СУЖАЮЩИЕСЯ КРУГИ
В одном селе, где у многих было по три руки, чтобы схватить побольше, а земля была такая жирная, что у непривычных людей от одного ее вида случалось расстройство желудка, жил мельник, не имеющий имени и богатый. Был он большего роста, и часто в его волосах замечали запутавшиеся кусочки облаков, а то и застрявшие молнии. Его лицо было постоянным и только нос менял свою величину в зависимости от тепла. В крещенские морозы он почти исчезал и сопли шли через глаза, выкорчевывая мощью своих волн древоподобные ресницы. В июльскую жару нос вырастал в такие величины, что вызывал вожделение у женщин, а при ходьбе бился о живот, печально поглядывая на дорогу двумя ноздрями, поросшими рыжим волосом, из которого получались хорошие силки для птиц.
Только одной птице эти силки были не страшны, она жила в левом ухе у мельника и несла столь малые яйца, что их никто не видел, хотя птенцы из них вылуплялись регулярно. Птица была юркая и опытная, для гнезд искала добродетельных женщин, ныряла им под юбку, ублажала, даря им маленькие радости, откладывала свои яйца и улетала. Если мужское семя не тревожило гнездо, то через месяц появлялись птенчики, своим копошением и пением радующие носительниц. В день третьих месячных со дня появления на свет, птенцы становились на крыло и улетали в неизвестные края.
Мельник смотрел им вслед и махал правой рукой, которая была больше, чем левая, а на большом пальце произрастала вторая голова. Несколько раз мельник откусывал ее и сплевывал вдаль, но всякий раз голова отрастала, а на шее появлялись следы собственных зубов. Неприятно, поэтому оставил ее в покое, пусть растет. Говорили, что на третьей руке, росшей со спины, на каждом пальце росло по голове и все разные. Но никто не видел мельника голым, чтобы это утверждать. Он никогда не раздевался, даже когда ложился с женщиной. Голый человек может стать легкой добычей, одетый же неприступен. А может кожа была у него только на лице и руках, в остальных же местах только кровавое мясо, показывать которое стыдно.
Многие женщины хотели узнать об этом, но забывали обо всем. Помнили только, что член мельника есть человек со сросшимися ногами, а голова и руки обычные. Благодаря усердию тех рук женщины вспоминали то, чего не знали никогда. Некоторые сходили с ума, другие начинали говорить на незнакомых языках, третьи бродили в забытье по небу. В летние месяцы человек бездействовал, его заменял разросшийся нос, по ноздрям которого текло семя. Если передавить правую ноздрю, то рождались девочки, а если левую, то мальчики, если не передавливать обе, то двойни, а если передавить обе, то не рождался никто, разве что мертвецы. Нос брал не умением, а размерами, но так продолжалось до первых осенних дождей, когда он сморщивался и убирался восвояси, а глаза заполнялись соплями.
Ноги мельника были кривы и поросли хмелем, зеленым даже зимой. Пиво, сваренное из этого хмеля, очень воняло потом и валило с ног даже богатырей. В морозные зимы, когда нос проваливался в голову, только пиво и дрова, вырубленные на собственных лесистых ляжках, спасали мельника от холода и длинных ночей. На лбу у мельника был глаз, обращенный вовнутрь и видевший то, чего не было, но он редко открывался. Под ногтями мельника жили души предков, неизвестно чьих, но печальные. Таков он был.
Жили ли его предки здесь или пришли из других мест, никто не помнил. Время здесь было похоже на мутную реку, быстро заносящую следы прошлого и не дающую разглядеть будущее. Старики считали, что нет ни прошлого, ни будущего, а одно лишь кружение, причем круг невелик, так что долгожители успевали прожить по три раза одинаковые события. Некоторые даже смерть. Сельский священник, умиравший за жизнь два раза, утверждал, что круг сжимается и происходит постепенное нагромождение людей, событий, предметов, так что скоро все смешается, наступит великая путаница, люди потеряют даже себя и начнется конец, от которого никто не спасется.
