Предисловие.
(написанное неизвестно кем и вставленное в рукопись без ведома автора)
В некотором городе N-ске, в некие времена одно ответственное государственное лицо, ну хоть бы и сам губернатор, был отправлен своими подчиненными в командировку за границу. Там насмотревшись всевозможных иноземных чудес (в те поры заграницу только-только открыли), вздумал он привить некоторые иностранные нравы в своей вотчине. А следует сказать, что в одной заграничной стране, которую он чуть было не проскочил вследствие ее скромных размеров, губернатору города N-ска тамошние власти показали в числе прочих диковинок тюрьму, где заключенные ежедневно полдничали красной икрой и ананасами, сельсовет, где чиновники ходили не иначе как в свитерах и джинсах, а также, (то ли с дуру, толь в насмешку) Клуб любителей каннабиса. Дескать, мы народ просвещенный и в смысле права обогнали ваше захудалое государство вперед на пятьсот лет. Словно мы, едрит, сорок лет войну не воевали. Насмешку губернатор города N не понял вследствие плохой работы переводчика и собственной малограмотности. Понять, что это за заведение не понял, но общий вид его одобрил; лица в клубе сияли радостью, приветливостью и дружелюбием и кардинально отличались от харь родных горожан в N-ских клубах и Домах культуры. Само название заведения настраивало на оптимистический лад. Сделав в своем блокнотике по сему поводу отметку, губернатор продолжил путешествие.
По скором возвращении на родину, были даны Губернатором некоторые указания, и в числе прочих – создание на общественных началах и при деятельном участии обкома клуба, аналогичного заграничному. Выделили помещение, создали устав, определили штат. Директором назначили Аполлона Петровича Курятникова. Вскорости губернатор убыл в столицу на повышение. Нового градоначальника дела клуба вовсе не интересовали, тем более что началась приватизация.
Клуб людоедов.
Состояние общих дел Клуба любителей каннабиса мало чем отличалось от положения N-ского Клуба кройки и шитья или N-ского Клуба бальных танцев. По вторым четвергам месяца проходили собрания, изредка читались доклады, организовывались встречи, сочинялись и отправлялись гневные телеграммы в адрес США и проводимой ими политики, составлялись планы клубных мероприятий. Основное время отводилось чтению газет, критике правительства, употреблению спиртных напитков и отгадыванию кроссвордов. Постоянным председателем клуба оставался Аполлон Петрович Курятников, подполковник вооруженных сил в отставке и начальник материально-технического склада, а неизменным секретарем – Егор Николаевич Капелькин, молодой человек, бывший комсорг с незаконченным художественным образованием, ныне – журналист газеты «Мясо перестройки» N-ского мясокомбината. Общее количество членов клуба, включая руководство, не превышало пятнадцати человек.
Единственное и основное обстоятельство, необыкновенно смущавшее Курятникова, заключалось в загадочности термина «каннабис» (Курятников постеснялся спросить у губернатора о том, что это такое), и как следствие этого – в неясности и неопределенности целей клуба. Этимология этого слова была для Аполлона Петровича неизвестна, как, по всей видимости, и для всех остальных в клубе. Мнения по этому поводу расходились. Одни полагали, что это философское учение, идеалистическая наука о счастье и радости, нирвана капиталистического мира, своего рода западноевропейская буржуазная йога. Другие считали, что каннабис – это вещь, что-то сродни этикетке или наклейке. Первой точки зрения придерживался Егор Капелькин, второй – председатель клуба Аполлон Петрович. Ольга Сковородина – заместитель председателя и профорг, считала, что каннабис – это определенно человек, а Степан Сидорович Сидорчук, пенсионер, – что это непременно свинья, и любители каннабиса, следовательно, – просто любители свинины. Диспуты и споры на эту тему не умолкали, порой переходя в жаркие перепалки. Точка зрения одного из членов клуба иногда менялась на противоположную, в зависимости от силы аргументации и вескости доводов. Идеалистическая гипотеза имела меньше сторонников, чем реалистическая председательская, зато последняя была необыкновенно разнообразна и включала в себя бесчисленное количество предположений. Некоторые утверждали, например, что каннабис – это продукт питания, воинское звание, вид транспорта, малоизвестная наука, детская организация, племя в Африке, экзотическое домашнее животное. Некоторые молодые члены клуба втайне предполагали, что это – вид сексуальной связи.
