(отрывок)
На лысом пригорке муравейника навзничь лежит сержант Денис Холодов. Рука неестественно, как- то неудобно вывернута...Так же вывернута судьбой вся его предыдущая жизнь...И не только его.
-1-
Мать сидит за обшарпанным столом и тупо смотрит на бумажку... Сухие, выцветшие глаза ее кажутся Лехе равнодушно-спокойными. Мать автоматически поднимается, начинает собирать на стол, ворча на мух, жару и еще бог знает на что. О повестке не заговаривает. Выпит жидкий, тепловато-противный чай. Начинается дурная пьеса... Вота, дождались...,-выдыхает мать и улыбается ненормальной улыбкой. Повестка из военкомата летит Лехе в лицо. Мать судорожно сжимает виски , потом яростно их трет, как при сильнейшем приступе мигрени. Леха настораживается. Это тихое проявление чувств- начало. Он хорошо знает, что последует дальше. Мечется по их крошечной полуторке в поисках лекарства.
Истерика разрастается: : мать размеренно ударяет головой о стол, оставляя лбом вмятины на клеенке, которые успевали распрямляются до следующего удара. Глухой, безнадежный стук отдается в Лехином мозгу ударами многотонного колокола .
Надо обязательно успеть напоить ее водой или лекарствами до крика, до начала стонов... Но руки, как назло трясутся, капли попадают на них и стекают мимо лопнутой чашки.
-ОЙ,ОЙ, ОЙ....Глаза матери с каждым стоном нехорошо стекленеют, потом безумно вращаться, как у циклопа...Крик нарастает. В углах узких губ появляется пена...
Леха выученным движением захватывает мать сзади под локти, сжимает что есть силы до хруста , стягивает полотенцем. Потом так же молча, как умелый медбрат, положив ее иссушенное безысходностью тело на старенький кожаный диванчик, вдавливает ей затылок в круглый валик и методично лезвием ножа разжимает стиснутые зубы...
Лошадиная доза лекарства делает свое дело: минут через пятнадцать мать обмякает всем телом , скрючивается в калачик и затихает на диване.
Она полгода с животным страхом ждала этой повестки. Когда минули два срочных призыва, успокоилась. Перестала ежедневно за скудным , скучным ужином канючить и причитать.
-Вот заберут тебя, с кем я останусь, кто мне воды подаст.?..» У Лехи часто кончалось терпение: он орал на мать, напоминал о ее неполных сорока годах, совал к лицу зеркало... Просил взять себя в руки .
На казенной грязно-белой бумажке четко выведено : ЯВИТЬСЯ С ВЕЩАМИ.
В гараже Лехиной повестке порадовались : обнаружился повод для выпивки- П Р О В О Д Ы...
Завгар от щедрот выставил аж четыре «святых» пузыря. И водка полилась вперемешку со и смачной матершиной в адрес любимой армии, ее доблестных генералов ,прапоров. Пьяные, «уважительные» слезы разомлевших мужиков дополняли сцену. За время возлияния Леха услышал в свой адрес столько любезностей , сколько не слыхал за всю свою восемнадцатилетнюю жизнь. Мужичье жалело его и по-братски и по-отечески.
Все кружилось... На мгновения закрыв глаза, Леха успел по привычке спросить себя: «Неужели ЭТО Я?» Так он почему-то делал всегда со времени, когда сталь путно соображать и помнить себя. Это был его дежурный тест с детства в самых экстремальных ситуациях. Когда медленно открыл осоловелые глаза, они напоролись на невыносимую тоску во взгляде уборщицы тети Клавы. Она почему-то в этот раз не крыла зычным матом намусоривших и напившихся механиков и шоферюг , а молча стояла и смотрела... Так смотрят от безнадеги отчаявшиеся матери на свихнувшихся детей.
Дальше - провал. Леха очнулся от остервенелого визга тормозов. Дежурка выплюнула его у дома и помчалась развозить гаражную пьянь дальше по маршруту.
-2-
Утро забликовало муторным светом. Соображалось туго. До явки в военкомат надо было убить время. Автоматом явилась мысль: спуститься в подвал.
В подвале дома дворовые подростки оборудовали «качалку».Здесь была их зона со своими правилами и беспощадными законами, скорым самосудом и понятными простыми отношениями. Народ «качалки» делился на «залетных» и «своих». Леха, конечно, был из последних, как ветеран этого вонючего логова.
Из окошек-«бойниц» в подвал пробивались длинные лучи утра. Леха лениво двинул по самопальной боксерской груше, отклонился от ее ответного удара.
