Перва синица свистнет – вода хлыстнет;
Втора звенит – морозы манит;
Третья споет – весну зазовет.
Начиналось все как обычно: в пасмурный день хрипло тенькнула первая синица, отдохнула, прочистила горлышко и потом уже уверенней завела
«Приди-приди-приди-приди! Приди-приди-приди-приди!»
зазывая солнце, а с ним в добавок и весну. И все пошло как всегда: солнце послушалось и пришло, и притащило за руку упирающуюся и хнычущую весну. Та была и капризна по привычке, хныкала не жалея сил и все залила водой. Всем людям в городе сразу стало печально оттого, что они не умели летать, потому что было трудно ходить и было жалко обувь. Вот, печалились женщины, нельзя надеть хорошие сапоги, потому что развалятся – и ходили в плохих, ноги промокали и женщины болели. Мужчины носили плохие сапоги всегда и привыкли, но вода им все равно не нравилась, и только молодые надели «сплавовские» солдатские ботинки с пазухами и им было все равно, по чему ходить и где целоваться. Солнце шпарило, снег старел, весна ревела и все было неплохо.
Приди-приди-приди-приди! Приди-приди-приди-приди!
Прощебетала через три дня другая синица, и пришли морозы. Они крякнули, врезали по-отцовски весне пониже спины и навели свой порядок. Ходить стало легче, но опаснее. Обрадовались женщины и достали хорошие сапоги; мужчины ходили в плохих, ноги мерзли, и им не нравились морозы; молодежь теперь с усердием топтала лед, и ей было все равно, за чем целоваться. Морозы прогнали солнце и привели тучи, которые замусорили город снегом так, что мужчины впервые рассердились: даже хорошие шины их машин вязли в снеговой крупе. Дворники и техника были поставлены под ружье. Все шло по графику: женщины осели по домам, молодежь – по забегаловкам и дискотекам. Все ждали, когда весна все решит окончательно. Пора была для третьей синицы…
«Приди-приди-приди-приди! Приди-приди-приди-приди!»
… спела она, и весна начала своевольничать. Снег был вовсе убран, тучи угнаны на север, и солнце теперь уже довольно и одобрительно могло любоваться на самодурство молодости. Снова на шесть месяцев была выращена трава, в деревьях зашевелилась кровь, пруды очистились от льда и было дано добро для птичьей иммиграции. Первыми вернулись зяблики, потом и прочая ерунда. Стало тепло. Мужчины и женщины были довольны в равных условиях и завидовали молодежи, которая плюс ко всем прочим общим удобствам любила друг друга, и ей было все равно, где этим заниматься. Город пускал пар и пытался заискивать перед злыми лыжниками, саночной детворой и прорубными рыбаками, что было неудивительно и неудивительно зря. Все шло своим чередом, как вдруг весна топнула ногой и делась куда-то…
«Сгинь-сгинь! Сгинь-сгинь!»
…накликала синица, и все началось сначала. Сперва на часок глянула осень, чихнула, кашлянула – листья отпали в унынии, а птицы, народ божий, направились туда, где кормят лучше и жить потеплее. Потом чеканным шагом пришли морозы и пригнали мычащие тучи, завалившие город белыми комьями. Пруды вставили в свои окна стекла, и караси опять уныло закопались в ил. Земля не успела отвыкнуть от снега и обрадовалась ему словно мужу, и так и подтаяла под его мужицкой тяжестью. Мужчины поворчали и достали сапоги, какая разница, в чем ходить; женщины были счастливы – хорошие сапоги и дубленки можно было поносить еще немного. Молодежь любила всех теперь на дому, запирая комнату на ключ, и ей было все равно, как это делать. Детвора была счастлива, лыжники в удовольствие хрустели на лыжне костями, и ледовые рыбаки не боялись унестись на льдине в Финский залив. Через три месяца летние рыбаки тоже купили себе зимние удочки; мужчины разорились на зимние покрышки с шипами-ресницами, а женщины купили по новой дубленке. Поэтому торгаши тоже обрадовались и навезли товару еще на сезон. Молодежь не уставала любить и детворы стало больше. Через год дубленки продавались по смешным ценам, зато саночная и лыжная торговли обогатились. Через полтора года полгорода работало на зиму, все были довольны, и сама зима улыбалась в старушечьи усы и подсыпала снегу. Лыжи, зимние удочки, дубленки с подогревом, санки, коньки, шапки-ушанки… Фирма «Сплав» плюнула на торговлю обувью, так и не сумев переделать ботинки-с-пазухами на ботинки-с-пазухами-на-меху: терялся дизайн и молодежь их не покупала – по городу ездила на машине и любила там же( ей было все равно с кем, но так было интереснее). Так что, если не учитывать того, что зима стояла уже два года, все было как всегда. Первая же синица, залетевшая из зеленой провинции, не успела и рта разинуть, как тут же исчезла: ищи-свищи только. Другие после тоже пытались, залетали – и как сквозь небо проваливались. Так вот и не кончилось ничего.