Секретарь клуба Егор Капелькин напряженно бился над разгадкой иноземного слова. Он искал загадочный термин в словарях и справочниках, однако дело усложнялось тем обстоятельством, что никому не была известна страна, где прежний губернатор ознакомился с заграничным клубом. Принималось в расчет и возможное изменение транскрипции. Пришлось секретарю клуба действовать наугад. Англо-, датско-, голландско-русский словари не дали никакого положительного результата. Ближайший похожий термин, кстати, встретившийся ему повсеместно, первоначально был безапелляционно отвергнут Капелькиным, однако словари финский, шведский, бельгийский и швейцарско-русский неумолимо указывали на это ужасное слово, заставившее Егора с омерзением содрогнуться. Эсперанто, безусловно, подтвердил самые мрачные его опасения. Каннибализм – вот как переводилось это слово. Егор был в сильнейшем недоумении. Возможно ли, чтобы в цивилизованном государстве существовал страшный клуб любителей людоедства.
Зловещие образы воскрешали в памяти страницы книги «Робинзон Крузо» и старые документальные фильмы о преступной деятельности ЦРУ в СССР. Егор отказывался верить. Неужели восторженно-радостных больных людоедов показали губернатору, и он в силу собственной не компетенции, склонный копировать всякую иностранную заразу, попытался привить ее на родной почве? А вдруг это правда? Суровая и жестокая, но правда? Вдруг тонкий расчет зарубежных спецслужб? Четкая линия иностранной разведки, стремящейся уничтожить наш народ и нашу культуру? И если сам губернатор был завербован, где гарантия, что и Аполлон Петрович не заодно с ними?
Егор Капелькин прекрасно осознавал какой эффект вызовет его сообщение, но рассудив здраво, пришел к мысли о необходимости пока скрыть свои догадки ото всех. Для подтверждения ужасных этих предположений ему необходимо было наблюдать за председателем и фиксировать все подозрительное. В милицию и иные органы Капелькин решил пока не докладывать. В конце концов, он мог ошибаться.
Клуб любителей хмеля.
На очередном собрании Ольга Сковородина предложила написать в заграничный клуб письмо с приветом из далекой России. С выражением дружбы и тонким намеком на межклубный обмен. Вполне возможно, что они ответят, и вероятно, что-либо проясниться. «Пришлют тебе маринованного эскимоса, то-то ты обрадуешься», - подумал с тоской Капелькин, а на словах сказал: «Куда посылать-то? Адреса-то нету. Совсем даже неясно, в какую страну». «А мы выясним этот вопрос у губернатора. Правильно, товарищи?» Большинством проголосовали «за». «Этой курице лишь бы за американца выскочить», - доверительно сказал Капелькину Сидорчук, - «они там тощих любят, я знаю, воевал».
Письмо начиналось словами: «Perestroyka, Gorbachev …» и представляло из себя кальку с учебника английского языка за пятый класс «Письмо к английскому другу». Вместо «Peter» вставили «club of СANNABIS», вместо Moscow – N-ск; все остальное оставили практически без изменения. Сказано сделано. С превеликим трудом связались с прежним губернатором; тот земляков помнил и, посмотрев в блокнотик, дал требуемую информацию. Так все узнали, что оригинальный клуб находится в Нидерландах, в Гааге. Письмо отправили и стали ждать результатов.
Вдруг как-то узнали, что в городе N-ске находится проездом человек, могущий видимо прояснить ситуацию с загадочным названием, и Аполлон Петрович Курятников срочно с ним связался. Это был заслуженный ученый, почетный ботаник, доктор наук Пеппер Александр Федорович. В будущий четверг он согласился прочитать в клубе лекцию, и все с нетерпением стали ее ожидать. Более всех волновался Егор Капелькин.
