Еще шла Гражданская война, а крестьяне деревни Кашино решили построить атомную электростанцию.
— Ежели с каждой души по тыще рублев скинуться, — рядили они на сходе, — аккурат на станцию хватит. А, может, даже чуток останется.
— Тыща рублев — не дорого! Мы все хозяева справные, денег много.
— А купишь на них сейчас шиш чего. В городе ни мануфактуры, ни сапог. Скоро совсем в лапти да в сермягу оденемся.
— И керосин дорогущий — одно разорение.
— Станции этой, слышь, керсину не надо. Ее только пусти — сто лет проработает без остановки.
— Вишь ты, выходит, прямая выгода.
Порешили. Деньги собрали, больше миллиона рублей, и послали в разные стороны гонцов. Кого за гвоздями, кого за цементом.
Гонцы быстро вернулись и все привезли. И то сказать, коли у тебя на руках миллион рублей, что угодно достать можно. Вот только урана нигде не оказалось. Ни в Москве на Сухаревке, ни в Одессе на Привозе.
Вновь загалдели мужики:
— К Ленину, к Ленину ходоков отправить! Он, слышь, башковитый. Враз поможет.
Ленин, как просьбу крестьян из деревни Кашино узнал, к карте подошел, что-то на ней поглядел, а потом вызвал по телефону матроса Железняка. Вошел матрос Железняк. Ростом до потолка, плечи — косая сажень. Весь обмотан пулеметными лентами, на голове бескозырка и лицо красное — ветром революции обдуто.
— По Вашему приказанию, товарищ Ленин, прибыл!
— Вот что, товарищ Железняков, — подходит к нему Владимир Ильич. — Вы бывали в степи под Херсоном?
— Так точно! — отвечает матрос Железняк. — Ездил там на своем бронепоезде. На днях снова туда собираюсь, махновцев бить.
— Вот и прекрасно! — Обрадовался Ленин. — Ко мне товарищи из деревни Кашино приехали. Они хотят атомную электростанцию построить, да вот уран никак найти не могут. А в степи под Херсоном — я по карте посмотрел — этот уран как раз и зарыт. Посылаю Вас туда, товарищ Железняков, за ураном для трудящихся крестьян. Справитесь?
— Да я за трудящихся крестьян, за мировую революцию, жизнь положу! Будет у них, Владимир Ильич, этот уран или душа из меня вон! Сколько нужно?
— Вагона три-четыре хватит. Только название не забудьте. Давайте я Вам на бумажке напишу: уран. Слово для Вас новое, необычное.
— Что же здесь необычного? "Уран" у нас в Гавани первейший бордель был. Так что не забуду. Не волнуйтесь, Владимир Ильич.
Свое обещание матрос Железняк выполнил. Привезли ходоки уран в Кашино, а там уже построили реактор, столбы деревяные вдоль улицы поставили, медные провода на них натягивают. Председатель сельсовета избы обходит, всем раздает лампочки Ильича.
На открытие станции, как обещал, приехал Ленин. Детишек на автомобиле покатал, реактор осмотрел, в новой избе, где поставили пульт управления, побывал. Потом на митинге выступил.
Когда стемнело, председатель сельсовета запустил электростанцию. Сразу во всех избах и на улице свет зажегся.
Все закричали "Ура!". И Ленин вместе с кашинцами радовался.
Когда он умер, крестьяне свою станцию назвали его именем, а в реакторной избе большой портрет повесили.
Тут бы, казалось, и сказке конец. Да это только начало.
Через несколько лет из города в Кашино приехал уполномоченный агитировать крестьян в колхоз.
— Сообща — сказал, — и гулять, и работать веселее. А коли объединитесь в колхоз, государство вам поможет, трактор выделит, чтобы на нем пахать. Железного коня, значит.
Смеются в ответ крестьяне:
— Нашел, чем удивить! Да у нас, почитай, на каждом дворе электроплуг имеется.
