Весна. А что, разве похоже? Дача. Дует сильный ветер, под ним неумолимо гнутся хрупкие берёзы, качается лес, шелестят листья и медленно развеваются её не то светлые, не то тёмные волосы, в которых путаются жуки, пауки, иголки с ели, на которой она гордо сидит, посматривая вдаль; путается там и лёгкий пепел от маминой сигареты…
Девочка повисла на ели как белочка, будто там её и самое место, а люди, изредка проходившие мимо, считали это в порядке вещей. Может оттого, что не замечали её, а может и просто не хотели замечать, погружаясь в свои и без того немаловажные проблемы.
А она смотрела вперёд – на безумное поле. Именно такое прилагательное пришло ей в голову – безумное. Такое же, как и она сама. А ведь они действительно были похожи: эта несчастная девочка и забытое всеми поле. Она никому не нужно было, по крайней мере сейчас, когда по мелкой траве разгуливал на свободе жестокий ветер, а овёс с пшеницей ещё не были посеяны. О девочке сейчас тоже никто не думал: маленькая, глупая – да кому ты нужна? Ветер тоже изрядно потрепал её прямые секущиеся волосы.
Пошёл дождь – стало совсем холодно и ещё более грустно, неприятно. Пальцы ничего не чувствовали, а бесконечные слёзы готовы были застынуть на щеках. Но шёл дождь и капли, то ли его, то ли это были её слёзы, медленно текли по холодному лицу.
Темнеет. Ей пора домой…
…А там, всё как обычно – после её ухода ничего не изменилось, только вот дождь пошёл и потемнело немного.
- Где ты была так долго, а?
- Здесь, - отвечала она решительно, будто никуда и не исчезала.
- Тебя не было около трёх часов! Как ты это объяснишь?
- Куда я могла деться, мама. Я просто в лесу была. Прошло около получаса. А вы… вы выпили слишком много и за временем не следили!
- Но-но, Гера! Тебя это волновать никак не должно – не твоё дело, слышишь! Не твоё! – это был уже мужской голос – твёрдый, бесчувственный.
- Ладно, оставь её. Иди спать, Гера.
Обычный разговор. Для неё такой тон уже давно стал до противного привычным. Мужчина – её отчим, женщина – мать. Ей 14.В общем, этим всё и сказано, не так ли?
Сквозь груды хлама и мусора она прошла на второй этаж, к себе в комнату, легла на коврике, закутавшись в дырявое одеяло.
«У него день рождение, понимаете ли. Пригласил две машины, полные одинаковых гостей и шампанского. Сколько пить можно! Мама! Ты сделала огромную ошибку, выйдя за него. Ты не права, ты даже меня не спросила, а могла ведь поступить иначе. Зачем, зачем ты ввязалась во всё это, он же старше тебя лет на десять. Погубив свою жизнь, ты и меня убила тоже. Но ради кого, мама, ради чего?
Утром она вместе с гостями уедет в Москву, оставив на даче родителей. Эта единственная мысль придавала ей уверенность, какую-то надежду. Но кто мог представить, что следующий день вновь слезами закончится, но слезами другими – от большего горя.
И с красными глазами она уснула, как забитый, брошеный щенок: на коврике, под дырявым одеялом, а на её кровати спали гости.
Утро не обещало ничего нового, значит и ничего хорошего: погода испортилась, дождь вот-вот грозился обрушиться на несчастные головы занятых своими проблемами дачников. Ветер прижимал траву к самой земле, наклонял только что распустившиеся цветы, поднимал вверх непонятно откуда взявшийся мусор, бил пустые бутылки, наполняя дома и их жителей тем ужасающим холодом, который так пугает их близких.
Гера скучала по своим друзьям и подругам, которые остались в Москве. Ей хотелось как можно скорее приехать домой, обнять всех и с новыми, радостными, ещё более тёплыми чувствами продолжить весёлое общение. А родители издевались:
- В Москву хочется, к своим друзьям, которые в подъездах сидят, да? Хочешь такой же стать, Гера. Почему «хочешь»? Уже стала. Твоё имя давно всё за тебя сказало – Гера… Гера…
Гере делалось противно о таком низком мнении насчёт своих друзей. Гости пепелили взглядом, а мама стояла рядом и смеялась. Сейчас она откроит им всем истину, которую так долго искали Молдер и Скалли.
- Вчера я у неё за книгами нашла вещицу очень интересную. Никак такого не ожидала…, - начала мама. Дело в том, что это не была бутылка вина, пачка сигарет или ещё что-нибудь в этом духе. Мама нашла помятую чёрную тетрадь, на обложке которой за слоем граффити были слова «продолжай надеяться». Содержимое давало полное представление о характере девочки, о её переживаниях и депрессиях, в общем о всём, что творилось у неё в голове около двух лет. В тетради были её стихи.
- Мама! Ты же обещала не рассказывать об этом никому, - Гера произносила слова медленно, чеканя каждое слово.