Доктор Пеппер оказался похожим на Айболита старичком, с кожаным портфелем и очками на кончике носа. Лекция начиналась предложением: «Общеизвестно, что покрытосеменные, или angiospermae, характерные своими гаметофитами, которые необычайно редуцированы и миниатюризированы, в отличие от гаметофитов голосеменных, представляют собой самый большой отдел растительного мира». Конспектирующий Егор Капелькин застыл в недоумении. Секрет раскрылся – каннабис оказался растением. Все вздохнули с облегчением. Неведомое слово было наконец расшифровано.
Весь дальнейший текст лекции был выдержан в научно-малопонятном стиле, вызывающем неодолимую зевоту. Самые стойкие в борьбе со сном, выслушавшие доктора Пеппера до конца, установили в общем и в целом, следующее. Семейство Cannabaceae подразделяется на два рода, и если прямостоящие травы, употребляемые в текстильной, пищевой и технической промышленности для изготовления пеньки, канатов, веревок, тканей, масел и жиров членов клуба особо не заинтересовали, то вот второй род – вьющихся или хмелевых вызвал закономерный интерес. Итак, ларчик просто открывался: их клуб был Клубом любителей хмеля. Только вот в каком качестве? Хмель в виде пива или в виде декоративного растения?
Доктор Пеппер не мог дать однозначного ответа на этот вопрос. «Я рискну предположить, - сказал Александр Федорович Пеппер, когда лекция была закончена и Апполон Петрович, долго тряс его руку, - что речь идет, возможно, о производных дибензипирана, так называемых каннабинолах, а конкретнее о тетрагидроканнабиноле, но это только мое предположение, тем более что прогибиционистская политика нашего государства вряд ли санкционирует его использование, хотя санитарный риск от его употребления как мне кажется, по крайней мере по данным ВОЗ, много ниже санитарного риска табака или алкоголя». Последние слова доктора Пеппера все восприняли как подтверждение пивной концепции клуба.
Клуб любителей каннабиса.
Прошло три месяца, и вот как-то из далеких Нидерландов в город N-ск, в Клуб любителей каннабиса пришла посылка. Присутствующие постоянные члены и руководство, собравшись в актовом зале, поручили Егору Капелькину ее вскрыть. Егор поднес обклеенную почтовыми марками и заляпанную разноцветными штемпелями коробку к уху; изнутри ее не раздавалось не звука. «Не тикает?» – пошутил кто-то. «Молодец, парень, - одобрительно хмыкнул пенсионер Сидорчук, - от их всего можно ожидать, знаем, воевали». Егор разодрал оберточную бумагу – внутри был пакет и письмо. В пакете лежало с полкило какого-то высушенного и мелко нарезанного растения.
«Что это?» – спросила Сковородина. «Надо прочитать письмо», - почесал лысину Аполлон Петрович. «Это наверно хмель, - догадался кто-то, - они прислали нам, чтобы мы сварили пиво. А в письме, видно, рецепт». Текст был на английском языке. Коробку и письмо вручили Егору с заданием к следующему четвергу предоставить перевод. «Это дело надо отметить, - подытожил председатель и вытащил из сейфа литровую пластмассовую бутыль голландского спирта (купленную, как обычно, на членские взносы), - Сидорыч, разводи».
Егор целую неделю ломал голову над переводом. Общие фразы, вроде: «С горячим приветом от товарищей по общему делу» или «Как там у вас с культивацией?» особой проблемы не вызывали. Еще туда-сюда было разобрать, что в Гаагском клубе около 6000 членов (ого!) или то, что каннабис привезен из Египта, или то, что русский хмель известен в Нидерландах (сорта Кашкадарьинский или Алтайский). Смущало частое употребление слов «курить», «вдыхать», «выдыхать». Слово «кальян» встречалось восемь раз, «сигарета» – одиннадцать, трубка – четырнадцать, причем дважды в связи с именем И. В. Сталина и пять раз в контексте с североамериканскими индейцами. Совершенно непонятны были идиомы «Труба перестройки» или «Дым гласности». Слово «каннабис» практически не употреблялось, зато неясное «hash» (фарш?) или «gus» огромное количество раз. Слово пиво не фигурировало вообще.
