Бард

Фомин Е.С.
Как только курган показался из-за деревьев, Игорь благоговейно прошептал:
- Это он…
- Уверен? – с усмешкой усомнился Владимир, - битую неделю мы колесим по всему Уэльсу - и ничего, а тут вдруг ты так уверен.
- Я нутром чую – он!
Между тем машина выехала на открытое пространство, и курган открылся во всей своей красе. Точно как в легенде, окруженный двумя кольцами дольменов – камней, поставленных на манер дверного проема, он ничем другим не выделялся. Обычный, не очень-то высокий бугор, поросший кое-где кустарником на склонах, с начисто лысой верхушкой, он мало восхищал Владимира, уставшего от бесконечных поисков. Однако что действительно впечатляло, так это каменные кольца. Камни кое-где упали, но в большинстве своем все же стояли, и чувствовалось, простоят долго. Они словно силились сказать что-то, но…
- Ты представляешь, та самая легендарная могила Талесина – величайшего из бардов древнего Уэльса, да это не то слово, да что там... – цель была близка, и от радости язык Игоря заплетался.
 Они сидели у костра рядом с внешним кольцом камней и ждали ночи. Владимир не слушал друга. Потому, что слышал все это уже по несколько раз, потому, что все это неинтересно. Потому, что одному народу никогда не понять другого, и еще потому, что думал о дороге домой, так как дело они уже сделали, а остались здесь, поскольку справились раньше, чем планировали, и Игорь уговорил задержаться, чтобы исполнить мечту своей жизни. Уже завтра они поедут домой. А дом это дом, во-первых, а во-вторых, дома Светка.
Согласно легенде, тот, кто поднимется на этот, а может быть и другой курган, и проведет на вершине ночь, к утру либо свихнется, либо станет лучшим из бардов своего мира - в древнем понимании этого слова.
«Блажен кто верит», – подумал Владимир, провожая взглядом Игоря, нетерпеливо скрывшегося во мраке наступившей ночи. Ночь была темная, но на удивление теплая.


Утренние лучи солнца легко разбудили Владимира, а через несколько мгновений из-за камней вышел глубоко опечаленный Игорь.
- Нет на свете человека, несчастнее меня, - простонал он, опережая вопросы, - я был удостоен великой чести. Я чувствую в себе силу, способную создать величайшие песни и стихи, но будь я проклят, если понимаю хоть слово языка, на котором могу творить – древневаллийском!