Мельник улыбался, слушая эти слова, он был уверен, что его минет чаша сия. Он неподвластен никому, у него нет имени, а значит не за что ухватить и поставить на колени. Даже бог не знает его имени, а значит, не может приказать. Он сам не знает своего имени. Его называют тот или мельник, но это указания, а не имена. Знающий указания бессилен, знающий имя – господин. Мельник никогда не раздевался, потому что на спине было вытатуировано его имя. Татуировку можно было прикрыть рукой, но доверия к третьей, спинной руке не было. Куда надежней была одежда, она не предаст и не взбунтуется.
Сам мельник иногда хотел узнать свое имя, но спина была недоступна его глазам. Смотреть же в зеркало не хотел, потому что тогда его стало бы два и неизвестно кто остался, а кто исчез, как отражение. Не хотел рисковать, видел уже несчастных, ставших видениями, после того, как они смотрели в зеркало. Они потеряли все. Вода тоже могла стать зеркалом, поэтому он мылился глиной и умывался песком, в котором нет отражения, а значит и опасности. Чтобы не бояться новых монет, мельник слюнявил их своей ядовитой слюней, от которой животные бесились и умирали. Монеты же покрывались темной коркой и становились безопасными.
Монеты очень легко доставались ему. Стоило только сильно тряхнуть головой, как из правого уха котился золотой. Разбойники хотели отрезать столь ценную голову и разбогатеть, но не нашли такой длинной лестницы, чтобы подобраться к шее. Взобрались только до пояса, скоро начался голод, когда возвращались на землю, то заблудились в ножных дебрях и умерли от зловония. А мельник продолжал иногда крутить головой, добывая золотые на пропитание.
Так жил он много кругов, пока из-за своей похоти не стал мельником. Однажды он понял, что женщины слишком слабы для его удовольствия. Он не привык довольствоваться частью и решил отрубить член за ненадобностью, но тот взмолился не губить зря человеческую душу. Так как был хитер и многое повидал, то предложил выход. Купить мельницу. Долго пришлось крутить головой, так что даже глаза выпали из орбит и болтались на нервах, как побрякушки, прежде чем собралась нужная сумма золотых. На них купил самую большую мельницу в округе. Все удивлялись, зачем ему мельница, он стряхивал удивление под ноги и топтал, пока не выходила удивленная сметана. Он ведь и сам не знал зачем ему мельница, просто слушался своего члена. Зашел в новоприобретенное имущество и стал выполнять указания органа. Оказалось, что жернова могут приносить куда большие удовольствия, чем лоно простой женщины. Он познал новое, нос и член были довольны. Мука с его семенем была столь питательна, что хлеб из нее не требовал мяса. Узрев такую выгоду, крестьяне стали возить зерно только на эту мельницу и расплачивались щедро, так что скоро не нужно было крутить головой, золотые добывались другим способом.
Долго ли продолжалось то благоденствие неизвестно, круги жизни мотались быстро, помнить их не помнили. Однажды мельник взглянул на небо и увидел, что звезды сошлись в буквы и составили слово. Это могло быть его имя, ведь он не знал его, к тому же и не умел читать. Мельник встревожился, глаза изменили цвет, птица в ухе закричала, спинная рука сжалась в кулак, из головы выпало несколько давно торчащих молний. Если его имя было на небе, то любой мог прочитать и покорить обладателя имени. И любой мог обмануть, прийти, сказать, что знает имя, а нужно будет покориться.
Но будет ли названное имя его именем он не знал. Возможен обман. Мельник не хотел быть обманутым, в одном из кругов был таким и помнил, что обидно. Но как уберечься? Все его головы подумали, что нужно узнать имя. Ни одна не подумала как. Может увидеть себя голым во сне, но это невозможно, он ведь никогда не раздевался. Да и сны опасная вещь. Лабиринт с тысячью дверей. Выйдешь и потеряешься. Чтобы такого не случилось привязывал себя ремнем к кровати и глотал золотую цепочку, которая должна была удержать душу от опасных путешествий в лабиринтах сна.