Егор был в отчаянии. Создавалось идиотское впечатление, что голландцы употребляли хмель вместо табака. Совершенно одуревший, он вытащил папиросу «Беломорканала» и высыпал из нее содержимое. Только с третьей попытки Егор соорудил нечто похожее на короткую кубинскую сигару. Внутрь ее были забиты обрезанные стебли, листья и маленькие хмельные шишечки. Капелькин чиркнул спичку и затянулся. Сигара закурилась с легким треском и по комнате поплыл удивительный и ни с чем не сравнимый аромат.
Что-то вдруг зашевелилось под диваном, на котором сидел Егор и секретарь замер. Величайший страх внезапно охватил его. Кто-то, спрятавшийся под Капелькиным, шебуршал и стукотал по паркету. Егор резко наклонился и стремительно приближающийся пол ударил его по лбу. Папироса вылетела из пальцев и покатилась по паркету. Под диваном никого не было. «Мышь, наверно», - подумалось Егору, почесывающему вздувшуюся бровь. Испугав хозяина, громко заговорило радио. Закапала вода на кухне. Резко зазвонили в дверь. Едва не попавшему плечом в дверной косяк комнаты, Капелькину только с четвертой попытки удалось открыть входной замок. Руки совершенно не слушались его, и разнообразные движения давались с поразительным усилием. На площадке никого не было. «Наверно они ушли», - решил секретарь с облегчением. Проходя мимо ванной, заметил вдруг Егор Капелькин притаившегося в углу лохматого анчутку. Ужас вновь овладел им. Черт оказался брюками, брошенными для стирки и упавшим с крючка полотенцем. Егор повесил полотенце, аккуратно поднял с пола папиросу и, забравшись на диван с ногами, принялся внимательно изучать ее и содержимое голландского пакета. Мысли его скакали как кузнечики.
«Вот так табачок! Анаша запятая моя душа восклицательный знак Клуб любителей конопли кто бы мог подумать черти гаагские петухи гамбургские По почте прислали То-то я писЬма не поЙму никаК интересно что сказать аполлону петровичу и всем остальныМ а губернатор-то каков А«.
Егор безуспешно пытался собрать расползающиеся мысли и облечь их в стереотипную общедоступную форму. Он неторопливо (быстрее было никак невозможно) подошел к зеркалу. Белый как мертвец незнакомец глянул на него оттуда, за спиной его пролетела большая синяя птица. Егор в страхе отшатнулся.
»Так запятая надо спрятать коробку и письмО выбросить папиросу и срочно садиться за статью в мясО».
Наполовину недописанная статья в газету «Мясо перестройки» ждала Капелькина на письменном, он же – обеденный, он же – чертежный, он же – верстак, он же – кровать для редкого гостя, столе. Необыкновенное вдохновение вдруг посетило Егора Капелькина. Он сел за рабочий стол, отодвинул в сторону статью и вытащил рукопись. Это была маленькая Егорова тайна. Вот уже четвертый год, постоянно переделывая, добавляя одни главы и с сожалением избавляясь от других, Егор Капелькин писал вторую в своей жизни книгу. Это был эпически-приключенческо-авантюристический роман из жизни карибских пиратов с рабочим названием «Ночи здесь тихие». В редакции одного журнала (в стопке, не подлежащей к печати) уже лежала его первая рукопись – «Дедушкин дом», сборник пронзительных рассказов о деревне; обыденные истории о том, как рождаются, спиваются, живут и умирают дедушки. Сейчас Егор ощущал небывалый прилив сил, гениальные идеи как сверхзвуковые истребители проносились в голове его, ему непременно нужно было писать. Забыв о коробке и недокуренной папиросе, секретарь клуба окунулся в работу.
Егор писал новую вещь. На первой странице значилось:
«Словарь бесконечности.
Около 75 000 слов
(бисексуальная версия рукописи)
Без предварительных и заключительных замечаний.
Никому не посвящается.
