Прежде всего, надо отметить, что особенно к ним чувствительны дети. Можно выдрессировать ребенка таким образом, чтобы его внимание не рассеивалось, и тогда в любом людном месте он с восьмидесятипроцентной точностью укажет на Чужих. Впрочем, Чужим, в любом случае, свойственно привлекать к себе внимание некоторых детей. Особо импульсивные мальчики сразу кричат: "Смотрите, какой!", - а тихие девочки по, казалось бы, неизвестной причине, вдруг начинают плакать. Взрослые же считают Чужих такими же, как и они, людьми, поскольку Чужие при дневном освещении обычно имеют вполне человеческий облик.
Своеобразие существ иного, чем мы, плана зачастую вызывает у нас необъяснимое и этически неоправдываемое отвращение: ведь нам кажется, что они и мы одинаковы. Отвращение приходит волнами, - стоит только его попробовать зафиксировать, как оно откатывает обратно, в глубины нашего подсознания. Собаки и кошки, напротив, норовят к Чужим прикоснуться, подремать у них на коленях, подвернуться под мягкую руку, чтобы погладили. Чужие довольно-таки агрессивны, но они весьма мудры в своей агрессии, позволяя ей проявляться в полной мере лишь тогда, когда известно, что проход открыт. Интерес к смерти и вообще к темным сторонам жизни способны обеспечить вам гарантированную встречу с Чужим, так же как и стремление к свободной, разделенной между более чем двумя партнерами любви. Зыбкие и недостаточно определенные состояния - идеальная почва для активных действий Чужих на территории вашей души. Они высевают там семена лиловых и черно-белых, в шахматную клетку цветов, и вскоре ваше внутреннее пространство становится территорией для экспериментов иного разума.
Стоит сказать, что Чужие вне близких или родственных отношений ведут себя очень спокойно. Некоторые из них, правда, увлекаются химическими опытами, и, таким образом, постоянно держат окружающих под угрозой взрыва. Соседи то и дело слышат треск и шипение, а вечером, если смотреть в окно с улицы, можно увидеть как там, в квартире холостякующего Чужого, что-то яркое крутится и искрится. До поры-до времени Чужие выглядят необычайно молчаливыми, но, если вы дадите им выпить, то услышите множество неординарных вещей. Нелинейная логика в их понимании каким-то образом увязана с музыкой Баха, временнЫм промежутком существования радуги после дождя и добавлением в кофе лимона. Чужие чрезвычайно увлекаются идеями квантовой физики, психосемантики и интертекстуальных связей, если, конечно, им обеспечить доступ к соответствующей литературе. Некоторые Чужие попадают в условия, где им не дают реализовать весь свой потенциал, и тогда они мастерят водяные мельницы и подолгу наблюдают за движением воды, бормоча себе что-то под нос. В таком состоянии они как будто довольны своим положением, и способны провести за подобным занятием всю свою жизнь.
Отдельные люди имеют глупость, или же мужество, связать с Чужими свою судьбу. Скорее всего, так получается по причине невозможности распознать сущность Чужого вовремя. Правда, если долго глядеть на профиль Чужого, то есть шанс уловить некоторые нечеловеческие, неестественные для нормальной внешности черты. Но мы так мало присматриваемся и к нормальным людям, что наши представления о строении человеческого лица весьма и весьма неразвиты. Поэтому вновь и вновь наступают трагические моменты, когда тот или иной молодой человек, та или иная девушка оказываются наедине с Чужим, и попадают в зону его губительного влияния. Это запоминается навсегда, оставляя глубокую борозду в нашей мягкой податливой психике. Сперва мы пытаемся проследить за рассуждениями Чужого, но, в конце концов, выясняется, что наших ума и знаний для этого недостаточно. Мы оказываемся под гипнозом, и только и можем, что соглашаться и соглашаться. Мы словно идем по дороге в густом тумане, держась за руку нашего уверенного в правильности пути спутника: мы не знаем, куда он нас ведет, но если мы от него оторвемся, то, скорее всего, заблудимся и умрем, никем не замеченные. Наша жизнь отныне посвящена Чужому, но при этом он не выражает большой благодарности, продолжая думать о чем-то своем и нам недоступном, и действовать сообразно собственным мыслям. В этом и заключается наша трагедия: мы не можем стать такими, как он, но простое человеческое существование для нас - после встречи с Чужим - уже невозможно.