Иногда мельнику казалось, что он не местный в этом теле, что когда-то он покинул свое и бродил по снам, пока не нашел пустое тело. Как-то раз он проснулся и оказалось, что ухитрился ночью обделаться, цепочка вышла из тела. Следом могла выйти и душа, заблудиться в снах, пропасть. Сон мог длиться годы, даже круги, пока в пустующее тело не забрела чужая душа и тогда мельник проснулся. Трудно отыскать свободное тело и чтоб такого больше не повторилось, цепочка глоталась на крепкой веревке. Так что никакие болезни желудка не могли повредить душе. Сны были обезврежены.
Так он думал, но по-прежнему не знал своего имени. Нужно было узнать имя. Мельник оседлал трех коней и пошел пешком в страну за большой рекой, где жил человек знающий все имена и еще половину. Человек этот имел только одну голову, но она была столь велика, что начиналась с поясницы. Желудок, сердце и прочая требуха не умещались в человеке и лежали сложенные в специальный мешок, сплетенный из волос печальных девственниц веселыми евнухами. Мешок возили на санках полозьями которых были бивни слонов-самоубийц, а деревянные части из дуба, никогда при жизни не видевшего молний. Санки возили люди, имена которых были столь длинны, что их лучше было не знать, иначе забудешь все остальное. Эти люди были покрыты корочкой забвения, отчего им было всегда тепло.
Знаток имен шагал всегда впереди санок с потрохами и подбрасывал вверх кости. На костях были изображены буквы, они складывались в имена и человек запоминал их. Он хотел достигнуть знания всех имен и еще столько же. Тогда он будет знать две буквы из имени бога. В имени бога три буквы и чтобы знать имя бога, нужно знать все имена трижды. Для этого голова должна начинаться от пят, но людей с такими головами не бывает. Поэтому богу нечего бояться, что его узнают и покорят.
Мельник не был богом, он боялся и шел к знатоку имен, чтобы узнать своё. Ноги мельника были столь кривы, что колена царапали землю, пятки вытирали на ягодицах поляны, член шел на своих руках, а руки мельника шли сами по себе. Сзади плелись три навьюченные лошади. Легче было ехать на них, но путь к знатоку имен труден и не скакать нужно, а мерить землю шагами. Земля ведь тоже круг. Пространство круг, время круг, все, кто внутри, бегущие белки, а тот, кто снаружи, удивленный наблюдатель. В одном его имени трижды все имена.
Мельник знал, что в кругу прямая самый ненадежный путь, поэтому петлял, ходил в сторону, делал шаг вперед и два в бок. Благодаря этому, всего лишь через несколько градусов времени, он увидел человека с головой, опирающейся на член. Сзади человека ехали сани, влекомые людьми со столь длинными именами, что их приходилось заплетать в косы, дабы они не мотались под ногами. Мельник поклонился большеголовому.
-Ты ли знаток имен?
-Я.
-Скажи мне моё имя.
-Разве ты не знаешь?
-Нет.
-Значит ты чужой в своем теле. Абориген помнит своё имя, оно навек отпечатано в нём. Хотя, может быть, ты забывчивое исключение. Почему ты весел, а кони твои изнеможенные?
-Они везут подарки тебе и устали, а я рад, что узнаю наконец своё имя.
-Ты знаешь какую плату я беру?
-В мешках золото, за него можно купить любую плату.
-Кроме буквы.
-Что такое буква?
-Осколок слова, его начало и конец.
-Зачем тебе буква?
-Я хочу знать еще больше имен. Я составил все возможные имена из букв, которые у меня есть. Мне нужна новая мозаика для новых картин.
-Где можно взять буквы?
-Где хочешь.
Мельник тряхнул головой, из уха вылетела птица, строившая гнёзда в лонах женщин.
-Птица, мне нужны буквы, иначе уши мои закроются навсегда.
Птица стала рисовать клювом по песку.
-Восемь букв я знаю, а две возьму в оплату, но этого мало.
Человек-член нарисовал несколько букв.
-Еще две возьму.