Здесь лежит автор, который существовал в бессмысленном времяпровождении, пестуя в себе бесполезного паразита. Он умирал и казался потерянным для всех и более для самого себя, но был возрожден Духом, который вложил в его уши Слово и придал ему сил для изложения Слова на клочке бумаги.
А. Я. Звук. Буква, слово. Красиво звучащая фраза. Сложно структурированное предложение, приятнозвучащее и дающее отдохновение глазу и языку…»
Егора было не остановить. Слова новой книги рождались сами по себе. Из безумной головы юноши совершенно фантастические словосочетания проецировались через суженный зрачок глаза на кончик карандаша и, струясь на чистый лист бумаги, застывали неодушевленными участниками хоровода совершеннейшей белиберды или гениальнейших откровений. Когда у Капелькина возникали грамматические трудности, он хватал орфографический словарь, когда появлялись проблемы с пунктуацией – учебник русского языка. Так в скором времени обложился он словарями иностранных слов, толковым, синонимов, антонимов, топонимическим и философским. Книги тринадцати авторов расположились вкруг его письменного стола, как священные камни друидов около древнего дольмена: Гомер, Петроний, Шекспир, Мэлори, де Сад, Достоевский, Горький, Тагор, Кафка, Джойс, Набокофф, Маркесс и Павич. Капелькин отсчитывал в каждой из них по тринадцатому слову, начиная с первого, и вписывал его беззастенчиво в текст собственной рукописи. Употребленное слово зачеркивалось, отсчет продолжался далее. Дважды Егор брал в руки папиросу, забывая, что она без табака.
Караван верблюдов, звенящих бубенчиками, проследовал через Капелькину квартиру, из небытия кухни через незапертую дверь на лестничную площадку, и погонщики, увидев Егора, прикусили бороды от удивления. Секретарю было не до них. Даже когда с верхних этажей мимо окон Капелькина четырежды пронеслись падающие самоубийцы, он не удосужился оторваться от работы.
Через шестнадцать часов безумного творчества силы оставили секретаря клуба любителей Каннабиса и Егор повалился на кровать. Всю ночь кто-то дергал его за одеяло. В пустой комнате шумели, свистели, булькали и гудели; отчетливо пело выключенное из розетки радио. Когда Егор поднялся, чтобы попить водички, было четыре часа утра. На кухонном столе сидел бесенок об един глаз, испугавший Капелькина словами: «Уходи, а то заем». Егор в ужасе залез под одеяло. Возможно, что все это только ему снилось.
Клуб любителей мяты.
Прошло три недели. На заседание клуба Капелькин не явился, телефона у секретаря не было и Аполлон Петрович отправил к нему домой пенсионера Сидорчука и Ольгу Сковородину. Делегация нашла дверь в квартиру Егора открытой. Совершенно уставший секретарь валялся в ванне с горячей водой. Сковородина подняла с паркета книгу и уселась на кровать в комнате, листая страницы, а Сидорчук повел с Капелькиным воспитательную беседу. Егор вылез из ванной, побрился, долго копался на кухне, разыскивая спрятанную голландскую коробочку с волшебным содержимым и письмом, надел пальто, и заявил посыльным, что готов идти. Пенсионер Сидорчук замысловато выругался, Сковородина высказалась в том же духе, что мол, балбеса-секретаря все ждут два с половиной часа. Трое поспешили в клуб.
Аполлон Петрович был необыкновенно сердит. Он погрозил Капелькину кулаком, забрал у него коробочку и потребовал предъявления перевода голландского письма.
Егор стал объясняться. Все это вовсе не то, о чем они думают, говорил он. Голландцы не варят из хмеля пива, они употребляют его вместо табака. Секретарь достал неумело свернутую козью ножку. Необыкновенно просто все поверили Егоровым объяснениям, и кто-то чиркнул зажигалкой; папироса с «хмелем» пошла по кругу. Редкие некурящие, вроде Сковородиной, жадно вдыхали аромат каннабиса.
«Едрит твою, - ударил себя кулаком по лбу пенсионер Сидорчук, - ну и дураки же мы. Это ж конопля».
«Ты знаешь, воевал», – добавил кто-то.
