Не было на свете человека упрямее, чем Наливайко в состоянии подпития. В последнее время это случалось всё чаще, поэтому, когда он входил в квартиру, его встречало неизменное приветствие.
-- В себе? -- спрашивала жена, не выходя из гостиной.
Если он раздражённо отвечал: "В себе, в себе… -- а в ком же ещё?" -- это означало, что всё в порядке и можно накрывать на стол, по ходу обмениваясь новостями.
Если он после непродолжительной паузы отвечал: "Тю! Ты что -- совсем поехала?.." -- жена уже знала, что вечер испорчен бесповоротно, и первое, что надо сделать -- это молча выставить ужин на стол; причём, сделать это надо, пока он полощется в ванной. А затем попытаться продолжить прерванную работу. Это состояние опьянения она называла "телевизорным".
Если же на свой вопрос она не получала вовсе никакого ответа, можно было спокойно продолжать заниматься своим делом и ни о чём не беспокоиться, даже об ужине. В таком состоянии муж обычно молча преодолевал несколько шагов от входной двери до вешалки, не раздеваясь, валился на тумбочку для обуви и впадал в продолжительное оцепенение. Никакими уговорами или угрозами сдвинуть его с места было невозможно. Ближе к утру раздавался глухой стук падения -- это означало, что Наливайко проснулся. Сейчас он разденется и, стараясь не шуметь, уляжется в постель.
Сегодня муж ответил: "Тю! …"
Пока Наливайко возился в ванной, часто роняя кусок мыла и невнятно матерясь, жена разогрела ужин и поспешила к стопке школьных тетрадей. Половина контрольных работ ещё не была проверена.
Поужинав, Наливайко включил телевизор и уселся на диван.
-- Ты не мог бы сделать потише? -- спросила жена спустя десять минут без всякой надежды. Может быть, ты пойдёшь приляжешь?
-- А?.. -- откликнулся Наливайко рассеянно, не отрывая бессмысленный взгляд от экрана. -- Уди!
-- Да брось ты этот телевизор, иди отдохни, ты ведь засыпаешь уже… -- продолжила она, сама не зная зачем.
-- …
Жена обречённо вздохнула и приступила к ритуальной процедуре. Она взяла наушники, напялила их на голову Наливайко и воткнула штекер в гнездо телевизора. Муж при этом не пошевелился, и взгляд его не приобрёл осмысленности.
На второй контрольной работе раздался всхлип. "Началось…" -- жена нервно поёжилась и постаралась сосредоточиться на работе.
-- Сю-у-у-шм… шм… шм… Сю-у-у-у-у… хррак!
-- Иди спать, зараза такая, как ты мне уже надоел!
-- У-у-у… у-у-у-у… -- жалобно заскулил Наливайко не просыпаясь, и на какое-то время затих.
Красный карандаш быстро забегала по строчкам, время от времени подчёркивая ошибки.
Когда раздался мощный храп, подобный рёву бульдозера, пытающегося сдвинуть неподъёмную глыбу бетона, жена отложила карандаш и посмотрела в сторону дивана. Наливайко, запрокинув голову, продолжал реветь. Она уже знала, что никакие окрики теперь не помогут. Оставалось последнее средство, выработанное в затяжных боях за кратковременную тишину. Вытянув губы, она засвистела, подражая звуку летящего снаряда. Тонкий пронзительный свист быстро переходил в устрашающий вой… Слава Богу, имитировать взрыв не было надобности. Перед самым взрывом храп обрывался, и муж вскакивал, ошалело глядя по сторонам. Так было и на этот раз.
-- Вот дура старая, -- произнёс он вполне осмысленно. -- Что за шутки?
-- Да какие, к чёрту, шутки! Ты мне работать не даёшь! Выключай телевизор и иди спать. Ты же всё равно его не смотришь, так зачем здесь сидеть? Я из-за тебя до утра провожусь с тетрадями.
-- Совсем поехала? Х-хто спит? Я не сморю, но слушаю.
"Господи, ну что за наказание! Хоть выбрось телевизор!"
Сцену со "снарядом" пришлось повторять несколько раз. В конце концов, Наливайко адаптировался к полевым условиям и во время последнего артобстрела только приоткрыл один глаз и простонал: "Мимо…" Через мгновение от его храпа задрожал телевизор.
Лихорадочно перелистывая страницы, бедная жена готова была или убить Наливайко, или наложить на себя руки. "Может быть, он специально это делает? -- не в первый раз задала она себе вопрос. -- Ведь знает же, что мне негде больше работать: в спальне нет стола, а на кухне собачий холод! Лучше бы батарею заменил, ещё в начале зимы потекла... Да он попросту издевается надо мной!"
Когда от рёва зазвенел тонкий стакан с карандашами, она схватила ученическую тетрадку и изо всех сил дунула в торец неплотно сомкнутых страниц… Раздался такой душераздирающий звук, как будто тысячи свиней одновременно испустили предсмертный визг. Моментально залаяла и завыла соседская собака.
Наливайко рванулся вперёд и упал на четвереньки. Выпучив глаза, он хватал широко раскрытым ртом воздух и хрипел. А потом закричал.
-- Нет!.. Нет!.. Не надо! Помогите-е-е-е!!!
В стенку забарабанили соседи.
Перепуганная жена подскочила к Наливайко и попробовала снять с него наушники, но он отбивался и продолжал кричать. Освободить удалось только одно ухо.
-- Успокойся, прошу тебя, успокойся, -- плача и пытаясь его обнять, умоляла жена. -- Ничего не случилось, родненький мой, я с тобой…
Но ничего не помогало. Наливайко размахивал кулаками и кричал. Боже, как он кричал! Под аккомпанемент ужасных криков и несмолкающей трели дверного звонка жена помчалась на кухню за стаканом воды. Набирая в рот воду, чтобы обрызгать мужа, она нечаянно взглянула на экран телевизора… и чуть не поперхнулась от внезапной догадки. Огромный монстр преследовал какого-то маленького человечка, изрыгая пламя и размахивая клешнями. Она выдернула шнур из розетки и окатила мужа водой.
Напрочь забыв о тетрадях, она задумчиво глядела на вмятину в диване. «Ну, разведусь… и что?.. Обманчиво прекрасная свобода?... И оглушительная тишина…»