-Бери, только скажи мне моё имя.
-Я не могу сказать его.
-Ты не знаешь моего имени?
-Я знаю все имена! Но я не знаю какое именно твоё. Зато мне известно, как узнать твоё имя. Оставь семя в женщине, пусть родится дитя и на его спине ты увидишь своё имя.
-Я оставил в женщинах целое море семени, они рожали множество детей, но спины всех младенцев были чисты.
-Значит ты не нашел женщины, равносильной тебе.
-Разве такие бывают?
-Бывают. Кем ты чувствовал, когда возлежал с теми женщинами?
-Пахарем и сеятелем.
-А женщина, равносильная тебе, заставит почувствовать и пахарем и землей. Все двоично, любое имя можно прочитать с двух сторон. Можно совсем не читать и это будет третий путь, но он лишь для посвященных.
-Как найти мне такую женщину?
-Я знаток имен, а не искатель женщин.
-Других способов нет?
-Я не знаю других.
Мельник расплатился и отправился в поиски, тревожа землю ступнями и коленями. Оглядывался по сторонам, стремился увидеть женщину, способную родить ребенка с именем на спине. Шел многими землями, истратил тысячи взглядов, усталость ржавыми цепями тащилась следом, а женщины не было. И нос и член вспоминали радость жерновов, желали удовольствий, а не бесплодных хождений, но ему нужно было имя и он шел. Надежды не терял, потому что для потери нужно сначала найти.
В землях людей, измученных знанием, он остановился на привал. Мотнул головой и получил золотой. Крикнул, чтобы принесли еды. В ответ получил лишь плач.
-Почему здесь все плачут? Даже деревья ссыхаются здесь от плача, а реки горьки.
-А что остаётся делать?
-Но почему вы плачете?
-Мы избранные, нам дана возможность взглянуть на мир со стороны.
-Он так плох?
-Он ужасен. Круг за кругом нанизаны в пустоте, каждый последующий круг меньше предыдущего, а в конце точка. Все мы сходим туда и темная пустота пожрет нас.
-Не всех. Меня пробовали есть волки, но не угрызли, куда уж пустоте.
-Ты тёмен и невежествен! Пустота самый страшный волк и может съесть даже то, чего нет!
-Может вы и правы. Но пока ем я, хочу есть, вот вам золотой, дайте мне еды и расскажите, где находится ближайшая мельница.
-У нас нет еды и нет мельниц, зачем они, если скоро всех накроет темнота.
-Ну дайте хоть женщину.
-Женщин у нас тоже нет, женщины любят плакать сами и любят уверенность. Они все ушли к темным людям, способным на жалкие удовольствия, но не знающим о точке.
-Значит во всей вашей земле нет ни одной женщины?
-Есть одна, но это скорее огонь, чем женщина.
-Далеко ли она?
-Через шесть дней пути ты найдешь её хижину.
Мельник задумался и паутина мыслей струилась из ушей, сплетаясь в удивительные узоры. Вряд ли та женщина будет подходящей, он выбирал из тысяч и не выбрал, что можно говорить об одной. Попросил топор, отрубил цепи усталости и ушел из страны посвященных, а в спину ему тыкались разнообразные плачи. Шел долго, видел много, но не увидел её. Пока однажды не прилетела птица и рассказала, что есть женщина, чьё лоно настоящее пламя, мужчины сгорают в нём и даже сама птица не смогла отложить яиц.
-Мне говорили о ней, а я не поверил. Хотя каждый знает, что искомое прячется в немногом. Веди меня птица, я хочу увидеть женщину-пламя.
Они шли сквозь леса, где деревья были из камня, а животные умирали так часто, что не успевали родится и часто умерший пасся рядом с тем, кто заменил его и кого заменил он. Мельник радовался, что живёт вовремя, не спешит и не задерживается, идёт в ногу и идёт к власти над собой. Он рассчитывал, что женщина окажется подходящей, сможет потрясти его и родить ребенка с именем на спине.
