четверостишия - в стихи.
Когда бумаги становилось слишком много, то девочка осторожно просовывала руки в горлышко и убирала бумаги. Она вытряхивала содержимое письменного стола, комкала в руке и выбрасы-вала в мусорницу. И ей совершенно не было понятно, почему поэт при этом все время скачет по банке, хватает девочку за руку и даже пытается ее укусить. Но девочку с детства приучали к чистоте, и она зорко следила за порядком в банке. Затем поэту опускали новую бумагу, и он постепенно успокаивался.
А время шло и шло… Девочка пошла в школу и проучилась в ней целых шесть лет. Ей надоели косички, и она безжалостно отрезала их острыми ножницами. И поэт изменился тоже… Он осу-нулся, поседел и уже не так охотно говорил "спасибо". Когда девочка опускала руку в банку, поэт уже не бросался на нее, а спокойно отходил в сторону и выжидал.
Прошло еще два года, за стеклами банки снова наступило лето. И однажды девочка, заглянув в банку, не обнаружила в ней бумаги. Поэт сидел за столом и весело смотрел вверх. Девочка пе-ревернула весь письменный стол и даже пыталась пошарить рукой по карманам пиджака, но поэт смущенно сказал: "Ну что вы, что вы!"
Девочка рассердилась. Она побежала к родителям и закричала:
- Это вы взяли у него бумагу?
- Нет, - ответили родители. - Мы его для тебя поймали - ты за ним и ухаживай!
"Куда же делась бумага?" - думала девочка. Она стала перекладывать вещи в своей квартире, но так ничего и не нашла. Надув губки, она подошла к банке и спросила у поэта:
- Куда ты дел бумаги?
Поэт набрал в легкие воздуха и внятно сказал "Я их съел!"
И весело засмеялся.
- Ах, ты так! - закричала девочка. - Вот тебе!
И она подхватила поэта, достала из банки и посадила на бельевую веревку, что висела на кухне. И сказала:
- Сиди здесь, пока все не выплюнешь!
Это была очень принципиальная девочка.
Она ушла, а поэт легко перебрался к краю веревки, по газовой трубе спустился вниз и юркнул в щелку между полом и плинтусом.
Девочка, придя и не застав поэта, везде искала его, а потом уселась прямо на пол и заплакала. И никто не мог ее успокоить.
С тех пор прошло много времени, девочка поступила в институт. И теперь, если на ее окне поселяются поэты, она не сажает их в трехлитровые банки, а лежит под одеялом и боится ше-лохнуться, когда они читают ночью при луне свои стихи.