«Цыц», - одернул его Сидорчук и внезапно ущипнул Сковородину за ягодицу.
Профорг Ольга Сквородина хотела влепить пенсионеру оплеуху, но передумала и вместо этого вульгарно засмеялась. В клубе стало необыкновенно весело. Кто-то вспомнил свежий анекдот.
Вдруг открылась дверь и с улицы в помещение, с клубами канализационного пара от прорванной вот уже как два года трубы, вошли трое мужчин в одинаковых ботинках. Всем отчего-то стало неуютно. Егор порвал окурок на маленькие кусочки и положил их незаметно для всех в рот.
Один из вошедших, коренастый и плотный крепыш в кожаном пальто до пят, по всей видимости, главный, оставив своих спутников у дверей, подошел к членам клуба.
«Майор ФСК Мясожоров», - веско представился незнакомец.
«Очень приятно, - пролепетал Аполлон Петрович Курятников, - Курятников Аполлон Петрович, председатель».
«Нехорошо, гражданин председатель. Мы имеем некие косвенные, но при этом весьма точные и проверенные сведения, и располагаем кое-какой конфиденциальной информацией, полученной нами из, безусловно, достоверно стопроцентных источников, которая без сомнения говорит о том немаловажном факте, что в данном месте и в данное время мы можем обнаружить То, что поступило в ваш адрес из одноименного вашему клуба некоего западноевропейского государства, члена НАТО, и в ваших же интересах предъявить нам это», - вычурно проговорил кожаный чиновник.
Аполлон Петрович задрожал как осиновый лист. Руки его потянулись к сейфу и извлекли из него голландскую коробочку.
«Статья 66 УК РСФСР, от 4 до 7 лет с конфискацией имущества», - сказал кто-то. Курятников всхлипнул, Сковородина ойкнула, пенсионер Сидорчук едритнул. Капелькин один оставался совершенно спокоен, и меланхолично вычищал грязь из-под ногтей, происходящее казалось, не имело к нему ровным счетом никакого отношения.
Агент у дверей пригласил понятых. Второй подошел к Мясожорову и приготовился составлять протокол. Аполлону Петровичу сделалось плохо, и Курятникова усадили в кресло. Кожаный Мясожоров надев резиновые перчатки и окружившись понятыми (на самом деле – внештатными сотрудниками ФСК), вскрывал голландскую коробочку. Содержимое высыпали на стол.
«Содержимое коробки, приблизительно 400 – 500 грамм растения зеленого цвета резаного листа с ярко выраженным и характерным запахом …мяты», - записал протоколист, и удивленный майор Мясожоров вскричал: «Что это?!»
«Что это?!» - вскричали понятые в одинаковых ботинках.
«Что это?» – с надеждой подали голос члены Клуба любителей каннабиса.
«Что это?» – удивленно зашептал пришедший в себя председатель Курятников.
«Что это, едрит?» - изумился Сидорчук.
«Это – мята», - спокойно промолвил секретарь клуба Егор Капелькин, и все обернулись к нему. «Как мята?» – заскрежетал зубами кожаный майор. «А вы что хотели, - перешел Капелькин в атаку, - обнаружить здесь наркотические вещества?»
«Это какое-то недоразумение, - произнесла первую стереотипную фразу, пришедшую в голову, Сковородина, - мы будем жаловаться губернатору».
Клуб любителей анекдотов.
Красные как раки агенты пытались реабилитироваться в собственных глазах. Последующие шесть часов обыска ничего не дали, Курятников полностью пришел в себя и полуразвалившись в председательском кресле, тихонько отпускал в адрес ФСК вполне безобидные шуточки, Сковородина громко вспоминала своих знакомых из разнообразных государственных инстанций и учреждений, Сидорчук ласково поругивал НКВД, кто-то рассказывал анекдот:
«Ехал некий гражданин поездом. В купе собрались до него трое заядлых анекдотщиков. Пили горькую, рассказывали политические. Гражданин от водки отказался, в разговоры не встревал, лежал на верхней полке и не мог заснуть от громкого смеха пьющих. Наконец, не в силах терпеть более, он спустился вниз и вышел из купе. Он постучался к проводнице и попросил ее об одолжении: через пятнадцать минут принести в четвертое купе стакан чая. Свою просьбу он подкрепил мятой трехрублевкой. Вернувшись обратно, наш герой лег на свое место и десять минут лежал без всякого движения. Вдруг, свесившись вниз, он впервые заговорил с попутчиками: «Извините бога ради за то, что встреваю, но вы так спокойно говорите на политические темы, что я право дело опасаюсь за вас. Ведь нынче в поездах все купе КГБ прослушивают».