Скоро птица вывела его к хижине на берегу большой реки. Но хижина была пуста, хотя в ней пахло огнём и было жарко. Птица указала на реку. Там, вдалеке, виднелась лодка. Женщина рыбачила, ловила тоскливых рыб, уставших бороться с течением и мечтающих о блаженстве не движения. Мельник крикнул и река потекла быстрее. Крик плюхнулся в воду недалеко от лодки и зашипел. Женщина смеялась. Мельник крикнул сильней и крик его вцепился железными зубами в надуманный борт лодки. Мельник стал втягивать крик в себя и лодка приближалась, пока не застыла на берегу. Женщина смеялась и в ней не было страха. Удивился, но когда увидел её лицо, то понял, что нашел. Рот женщины был расположен не поперёк, а вдоль лица, словно специально был предназначен для его носа. Мельник вспомнил слова одного старика, что все мы только обрубки, половины, нужно найти свою часть и только тогда станешь целым. Они стали целым и неизвестно сколько его семя засевало её лоно, многие круги, потому что река успела обмелеть и стать болотом, в котором жабы казнили драконов за не умение квакать вровень со всеми.
Женщина встала и сказала, что понесла, что скоро настанет день, когда его семя выйдет ростком из теплой темноты матери. Он засмеялся, обрадовался, что станет себе хозяином, взял её на руки и понёс в свой дом. Там сколотил колыбель из дерева, поваленного ураганом, распиленного колдовством, так и не отведавшего железа. На таком дереве ребёнок будет хорошо спать и не видеть кошмаров. К колыбели мельник привесил войлочный колокольчик, чтобы отгонять злых духов. Злые духи боятся тех звуков, которые нельзя услышать. За большие деньги купил у странствующих купцов живой ткани, из которой женщина пошила младенцу костюм. Этот костюм он наденет на сына, как только прочитает своё имя. Костюм поможет сохранить тайну, костюм срастётся с кожей и будет расти вместе с сыном. Снять его можно только со шкурой, но и тогда злодей не узнает имени. А это самое важное.
В ожидании имени мельник стал видеть сны чужих людей, чувствовать, что произойдёт скоро, выговаривать столь непроизносимые слова, что они вываливались из его рта серыми камнями, падали на пол и разбивались на чётное число кусков. Соседи покупали куски и носили всегда с собой, это помогало отвадить нечистую силу. Мельник смотрел на монеты, сгибал их пальцами и думал. В одном из чужих снов он взглянул в зеркало и потерялся там, а его отражение выскочило в мир и стало жить. Тогда он был в чужом сне, поэтому не страшно, но мог ведь глянуть в зеркало и в своём сне. Опасно. Страх окружал Мельника и слышен был уже смрад испуга. Оказалось, что мир зол, тело потерять очень легко, как и свободу. Старался не спать совсем, чтобы не случилось беды, ведь во снах он был беззащитен.
Как и перед человеком, знающим имя. Пришёл старичок со слезами из осколков стекла и бородой из проклятий, руки обрубаны по локоть и поросли мхом, глаза затекли ложью и стали видеть мир через неё, на ногах кандалы из чёток. Старичок сказал, что знает имя и приказал склонится. Мельник задрожал и подумал, что мог по недосмотру раздавить старика. Что было бы! Упал на колени и хотел повиноваться, но женщина сказала своё слово. Что может ложь, может старичок хочет получить то, что ему не принадлежит. Мы не знаем имя, не можем проверить. Пусть дождётся ребёнка, ты осмотришь спину младенца, прочтёшь своё имя и тогда решишь как быть. Если он знает, мы покоримся, а если нет, то сделаем ему муку, такую страшную, что небо закроется облаками, только бы не видеть этого ужаса.