Привычный букет ароматов его не смущал, был привычен . В углу покоился огромный полосатый матрас, спертый кем-то с родительской дачи. «Последний оплот девственности»- так здесь ехидно именовали бывший атрибут приличной жизни.
Лехе показалось будто на матрасе произошло какое-то шевеление...
Он потянулся было за кроссовкой , чтобы запустить в задержавшуюся серую гостью. Но это оказалась не крыса...
Из светлого бесформенного тряпичного кома выглядывали вполне человеческие, но смертельно испуганные глаза.
Зулька - девчонка из соседнего подъезда. Их балконы были напротив. Он давно привык к ее постоянному присутствию . И когда вдруг, выйдя покурить, не обнаруживал в поле зрения это угловатое создание , постоянно таращившее на него черные глазищи, Леха даже недоумевал.
Отец Зульки считался во дворе мужиком странноватым... «Ходячий мегафон». Свое женское царство: трех дочек и жену содержал в строгости, оберегая от всяческого общения с «улицей». Зато сам отдавался в эту стихию весь без остатка. О его способности уморить разговорами знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых людей ходили легенды, постепенно перерождающиеся в анекдоты. Местные забойщики в домино, когда очень хотели сделать друг другу «подлянку», натравляли Зулькиного отца друг на друга, прося его высказать свое мнение по любому международному или политическому вопросу ...
-Э, ты чо тут пристроилась?, -спросил удивленный Леха, приблизившись к девчонке почти вплотную.
-Че закуталась-то? - Леха положил свою руку на Зулькино жидкое плечико и ощутил , какой крупной дрожью трясет девчонку. Он инстинктивно, как более сильный, прижал ее, будто затравленного кутенка к себе , стал гладить волосы соседки, закрученные природой в « мелкий бес».
Странно. Зулька не отпрянула...Дрожь понемногу стихала. Но она была невыносимо горячей. У Лехи даже мелькнула мысль: может от папашки сбежала и всю ночь скоротала в остывшем подвале? Его «отеческие» раздумья прервал неуклюжий девичий поцелуй. Конечно, он поначалу воспринял его как поцелуй-благодарность за помощь слабого существа. Но когда девчонка стала тиражировать на его небритой щеке свои неумелые эксперименты, ленивые мысли Лехи повернулись в другое русло...
Леха прижимал соседку крепче и крепче, убеждаясь в том ,что нужна ей вовсе ни жалость . С волос его пальцы стали спускаться на тонкую шею, на ключицу, потом по вполне уже осознанному маршруту на начинающую формироваться Зулькину грудь. Она опять не опомнилась и не отпрянула. И Лехины руки обнаглели...
Мельком подумалось: «Сегодня может заберут, армия все спишет...»
После такого «мозгового посыла» инстинкт мужчины разыгрался вовсю.
Конечно, Леха был неопытен в амурной практике, но редкая возможность обладания женским телом страшно заводила его, делала диким жеребцом: нетерпеливым и безумным.
Леха без особых усилий подмял под себя податливое Зулькино тело и вонзился в него жадно и грубо. Девчонка вскрикнула... Закрыла глаза, будто поняла, что ее ждущий покорный взгляд может помешать в этой добровольной схватке. В уголках сжатых губ проявилась кроткая улыбка.
Все было кончено. Леха , отвалившись на полосатое, видавшее виды лежбище, страшно захотел курить, пить ...и не думать ни о чем. Своим недалеким умом он все же осознал, что Зулька была с мужчиной впервые. Вот только почему именно с ним , допереть не мог. Тревожно заерзав, Леха помалкивал...Девчонка заговорила сама. Это было для него спасением.
-Ты не думай...Я сама... Я так решила, когда про повестку узнала.
-Уже почти три года тебя ...люблю. Никто не знает. Ты только теперь... -Вернись, Лень, а ?-все это Зулька выпалила почти без остановок, как хорошо заученную роль. Потом села , как Будда, и стала складывать, разглаживая каждый сгиб, принесенной простыни.
-Ну, ты и дура. Тебя же отец убъет, если узнает...-только и смог сказать огорошенный Леха.
Когда подвальная пасть выпустила их из своей сырости, они отправились каждый в свой подъезд. Двор был еще сонен и пуст. НИКТО НИЧЕГО НЕ УЗНАЛ
В военкомате сказали, что отправка следующим утром . Весь день прошел в суете: отдел кадров, магазины, материна работа и еще одна вечерняя истерика... Очухался Леха только утром в поезде ,увозящем его совсем в другую жизнь.