Уполномоченный рот разинул:
— Откуда?
— Сами сделали. Инженер наш, с электростанции, Густав Иванович, придумал, а кузнец Силантий да комсомолец Мишка собрали. Только моторы в Москве купили. Ну, да погоди, Мишка скоро и их собирать навострится. Может тогда, наоборот, в Москву свои моторы продавать повезем. Вы еще про нас, кашинцев, услышите.
Тут только уполномоченный разглядел, что улицы в Кашино, не в пример окрестным деревням, мощеные, дома чистые и светлые, а люди приветливые да веселые, словно уже сто лет как при коммунизме живут. Поехав в город, рассказал он все
это секретарю укома. Тот в Кашино наведался и ринулся докладывать в губернию. Секретарь губкома тоже к кашинцам приехал, прежде, чем в ЦК звонить.
— Молодцы! — похвалил он. — А в колхоз, все же, записываться надо.
С тем и уехал. И в Москву позвонил. Доложили Сталину.
— В деревне Кашино крестьяне атомную электростанцию построили и теперь живут, радуются. В колхоз вступать не хотят.
— Долиберальничались! — сказал Сталин. — Вся страна по карточкам живет, из последних сил Днепрогэс да Магнитку строит, а кулаки под самой Москвой свое гнездо свили. Почем зря транжирят электричество. Это — явный саботаж! В колхоз уже не хотят идти, да к тому же радуются!
Рядом Семен Михайлович Буденный стоял. Сам высокий, усища — в разные стороны, а на боку — казацкая шашка.
— Разрешите мне, Иосиф Виссарионович, — говорит — кашинское кулачье к общему знаменателю со всей страной привести. У меня им недолго придется радоваться.
И послал отряд своих рубак-буденновцев в Кашино. Да кашинцы тоже не лыком были шиты. Уже давным-дывно они, чтоб коровы не разбегались, все деревенские угодья обнесли высокой изгородью из проволоки, а по проволоке электричество пустили. И когда отряд особого назначения на ту изгородь наткнулся, всадников всех до единого посшибало с коней электрическим ударом. Да так током стукнуло, что ни они, ни их лошади больше к проволочке той неприметной и приближаться не захотели. Буденный, когда об этом узнал, шашку схватил и всю мебель у себя в кабинете сгоряча едва не изрубил.
Да его Тухачевский остановил.
Буденный с Тухачевским в ту пору чай пили, в шашки играли и про будущую мировую войну спорили. Буденный говорил, что его конникам только прикажи и они в Варшаве позавтракают, в Берлине пообедают, а вечером в Париже шампанское будут пить за победу мировой революции. Тухачевский же ему доказывал, что на танке воевать не в пример сподручнее.
— Вот ты, Семен, и убедился, что кавалерия бессильна против техники. Надо кашинских мятежников танками передавить.
На следующий день рано утром в Кашино ворвалась танковая бригада. Вдруг из крайней избы по танкам ударил крупнокалиберный электропулемет и изрешетил боевые машины, словно жестяные тазики. Танкисты отступили, а кашинцы в честь победы вывесили на реакторной избе красное знамя.
— Да, недооценил я этих крестьян — сказал Тухачевский.
— Это им мировая буржуазия помогает, не иначе – сказал Буденный, втихаря радуясь, что и выскочке-Тухачевскому намяли бока.
За дело взялось ГПУ. Списались с Японией, выписали из города Хиросима крупнейшего специалиста по атомной энергии, професора Фудзияму. Тот в Кашино приехал будто бы на экскурсию. Его встретили радушно. Накормили, напоили. Инженер Густав Иванович завел гостя в реакторную избу и все про станцию рассказал на английском языке. Фудзияма даже какие-то ручки на пульте сам покрутил и к вечеру уехал.
А на другой день реактор взорвался. Над Кашино встал атомный гриб. К тому времени вся округа была оцеплена, чтобы отлавливать тех, кто побежит из горящей деревни. Да только никто оттуда не выбежал.