Нетрезвые спутники его громко рассмеялись. «Напрасно смеетесь, вот смотрите, - сказал наш герой и щелкнул ногтем по радио розетке, - товарищ майор, попросите, пожалуйста, проводницу принести мне в купе чайку». Смех не прекращался до тех пор, пока в купе не постучались. Проводница вошла, молча поставила на столик стакан чая и так же бесшумно удалилась. Пока хитроумный гражданин потягивал обжигающий напиток, соседи его разделись и в ужасе залезли под одеяла.
Утром в купе никого не было. Удивленный пассажир обратился к проводнице с вопросом, куда делись его спутники?
«Соседей ваших КГБ забрало; за политику».
«А меня отчего не взяли?»
«Да ваша шутка больно товарищу майору понравилась».
Все смеялись. Мясожоров зеленел от злости. Спутники его тщетно простукивали стены. Спустя некоторое время агенты были вынуждены ретироваться. Все вздохнули с облегчением. Двери заперли на замок и Капелькин со смехом рассказал о том, как всыпал в заветную коробочку мяту (которую он имел обыкновение добавлять в чай), Сидорчук вызвался развести спирт, Аполлон Петрович согласился, что такое дело необходимо обмыть.
Послесловие.
Через некоторое время в N-ском Клубе любителей каннабиса все успокоилось. После нескольких обысков у председателя и секретаря, не давших решительно никаких результатов, ФСК потеряло ко всем всякий интерес.
Как это не покажется удивительным, клуб продолжает существовать и поныне. Количество его членов увеличилось, и Аполлон Петрович Курятников и сейчас занимает в нем пост председателя. Ольга Сковородина вышла замуж за голландца из Гааги и укатила за границу насовсем, пенсионер Сидорчук сделался в клубе секретарем. Кто-то продолжает рассказывать анекдоты и разбавляет купленный на членские взносы спирт. На этом заканчивается история Клуба любителей каннабиса. Более нам ничего о нем и его членах неизвестно.
Егор же Капелькин, так вовремя выкуривший все содержимое голландской коробочки и заполнивший ее обыкновенной мятой и тем самым спасший всех от неминуемой опасности, с некоторых пор от общественных дел отдалился. Этому были свои причины. Его роман «Словарь бесконечности» вышел в N-ске небольшим тиражом и непостижимым образом попал на книжные прилавки первопрестольной.
«Необыкновенно интеллектуальный постмодернистский стиль его произведений подразумевает откровенно лапидарное прочтение текста, а постструктуралистская метафизика языка книги уводит потенциального читателя в экспрессивный мир вербального абсурда, ставя перед извечным выбором между эстетикой формы и экзистенцией содержания» - написал о «Словаре» известный книжный критик Редор Фоммер. Через месяц солидное столичное издательство N-ска готовило новый тираж Капелькина. В известном толстом журнале извлекли из пыльной кучи «Дедушкин дом» и положили в стопку срочной печати. Егор Николаевич переехал в столицу.
Вышедшая новая книга Е. Н. Капелькина, «Пляски восточных татар», приковала внимание всей литературной общественности. Бывший секретарь Клуба любителей каннабиса потратил на нее 250 грамм и использовал труды двадцати пяти авторов, записанных с помощью ряда Фибоначчи. Роман-лексикон «Пляски восточных татар» успешно выдержал несколько изданий в России, был переведен на шесть языков и в 19… г. получил Хрюковскую международную литературную премию.
Это все, что нам известно о N-ском Клубе любителей каннабиса.
1999 г.