Если вам кажется, что я молчу о малом, то это не так – я молчу о многом. Поверьте, мне есть о чем молчать, например, о субботе. У нас в деревне была свадьба. Где-то на третий день беспробудной гулянки к нам прилетели инопланетяне и вступили со мной в контакт. Мы подружились, и я им понравился. Я научил их как правильно пить водку, а они научили меня как нужно заводить трактор, в каком месте лучше въехать в сельсовет и в каком выехать. Они так же поведали мне, что если бросить дымовую шашку в женскую баню и начать кричать: «Горим! Пожар!», то высший космический разум будет смотреть на это и радоваться. Потом, во благо все такого же космического разума, мы сломали все туалеты в деревне и начали стрелять по комарам. Особенно по тем, которые сидели на людях. Мы им мстили за людей, мы их не щадили, хотя многие кричали нам: «Не стреляй, пьяная морда!». Я стрелял из двустволки солью, а мои маленькие зеленые друзья из лазерных пистолетиков. Когда в деревне пропали все люди, мы пошли в город. В городе было хорошо. Вселенский разум нам намекнул, что не лишние было бы взять телеграф, мосты и еще пол-литру. Я начал с пол-литры, хотя разум вселенский настаивал на мосте. После пол-литры я пошел занимать мост. Я начал кричать: «Кто тут крайний за мостом?», но мне безмолвствовали. Тогда я им всем сказал, что тут занято и пошел к телеграфу. Идти было трудно, мешался охранник моста, который мертвой хваткой закусил мою штанину и волочился следом. На пути к телеграфу мы встретили словоохотливого милиционера , который вежливо нас спросил: «Какого хрена вы тут на хрен хреновеной занимаетесь?» Мы с друзьями инопланетянами так же вежливо ответили ему, специально припасенным для это случая, куском горбыля. Больше вежливый милиционер ничего не спрашивал и судя по его задумчивой позе – он лег прямо посреди дороге, он предался грусти. Я пошел дальше. Идти стало еще труднее, потому что собака милиционера вцепилась мне во вторую ногу. Однако я не испугался трудностей и полез на трубу, чтобы оттуда поведать всему миру, что у инопланетян кончилось горючие и пол-литра.
Ветер хлестал меня по щекам и голуби смеялись в лицо, особенно они смеялись в лицо собаки, прямо таки хохотали. Но я долез. А когда я долез я все сказал, что нужно было и еще кое-что от себя. После того, как я понял, что сказал от себя, мне стало стыдно, а собаку с охранником стошнило. Я им сказал:
-Пора вниз, ребята.
-Нет, мы лучше здесь останемся! – сказала собака, а охранник согласно гавкнул.
-Хорошо, ребята, - сказал я им. – тогда я один пошел!
И я прыгнул вниз. Я категорически не согласен с утверждением, будто бы это я довел до полного безумия собаку и охранника. Во всем виноваты циркачи, которые, по какой-то причине, забыли под трубой батут. Когда я подлетал к ним в пятый раз, собака сидела на охраннике, плотно прижавшись к нему, причем охранник икал и выл на луну, а собака крестилась и говорила: «Мама! Мама!»
Я сжалился над ними и дернул кого-то из них за хвост, после чего мы стали прыгать втроем. Вернее вдвоем, потому что охранник и собака прыгали как одно целое, держа друг друга в крепких объятиях. Они продолжали прыгать даже после того, как циркачи убрали свой батут.
Я могу вам еще рассказать, как мы с великим космическим разумом обещали всей стране счастья и процветания, квартир и пенсий, справедливости и достатка. Мы говорили много и народ внимал нам со слезами умиления, но потом опять пришла пора идти за пол-литрой. И я пошел, а они улетели, но обещали вернуться.
И именно поэтому я молчалив и сосредоточен, потому что жду, а не потому, что мне нечего сказать. Но я обязательно скажу, как только они прилетят, эти посланники вселенского разума. Я скажу, от имени вселенского разума, что надо всем нам делать, чтобы стать красивыми и справедливыми, чтобы всех и любить и чтобы нас все любили. А пока молчит вселенский разум, пойду схожу за пол-литрой.