Я сидел на крыше небоскреба и болтал ногами. Под моими босыми пятками копошились автомобили, бегали люди и пролетали осенние листья. У меня выдался свободный час, и можно было просто посидеть здесь, на верхотуре, и смотреть вниз. На сильном ветру дребезжал и хлопал плохо приделанный железный лист. Одна птица с серо-голубыми крылышками попыталась удержаться на карнизе, но не смогла и под напором неуклюже слетела вниз. Вчера солнце нагрело и успокоило воздух. Сегодня же он на пару с дождем отыгрывался за простой. На земле все так спокойно, уравновешенно. Поэтому я смело мог сказать, что вскоре опять выглянет солнце и блестящие капельки дождя, оставшегося в прошлом, будут медленно ползти по высушенной временем листве.
Я нахожу удовольствие гулять в такое время по теплому вечернему парку. Когда уходят или спят его хозяева – пьянчуги, бомжи и старики-шахматисты, природа скромно занимает их место и начинает свой кутеж. Птицы поют джаз, тихий и убаюкивающий, собаки не торопясь начинают поиски ужина, а в свете фонарей ветер лихо кружится с опавшими листьями.
Когда смотришь по сторонам, твоя собственная личность растворяется в куче других. Ты пытаешься угадать, каково окружающим тебя людям, и забываешь о собственных чувствах. Пытаешься угадать, что же чувствует тот юноша, которые гуляет с ней, скромно держа за руку и уставившись в медленно плывущий асфальт. Гадаешь и фантазируешь, что испытала та птица, когда ее внезапно смело ветром и перевернуло в воздухе…
Я люблю смотреть по сторонам. Чтобы не думать, что я сам значу, делаю, чувствую. Очень тяжело знать и каждый раз находить доказательства того, что нет места ни на небе, ни на земле. Ни среди настоящей жизни или окончательной смерти. Что тебе дана сила без власти. Что ты звено, хозяин и его раб, один из очень-очень многих подобий…
***
Она, задыхаясь, поднималась по ступенькам. На четвертом этаже она сняла свои туфли и пошла босиком. На восьмом этаже остались ее сумочка, пальто и зонтик.
Тяжело дыша и спотыкаясь на каждой ступеньке, она добралась –таки до 15 этажа. Я знал, что еще минуты две она будет театрально стоять перед дверьми на крышу, словно это что-то решает, а потом решительно войдет, густо обволакиваемая холодным ветром и противным дождем. И нет в ней уже того огня, который переполнял ее, когда она решилась. Я знаю, она идет сейчас по бетонным плитам крыши и думает, что уже ничего не остановить, что она уже слишком много решила и сделала, чтобы сейчас повернутся и уйти. Ей кажется, что она пересекла какую-то черту, Рубикон, черту дозволенного и запретного.
Сейчас она стояла в десяти шагах от меня и, как в дешевом кино, со страхом смотрела вниз. Что ж, должно быть она действительно выбрала.
И теперь самый подходящий момент для моих чудес.
Я поднялся, подошел к ней, наклонился к уху:
- Воздай Создателю своему, прежде чем отступишь от Воли Его. Представь, где ты будешь не прощенной. Представь, что мир вмиг отвернется от тебя, весь мир, и не будет дороги тебе ни в один дом, ни в море, ни на земле, ни под землей. Представь, что вход в души человеческие будет закрыт для тебя навсегда, а сама ты – противна людям. Представь, что тебя везде будет преследовать запах смерти и гниения, и все будут чувствовать это. Представь… И попроси прощения сейчас. Потом твой голос никому не будет слышен.
Она медленно повернулась ко мне. Теперь я видел ее глаза – мертвые. В них было столько страха… Ни горя, ни безысходности – ничего, кроме страха. Теперь я знал совершенно точно, сколько ей осталось жить. Человеческие глаза иногда даже красноречивей души. Потому что глаза знают что видят, а душа – нет.
Она не услышала меня.
Я отошел, сел на бордюр и повторил.
- Покайся перед Господом. И можешь идти на все четыре стороны со своими дружками из преисподней.
Вздрогнув всем телом, она резко повернулась в мою сторону и чуть не упала.
- Господи…Ты…а-а…Ангел!?
- Нет, трубочист. Истинно говорю тебе, смертная, воздай славу Создателю. Проси отпустить грехи твои и…
- П-пожалуйста, не убивай меня. Я так боюсь…- залепетала она и заплакала.