Чем же нас так завораживают Чужие, кроме как своими интеллектуальными изысками? Разделяя с Чужим территорию одной комнаты, мы в сумерках замечаем, как вспыхивают в его глазах фиолетовые зарницы, и нам хочется сплюнуть через плечо. Чужой как будто живет двойной жизнью: он здесь и не здесь одновременно. Тогда как рядом с нами вроде бы все остается спокойным, там, за пределами нашего видения, происходят значительные события. Чужой участвует в войне и погружается в глубину чьей-то страсти, плывет на корабле в бурю и разговаривает со Змеем Пустыни, рождается и умирает, а мы в это время готовим ему еду. Чужой садится к столу, и начинает жевать все подряд: картошку, грибы, селедку, кусок вчерашнего торта, пророщенную пшеницу и горькие зерна кофе, китайскую вермишель, - и так приходит в себя. Он глядит на нас ласково, но при этом вызывает у нас страх: мы не знаем, КАК он нас видит, вдруг мы являемся ему в виде морского спрута или крылатой эфемерной феи ландышей, - но он говорит, что любит нас, и нам хочется превратиться в маленького беззащитного щенка, чтобы хоть таким образом он ощутил за нас ответственность: мы не выживем без него! Но это нам только кажется. Приходит время, и Чужой вновь оставляет нас наедине с надеждами, сомнениями и бессилием.
И все-таки, если подумать, Чужим живется не менее сложно. Особенности их существования заставляют ежедневно выматываться и уставать, но они не в силах перегородить или же завалить камнями туннель, по которым их тонкий двойник ускользает навстречу бурным событиям. С годами туннель усекается до недлинного коридора, потом становится дверью, скрипящей своими петлями в самые неподходящие моменты; наконец, оборачивается зыбкой, почти иллюзорной границей, и сквозь нее настойчиво просачиваются слабо мыслящие, но жаждущие заполнять собой пространство элементы иных миров. Тогда Чужой начинает болеть, и его заболевания неизлечимы людскими способами. То он начинает обрастать мелкими серыми перьями, а на ногах, небольшими участками, появляется чешуя; то вдруг его одолевает жажда кого-нибудь задушить или испить человеческой крови, и тогда на шее его любимого или любимой остаются следы зубов и синяки; но, большей частью, Чужие просто становятся очень тихими и дрожащими, сидят себе где-то в углу и стараются не поддаваться начинающемуся превращению. Дело в том, что человеческий облик Чужих - это как бы временная шкура, которой рано или поздно суждено рассыпаться в прах, чтобы Чужой наконец узнал свою истинную судьбу. И, когда Чужой осознает неизбежность и необратимость происходящего, он собирает последние силы и уходит далеко-далеко, подальше от людей, за город, желательно в место, где не растут деревья. Там он замирает и полностью отдается процессам, интенсивно преобразующим его тело. Чужой не чувствует боли, но он переживает невыносимую грусть от того, что так и не смог утвердиться в человеческом мире, не смог понять, как оно это - жить, не заглядывая по ту сторону, и при этом еще быть счастливым. Тело его стекает вниз, расставаясь с определенной и узнаваемой формой, темнеет и приобретает однородность, а после сжимается до не привлекающих особого внимания размеров. И, таким образом, каждый Чужой превращается в молчаливый и неподвижный камень.
Но если однажды на берег реки сентябрьской ночью явятся люди и разведут на гальке костер, то в синеватом дыму, приглядевшись, можно увидеть вполне человеческое лицо Чужого.