Она смотрела на мать. Их взгляды встретились. Гера не двигалась; в карих, огромных глазах можно было многое прочитать. Тогда-то мамочка и испугалась. За кого? И за себя, так как не знала реакции дочери, и за неё – просто в неподвижных глазах отчётливо видела собственную вину. Вчера, до приезда мужа и гостей, она переборщила с Martiny, а теперь боялась, что Гера обо всём расскажет.
- Мама! Я никак от тебя не ожидала… Я еду в Москву с тётей Викой. Немедленно. Прощай, мама!
- Эй-эй. Погоди, - вмешался отчим, выхватывая из её рук портфель, - ты никуда не поедешь – ещё не имеешь права что-либо решать. В дом – быстро.
- Ладно, оставь её – пусть делает что хочет. Я не могу так больше! Эй, Земля! –обратилась она к Гере, - Снега на Антарктиде растают с такими жаркими переговорами. Надоело! Слышите, надоело! Хотела быть с тобой всё чаще и ближе – получается реже. Иди! Исчезай, куда хочешь. Не думай о родителях – только о себе, о своих друзьях и одинаковых проблемах! Убьёт такая любовь мир, Гера…
Гера забрала портфель – и вот она уже около серого джипа. В её волосах запутался ветер, он же осушил слёзы. Девочка медленно села в машину и вдруг почувствовала себя как-то неуютно, было жуткое ощущение, что что-то должно произойти, что-то неладное, после того как водитель вставит ключи и дотронется до крайней педали, выжимая её до пола…
Дверь с грохотом закрылась.
- Ну, мы поехали. Позвоним, как будем на месте, - нервно сказал водитель.
- Куда звонить? Сюда? Если положите что-нибудь на мой счёт – то пожалуйста, - ответил отчим с таким серьёзным выражением лица, что это не было похоже на шутку.
Хотя, если вы услышите на автоответчике: «Меня нет дома – подождите, а если нет времени, то отправьте информацию по факсу, только сначала купите его мне.
Мама Геры, опираясь на машину, даже не понимала, что единственная её дочь уезжает с уставшими гостями и одна проведёт целую бессонную ночь в большой и пустой квартире, совершенно одна: с пустым холодильником и с пустыми сердцами родителей. А проведёт ли она вообще эту ночь?… Она подошла к машине, стукнула кулаком по стеклу и сказала:
- Гера! Номер квартиры 217, а не 209…
Ветер уносил серенький джип всё дальше и дальше; родители быстро исчезали из виду, а вода в пруду так манила… Воздух был пропитан влагой, деревья согнуты, а картину портили лишь выхлопные газы одинокой машины с одинокой девочкой. Играла какая-то музыка в салоне и совсем иная в наушниках. Водитель с женой о чём-то горячо говорили, скорее спорили.
Полил дождь, который наполнил водой улицы, сердца и глаза. Все повернулись к Гере спиной, никто не улыбался, все игнорировали её.
«…Я разбегусь из окна, я знаю не будет больно, я помню как это делать…» - пела Земфира. Слёзы заполняли глаза, Гера пыталась разобраться в себе – когда такая жизнь началась, когда она сказала детству «нет» и шагнула куда-то далеко, легко переступив запретную черту?
«Мама! Почему? Может, я виновата? Если так - прости, если сможешь. Мама! Оставь его, вспомни обо мне. Я ещё здесь. Ты ведь одна у меня. Прости за все обиды, а я пойму твои разочарования. Мама! Давай начнём новую жизнь – я и ты, больше никого нам не надо!..»
Это мысли беззащитного, обиженного и униженного ребёнка. Это не пустые слова, запутанные во лжи, а настоящие переживания, истинные чувства к единственной матери…
…Давно не в ладах мы с судьбой
Ах мама, мама, мамочка!
Я больна… тобой!
Она тихо прошептала эти заветные три строчки своего стихотворения. Это были последние её слова о маме. Через секунду она поймёт, что больше никогда её не увидит и не сможет обнять. Скоро всё закончится…
Серый джип медленно слетает с дороги, Гера смотрит за окно и отказывается понимать происходящее – ей не удастся больше обнять маму. Она пытается что-то сказать, но сердце бьётся реже и реже.
- Я люблю тебя!
Вспышка – перед глазами проносится вся её жизнь и впервые за несколько лет она отчётливо видит лицо родного отца – он красив, добр и понимает её. Гера любит его
- Я люблю тебя! -, кричит она изо всех оставшихся сил, пытаясь бороться со светом за собственную жизнь. Она не хочет идти по длинному чёрному туннелю. Гера хочет жить, но уже не ради себя…
Прости меня, не плачь, - слова вылетают сами по себе, а дыхание больше ей не повинуется…
Через семь минут сотрудник ГАИ обследует аварию, позже на «скорой» увозят двух пострадавших и опрашивают свидетелей. Через пол часа неприятный мужской голос с недоумением отвечает на звонок по мобильному…
-Гера! Ты не должна была ехать. Нет-нет! Это неправда! – кричит её мать, рыдая на кровати дочери. Под подушкой лежит мятый листочек из органайзера, который она скоро найдёт…