И здесь бы, пожалуй, сказку можно было закончить. Да не хочется. Что же дальше-то было?
То место, где стояла деревня Кашино, обнесли колючей проволокой и сперва сторожили, а потом пост сняли за ненадобностью. Оттуда наружу никто не выходил, да и из окрестных деревень никого на гиблое место не тянуло. Не скоро местные ребятишки стали под проволокой в Кашинский лес пролазить и грибы-ягоды собирать. Они там росли в изобилии и преоогромные.
Раз девочка Маша туда пошла и заплутала. Только плакать собралась, вдруг слышит откуда-то голосок тоненький-тоненький ее зовет. Оглядывается — никого нет. А голосок снова окликает:
— Девочка! А, девочка!
Пригляделась Маша — под елкой огромный боровик растет.
А под шляпкой боровика у маленькой избушки мужичок с ноготок стоит. Он-то ее и зовет:
— Девочка! А, девочка!
Маше сразу интересно стало и плакать расхотелось. Она на корточки села и с мужичком разговор завела:
— Ты кто, гномик?
— Нет, — мужичок отвечает. — Я — муравский житель, родом из деревни Кашино, и звать меня Тимофей Иванович или попросту Тимоня.
И пригласил Машу к себе в гости, чаю попить.
— Как же я в твою избушку войду — Маша спрашивает. — Она у тебя вон какая крохотная.
Тимоня из карманчика какой-то фонарик достал, на Машу красным светом посветил, и она мигом уменьшилась. Зашла к Тимоне в избу, а там светло, просторно, электричество горит, а посреди стола самовар кипит, гостей созывает.
Тимоня Машу чаем из лесных трав угощает, блюдце со сладостями придвигает:
— Это, — говорит, — молочко стрекозы. Попробуй, тебе понравится.
И вправду, молочко такое вкусное, что словами не описать. А Тимоня Маше рассказывает:
— Когда наша атомная электростанция рванула, народу ужас сколько поубивало. А кто в живых остался стали вдруг в землю расти. И такими маленькими стали, как я. В страну Муравию попали, мурава для нас, как для тебя дерево. Мы сперва перепугались, да потом привыкли. Приспособились на муравьях пахать, стрекоз доить. Жить-то надо. Инженер наш, Густав Иванович, да кузнец Силантий с Мишкой-комсомольцем вновь электричество провели. Только теперь нам энергию лесные светляки дают. Так что сыты, одеты и при свете сидим.
По вечерам, после работы веселые посиделки устраиваем.
Целый день Маша в муравской стране гостила. Тимоня ее даже на стрекозе покатал. Под вечер только домой собралась. Тимоня ее на опушку леса вывел, из фонарика зеленым светом на девочку посветил, вырасла Маша, как была.
— Ну, понравилось тебе в нашей Муравии? — Тимоня ее спрашивает.
— Очень — Маша отвечает. — Век бы здесь жила! Только не могу. Меня дома мама с папой дожидаются. И еще киска Мурка. Я их очень люблю.
— А папа с мамой у тебя работящие?
— Очень.
— За чем же дело стало? Пусть к нам, в Муравию, переселяются. Места всем хватит, а работящие люди нам нужны. И твою любимую кошку Мурку к делу пристроим. Зови их к нам.
— Ой, не знаю, согласятся ли?
Пришла Маша домой, все родителям рассказала. Мама с папой посидели, подумали. С места трогаться страшно. Здесь все же изба, скарб какой-никакой. Опять же, кошка Мурка на печке. А потом решились.
Рано поутру встали, умылись, лукошка взяли, в них хлеба на дорогу положили. А Маша в свою корзинку кошку Мурку спрятала. Пошли по тропинке в сторону Кашинского леса, пролезли под ржавую колючую проволоку и в чащу ушли. И, видать, отыскали Муравию, потому что больше в свою деревню невозвращались.
Вот тут сказочке и конец.
1991