Оглушительный вопль раздался из-за обшарпанных сараев. Ничейный рыжий кот доживал свои последние мгновения. Васька - Балон, (как звали его в глаза уличные мальчишки, за глаза же он именовался всей округой Васькой-Фашистом) вершил очередной суд над несчастной жертвой. Мишень, нарисованная углем на двери его сарая, аккуратно и тщательно подновлялась каждый раз. Игнорируя истошные крики распятого в центре животного, Фашист методично готовил самодельные стрелы с острыми, жестяными наконечниками. Потом началась казнь...
Вечером десятилетние соседки-двойняшки тайком похоронили на берегу полупересохшей речки нечастного “Рыжика”. С полными ужаса глазами, холодея за собственную жизнь, они рассказывали об очередном истязании Вовкиному отцу.
Драки было две: бурная и приглушенная. Сначала отец, с трудом догнав на улице, единственное чадо, орал: “Урод, урод!” И охаживал верткого сыночка ремнем, пока тот не свалился. Пнув его босой ногой, измученной походкой отец поплелся в дом. Там без перерыва началась вторая драка. Жена разъяренной кошкой бросилась на него с полотенцем в защиту сыночка-садиста...
* * *
В маленькой, прокуренной комнатке, заваленной бумагами, сидят двое. Они ровесники: обоим по 28. Один потратил шесть лет жизни на учебу, другой - столько же на тюрьму. Следователь и обвиняемый. Последняя их встреча произошла здесь же, год назад... Но сегодня они уже не выглядят ровесниками...
Василий Рыбин закосил под психа. Во время допросов вдруг начинал бессвязно бормотать, потом замолкал. Уставившись в картину над головой следователя, раскачивался в стороны. Все проделывал по камерному сценарию. Один раз, второй, третий. Начались экспертизы. Потом стационар. “Лечение” в психушке продлилось больше года.
Тройное убийство, которое он совершил, было почти доказано. Ему грозило лет 15 - минимум. Снова в тюрьму не хотелось. Решил попасть в психбольницу.
Если б он знал, что вернется оттуда постаревшим физически и морально: почти свихнувшимся от лекарств и соседства...
* * *
После второй отсидки за кражи Васька появился у матери, как снег на голову. Не ждала. Их домишко, доставшийся по наследству от бабки, после общего барака, сначала являлся для семьи просто “дворцом”. Теперь дом на окраине пригородного поселка показался халупой (и это ближе к истине), заброшенной и кривой. За четыре года отсутствия сына мать опустилась окончательно: пила по-черному. Зеркало в доме не водилось. Видно, она давно не видела, как превратилась в персонаж из фильмов ужасов. Когда-то, лет двадцать назад, Васька гордился ею перед сверстниками из барака. Мать была единственной в их соседской среде дипломированной специалисткой- бухгалтером, работала на большой базе...
Теперь на него смотрело опухшее, пористое лицо, с красно-фиолетовым отливом. Поседевшие пряди, перехваченные грязной резинкой. Взгляд загорелся жизнью только при виде наливаемого сыном стакана.
Муж три года как ушел к благополучной соседке, в дом через две улицы. В редкие часы протрезвления она жила, вернее существовала, мыслью: вот приедет сын, и все наладится... В домишке, кроме облупленной потрескавшейся посуды, да кривого на одну ногу дивана, Василий не увидел больше ничего.
Вечер прошел в жалобах и пьяных слезах. Мать все пила, кляла разлучницу, паскудную житуху. Проклинала весь белый свет. Василий вливал в себя водку молча. Желваки ходили ходуном, выдавали степень кипения. Скрипел зубами от злобы.
* * *
Отец встретил его не то, чтобы приветливо, с терпеливой, холодной вежливостью. Стол в зале хозяйка накрывать не стала. Устроились на кухне. Под приличную закуску, о какой в зоне Василий много мечтал, разлили. Чокнулись. Разговор, естественно, не завязывался. Тут еще на велосипеде крутилась трехлетняя девчушка, новоиспеченная сводная сестра.
* * *
Ружье Рыбин купил у спивающегося соседа по дешевке. Несколько поздних вечеров провел за густым шиповником, в палисаднике напротив отцовского жилища. Наблюдал.
Уличный подслеповатый фонарь Василий разбил накануне. Меткость с детства вырабатывал... На “охоту” решил выйти в субботу. Весь день ходил в лихорадочном возбуждении. Залег в засаду с полдесятого и замер... Скрипнула дверь. Чиркнула спичка. Отец, как обычно, вышел покурить на крыльцо. Василий выстрелил чуть ниже огонька сигареты. Отец отвалился назад, застонал. В квадрате света распахнувшейся двери появился женский силуэт. Грохнул второй выстрел. Когда Василий подошел к крыльцу, отец уже подполз к затихшей сожительнице, пытался приподнять ей голову. Удары прикладом посыпались на его голову, простреленное плечо, грудь. Василий долго не мог остановиться: сломал приклад, душил, взялся за лом... В этом зверском остервенении ему мерещилось, что отец все еще жив. Когда все было кончено, вошел в дом. Сел за стол, накрытый по - праздничному. Налил в фужер водки и стал закусывать, тупо впялившись в приглушенный телевизор. В соседней комнате скрипнула кровать. Заворочалась сонная девчушка. Позже, на следственном эксперименте он показал как задушил ее шарфиком...
Шатаясь от “охоты”, водки и крови, Василий перетащил все три трупа в дальний угол двора, к компостной яме...
Всю ночь Василий потрошил дом, методично собирая все ценные вещи: отрезы ткани, видеотехнику, кухонные механизмы, телевизор, музыкальный центр, фирменные наборы авто и столярных инструментов, золото, деньги. Аккуратно паковал все добро в коробки, перевязывал скотчем, укладывал в багажник и салон машины. Под утро из двора выкатили синие Жигули.
* * *
О ночной стрельбе участковый узнал только спустя сутки. “Пальчиков” на месте преступления Рыбин оставил не меряно. Найти их в милицейской коллекции было делом техники. Убийцу задержали через полторы недели.
* * *
Не помог Рыбину “оригинальный” способ защиты - прикинуться психически больным человеком. Хитрый план - дернуть из психбольницы не удался. В результате Василий за свои злодейства получил двойную кару: подорвал здоровье и отбывает теперь пожизненное заключение.
P.S. События, описанные в рассказе, вымышленные. Совпадения с реальными носят случайный характер.
ORHID GREEN