Старичка посадили на цепь и кормили требухой с огурцами, чтобы узнать правду. Он долго кричал, что знает, а потом умер от печальных предчувствий. Мельник раскусил голову покойника, но не нашел правды и там. Сплюнул и забыл. Женщине скоро было рожать и лицо её пропало в тревоге, а волосы плелись косами. Однажды она закричала и зубы её стало вытёсывать огонь. Она кричала очень долго, так долго, что замёрзла и кожа её сморщилась. Мельник принёс одеяла, сделанные из порезанных на полосы облаков, расшитых бусинками крови ягнят. Стоял рядом и ждал, пока она не подаст знак. Она кивнула, разжёг свечи темноты, чтобы даже невидимые создания не могли увидеть его имя на спине младенцев. Приподнял одеяла и положил руки на оба её лона. Из каждого шла жизнь, удивительная на ощупь. Раньше он держал в руках младенцев, но это было что-то другое. Удивлённо мял их и слышал солёное хлюпанье. Потушил свечи темноты и увидел двух маленьких старичков в овчинах, с истёртыми посошками и обвислыми усами, в которых запуталось много пустоты.
-Женщина, всегда ли ты рождаешь старичков?
-Нет, раньше из меня выходили только пауки и печальные вздохи.
-Откуда эти старики?
-Я не знаю, мне трудно говорить, рот разорван посохом.
Мельник сорвал стариковские одежды, но их желтые, дряблые спины были чисты. Его головы поникли, а птица предлагала склевать неизвестных. В ответ на это старички протестующе загалдели.
-Мы прошли слишком долгий путь сюда, чтобы так просто погибнуть!
-Откуда был ваш путь?
-Из небытия.
-Я не знаю такого места в кругу.
-Небытие находится за кругом. Нас вышвырнуло туда случайно. Там нет ничего, даже ничего. Кто попадает туда, сразу становится пустотой, абсолютной точкой. Но мы больше к кругу привычные и пустеть не стали, раз в нас жизнь имеется, нужно жить. Мы искали путь и нашли. Мир это конус, бесконечность уменьшающихся кругов, сходящихся в точку. Точка – это конец, смерть и пустота. Мы попали туда раньше нашей смерти, попали по воле злых сил, поэтому смогли вырваться. Чтобы уйти из точки в круг, мы вошли в эту женщину и в ней подымались круг за кругом, пока не настала пора выходить. Теперь мы будем подыматься дальше, пока не достигнем наших прежних размеров, тогда остановимся и начнём скатываться в точку, как и все остальные.
-Но точка в середине кругов, а вы побывали вне круга.
-Ты умна женщина, но ведь самый центр находится вне круга и образует круг.
-Вы говорите непонятно и мои уши полны не переваренными словами. Как быть с именем?
-Каким именем?
-Моим именем, я должен был прочесть его на спине ребёнка.
-Придумай себе имя и живи.
-Так нельзя, имя очень важно.
-Чепуха, лучше одолжи нам облака на плащи и молнии вместо посохов.
-Моё имя нужно мне!
Старички засмеялись и исчезли, оставив после себя посохи из ничего и запах пустоты. Мельник щёлкнул пальцами, из щелчка вылетела бабочка, раздавил её носом. Был очень разгневан.
-Не злись, злость – то, что бросила цепная собака в бочку, где замешивался человек.
-Без имени человек, как спутанная лошадь! Каждый может подойти и завладеть!
-Ты боишься?
-Боюсь. Здесь любой может покорить меня, зная имя. Во снах я могу посмотреть в зеркало и пропасть. Всюду оскаленные пасти, от которых не спастись, а впереди точка, куда я качусь.
-Когда с опасностью нельзя бороться, от неё отворачиваются, если не хочешь сойти в точку, стань кругом.
-Как отвернуться и как стать?
-Видь только меня и забудешь про опасность, соединись со мной и мы станем кругом.
-Но ведь скалящие пасти останутся и могут разорвать!
-Если ты не видишь пастей, то их нет, а если их нет, то они не причинят тебе вреда.
-Разве можно не боятся?
-Попробуй.
Тогда мельник вошел в женщину, член встретился с носом и образовали круг, вечный и крепкий, не подвластный изменчивому времени, никогда не сойдущий в точку. Страх исчез, как исчезло всё остальное, они были вместе, они были всем, они стали миром, новым кругом в бесконечном конусе, с вершиной внизу, опрокинутым конусом.