Милый Ангел!
Ведомый крайней необходимостью, не могу более быть безмолвным, так как нас связывали те непринужденные, и в то же время необъясни-мой силы узы, кои сковывают мужчину и женщину, составляя их сердца, подобно двум древнейшим фолиантам на одном аналое. Жизни наши были в руках властелина любовных утех исступленных надеждой долгого ожидания человеческих творений. Мне на вид было представлено два пути обходных, коими я не имел ни желания, ни возможности воспользо-ваться. Выбор же мой пал на путь третий, крайне сложный.
Пусть говорят, что пути Господни неисповедимы, не отступлю я ни на шаг от убеждения своего, построенного на вере в любовь; и лишь ей дано свыше подчинять себе знания как людей, так и высших творений, а посему не желаю быть в неведении относительно сил, настоятельно опре-деливших наше положение на срезе подходящего к концу необыкновенного тысячелетия, преисполненного одинокими, но великими гениями, на-правляющими мысли человечества, подобно ограждению из склепов вдоль Аппиевой дороги на подступах к Вечному Городу, падшему так бесче-стно.
Если Вам, мой Ангел, начертано было встретить в долгих стран-ствиях Своего сердца пристанище, – считайте, что Вы его встретили. Ежели Вам предсказано было, и предсказанному Вы слепо следовали, что уставшему путнику (бесценному сердцу Вашему) должно пренеб-речь встретившимся во сгущающихся сумерках обещаний Низших при-станищем благоверным, – не иметь Вам покоя на земле, как душам в Тартаре.
Прелесть нашего единения была нарочно прервана Вашей похотью возыметь власть испепеляющих чистоту денег над необдуманными фразами завистников, то и дело нависающими над Вашей неутоми-мой, сколь и притворной улыбкой, снежными тучами. Когда б я мог вовремя схватить поводья искалеченных наших коней, и направить наш открытый воз на земли для влюбленных обетованные, – не имели б мы но-вого желания, – последнего и необдуманного, – разорвать то, что связано не нами.
Сколько дано Вами мне, вечному служителю мечте своей, столько же пусть и вернется Вам, дабы не испытывали Вы стеснения в Своих выборах дальнейшей участи Вашей. Столько же пускай и расстилает-ся цветным ковром шелка за мерной поступью Вашей, дабы каждый, кто встретится Вам, не мог сказать в направлении Вашем ничего порочащего Ваш груз – чистую любовь.
А мне остается лишь наблюдать за Вами со стороны, и тешить себя мыслью, что Вы когда-то принадлежали мне, как серебряному ко-локолу – дивный звон, растекшийся при ударе на многие километры, и не сможет колокол тот сдержать под куполом своим звон больше нико-гда.
P.S. Простите мне все, что не успели простить тогда, когда за-нимал я Ваше сознание образами несвоевременными своими.
Demetrios