Я не смог сдержаться – расхохотался. Удивительно, эта девушка только что считала себя почти мертвой, уже все для себя решила и теперь вдруг боится смерти – и от кого?!
- Странная ты… Что, уже раздумала полетать?
- А разве теперь вы позволите мне выбирать? Все же решено уже…
- Я позволю. Выбор у тебя есть всегда. Только очень простой выбор. Между добром и злом, слышала? Но выбирать добро – глупость. Потому что им надо жить. Тебе начинать с этого слишком поздно. Поэтому я просто прошу тебя, прежде чем ты пойдешь этой дорогой, скажем так, извиниться за все. И уйти прощенной.
- А что потом?
- Это уже не мое дело.
Она молчала. Посмотрела вниз. Слезинка с ее щеки скатилась и упала туда. Интересно, кому же она досталась?
- Тебе не холодно на таком ветру? – спросила она наконец и мило улыбнулась сквозь слезы.
- Прохладно. Я забыл свой полушубок дома в шкафу. Очень спешил на работу – так в пижаме и выскочил.
- Мне тоже… так холодно… Можно подойти к тебе?
Я кивнул. Она медленно подошла ко мне, сделав полукруг. Я почувствовал себя, как те зверушки в клетках, в которых люди тыкают пальцами и кормят сахарной ватой и попкорном.
- Это ты охраняешь меня? – спросила девушка. В глазах ее мольба смешивалась с болью. Она так хотела найти выход.
- Я тебя жду. Помолись Господу.
- Кто же ты? – не слыша, спрашивала она, как загипнотизированная диковинкой.
Во мне вспыхнул благородный гнев. Как эта тварь, человечишко, падшая душа еще осмеливается расспрашивать меня, Посланника? Неужели она не понимает, что за это может получить куда большее наказание, чем смерть?!
Я встал, расправил крылья. В моей руке вспыхнул меч и Кара небесная заискрилась на кончике лезвия.
- Неужели я не имею права знать, прежде чем покину Господа и отдам его врагу свою душу? – прокричала она, заслоняясь рукой от сияния.
- Ты вообще ни на что не имеешь права! Знай это! Право иметь – быть в благоволении Господнем. Жить своей жизнью – жить праведно, по Его Воле. Знай, что разум и душа твоя ничего не значат! Знай это и преклонись перед Всесильным!
- Если я ничего не значу, чего же ты возишься со мной? Убей, избавив себя от труда читать мне проповеди и наставлять на путь праведный. Ты же можешь? Или тоже не имеешь Его благоволения?
- Молчи, я не спорить с тобой пришел. Не в смерти дело. Если б я был уверен, что ты не поймешь Его Воли, тебя бы уже давно соскребали с парковки внизу. Спаси свой род. Не накладывай и на него греха, которого им не смыть.
Она отступила, села. Слезы уже не текли – кончились. Сейчас она чувствовала тяжесть во всем теле и кровавый комок в сердце. Ее мысли, как назойливые мухи, кружились вокруг несчастий ее жизни. Ей так хотелось, чтобы жалость к себе победила… Глупая, она даже не думала о том, чтобы попросить у Бога помощи. О, как же они одиноки! Как потерянные щенята, которые ничего не знаю о мире, который их окружает.
- Тяжело выбирать? Невозможно, если не знаешь, как все просто. А тогда выбор исчезает вообще. Путь един, смертная.
- А ты знаешь, как все устроено? – вскинулась она.
- Бога узревший да прозреет. А вам этого не дано.
- А может тебе только кажется, что ты все знаешь? Может все гораздо сложнее, чем задумано Богом? Ты не думал об этом? Что вы презираете нас за наши грехи, не разобравшись в самой сути жизни?
- Ты ничего не понимаешь, смертная. Я не презираю тебя. Вы можете придумывать и строить свой собственный мир, можете перестраивать на свой лад Вселенную – вам на то дана и свобода и сила. Только вы все равно ни в чем не разберетесь. И будете теми же потерянными щенками. Понимаешь? Дело не в мире, а в истине и ее простоте.
- И все так просто? Только Бог? А наша жизнь, чувства – все к черту? Никому не нужны, значит…
- Да. Только Бог. Когда люди, совсем немногие, понимают это, остальное для них становится неважно. Только… одно только сбивает вас всех с толку. Вам нужно пересилить себя – верить, вам необходимо на что-то надеяться. Мне же – нет. Я не верую в Бога, и я не надеюсь на Божие провидение. Потому что я это знаю. Узревший Бога теряет веру и приобретает знание. Понимаешь смысл слова «уверовать»? Это получить уверенность и мудрость. Поняв Бога и убедившись в нем.
Она опять замолчала, задумавшись. Я чувствовал ее душу, чувствовал, что мир вокруг приобретает для нее смысл, окрашивается в приятные глазу тона. Сейчас ее можно было бы наставить на путь спасения, если бы не одна мысль… Ах, эта вечная самодовольная мыслишка…
- Так значит, поверив в Бога, я все пойму? И, судя по твоим словам, жить станет куда легче, так?
Но как же я? Я как личность? Вот я сейчас стою здесь, мерзну, разговариваю с Ангелом Господним и нетерпеливо жду, когда же соблаговолит явиться старушка-смерть…
- Она уже здесь? Ты не понимаешь?
- Ах…вот оно что! Так ты Ангел смерти? А я думала, что вы выполняете только чистую работу, руки не мараете…
- Я не мараю рук. Если ты так называешь отделение духа человеческого от тленного тела – дело твое. Людям достаточно одного взгляда на меня, чтобы умереть тут же… или через некоторое время.
- И от чего зависит срок?
- От Воли Господней.
Я так и думала. Разве не претит тебе, Ангелу, наделенному силой, несравнимой ни с чем, постоянно служить, раболепствовать, не подниматься с колен перед Богом? Наверное, нет… Ведь тебя создал Он, и ты ему всем обязан. А меня родила моя мать, понимаешь? Я училась, поступала, зарабатывала деньги – сама. Сама распоряжалась судьбой и строила свою жизнь. И чувствую себя вправе, да! вправе, самой закончить ее, когда захочу. Богу не убудет. И я все равно думаю, что сейчас делаю выбор сама.
И мне неважно, что ты появился. Ты ведь прилетел не чтобы меня остановить, так? Скажи, где сейчас мой Ангел-хранитель?
- У тебя его нет. Ты недостойна.
- Вот-вот. Я недостойна. Это он недостоин. А скорее даже не нужен. Пойми одно – я не могу искренне поверить в Создателя, не могу честно Ему сказать, что я складываю свою жалкую жизнь перед Ним. Ведь это все, что у меня есть. Я просто не способна на это. Я всего добилась в жизни сама. Убей меня, если считаешь это святотатством. Я не пускала в душу слабость и преклонение с самого детства, не пущу и сейчас. Ты понимаешь это?
- Я это слышу. Впрочем, уже светает и мне пора. Так ты не будешь молится?
- Нет, милый Ангел. Прости, я не могу. Даже если этого требуешь ты.
Я поднял свой меч и пошел к ней. Мне хотелось улететь поскорее и подумать над тем, что здесь произошло. Сейчас я помогу этой девушке понять, кто я такой на деле и что значит сопротивление Величию Господа.
Она отскочила и крикнула:
- Нет!! Я выбираю, помнишь?! Я хочу сама закончить свой путь, каким бы он ни был. Отойди, прошу тебя.
Я стоял молча. Меч переливался радугой и освещал в полусумерках ее бледное, худое, но гордое лицо. Кожа ее блестела от дождя и слез.
И я отступил.
А она, победно улыбаясь, подошла к бордюру.
- Как твое имя, Светоликий? – спросила она через плечо.
- Тебе оно не понадобится. Убирайся. Гррешинца!!
Она расцвела и прокричала:
- Еще нееет!!
Воздух принял ее хрупкое тело и понес вниз, как ту птицу. В полете она умерла. И звали ее Виктория.
***
Я сидел на крыше небоскреба, следя за уходящим солнцем и щурясь от бликов в окнах соседних домов. Вчерашний дождь перестал утром. Подо мной, на чьем-то подоконнике расселась стайка птиц, приглаживая перышки и готовясь ко сну. Сытые и довольные уже спали, а голодные и обделенные своими же сородичами почему-то дрались со всеми подряд и беспорядочно кружили вокруг карниза.
Вот и закончился этот осенний день. Вот и закончилась еще чья-то жизнь. А за ней – еще две сотни жизней. И в первый раз я, Селафиил, пятый из семи святых Ангелов Господних, почувствовал себя…
Обессиленным.
Расправил крылья и ринулся вниз, в пламенеющий город>>>