С любимыми не расставайтесь!
А. Кочетков
Мартовское утро, бесконечное и безнадёжное, будто бы бывшее про-должением серой петербургской зимы, просыпалось на горизонте. Весна совсем не показывалась даже на улице, и тем более не было её в палате, где лежал Костя и где рядом с ним сидела я.
Это утро было точно таким же, как и шесть предыдущих, с той лишь разницей, что ещё больше, чем раньше, хотелось спать, ещё больше, чем раньше, болела голова, и ещё больше, чем раньше, путались мысли.
Вот уже седьмой рассвет я встречала, сидя на Костиной постели и держа его холодные бледные пальцы в своей ладони. Он ещё спал, и я мог-ла не скрывать слёз, которые так и катились из глаз, несмотря на все мои старания удержать их. Мне не нужно было с неестественным вниманием вглядываться в бесцветный пейзаж за окном, чтобы Костя их не заметил. Я просто смотрела на него и плакала, плакала от той смертельной устало-сти и безысходности, в которые оказалась запертой моя жизнь неделю на-зад…
Неделю назад раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и услы-шала голос Костиной мамы, которая сообщила, что его увезли в больницу. В тот момент мне даже не пришло в голову спросить, что же случилось. Просто земля незаметно уплыла из-под ног. Если я потеряю его? Бессозна-тельно выбежав из дома, я поймала такси и, проезжая по ещё сонным улицам, каждым своим нервом ощущала надвигавшуюся безнадёжность.
Сейчас всё было точно так же, только дрожь прошла. Рядом лежал Костя, больной, похудевший, измучившийся и, кажется, уже уставший бороться. Он не выпускал мою руку и слишком часто закрывал глаза.
С тех пор, как мы встретились, он бывал со мной везде, и мы - я и он - знали, знали как что-то непреложное, что каждый из нас - неотъемлемая часть другого.
А сейчас он лежал здесь, на краю смерти, и опять мы оба знали это. Всё, что я могла, - это оберегать его, сама не понимая, как. Начинался но-вый день, и до боли в горле хотелось верить в то, что всё ещё может быть хорошо. Что об этой безумной неделе можно забыть, как о кошмарном сне, одновременно приснившемся обоим.
Но по ночам всё было по-другому. По ночам меня мучили мысли о том, что я слишком бессильна. К утру эти мысли перерастали в страшную уверенность, и я почти теряла сознание.
Сколько раз я думала о том, что с утра Костя уже не проснётся. В тишине и полутьме я еле слышно звала его, и всё сжималось оттого, что он может не откликнуться. Я прижимала к груди его холодную руку, целовала его холодный лоб, отдавая ему часть своего тепла, всё своё тепло.
С утра до вечера, с вечера до утра, все ночи напролёт я проводила возле его постели. Сейчас эти ночи одна за другой проплывали в моём сознании, а слёзы всё катились по щекам, и я не могла их остановить.
- Ты плачешь? - я невольно обернулась на костин голос.
- Да нет… Это так, пустяки…
- Опять то же самое. Ну сколько можно повторять о том, что всё бу-дет в порядке? Расстраиваться из-за такой чуши по меньшей мере смешно.
- Я знаю…
- Ну вот и всё! Хватит! Прекрати сейчас же…
От бессонницы и усталости кружилось голова. Я слышала, но не по-нимала, что говорит Костя. Кажется, это было последней стадией изнемо-жения.
- Почему ты всё время молчишь и плачешь? - донеслось откуда-то уже издалека. - Ты уже выплакала всю зелень своих глаз. Сейчас же отправляйся домой!
- Ну что ты несёшь!.. Куда я пойду?.. - вспылила я.
- Ладно-ладно, - сказал Костя уже более миролюбиво. - Молчу, но всё-таки тебе следовало бы хоть на один день сходить домой. Про-сто отдохнуть, а то скоро мы поменяемся местами. В конце кон-цов, я прошу тебя. Можешь ты это сделать для меня?
- Могу, но не хочу, и давай закончим этот бессмысленный разговор.
Как мне было объяснить ему, что я не в состоянии встать из-за силь-ного головокружения, что я просто боюсь упасть и напугать его?
Я, наверное, задремала. Может быть, начинался бред. Вновь и вновь перед моими глазами вставало то первое утро. Я вновь и вновь слышала костин надорванный голос, о чём-то умоляющий. Я видела его голубые глаза, полные слёз, и изо всех сил пыталась понять, почему он плачет. Он, который всегда был сильнее меня, который верил, что человек рождён для счастья.
Когда мы впервые встретились, то мне показалась, что эта безумная вера, светившаяся в его глазах, - просто детство. Это же глупость - быть уверенным в доброте окружающего мира.
Проснулась я на плече у Кости, который старался, как мог, меня ус-покоить.
- Солнышко, ну, пожалуйста, иди домой. Ты же не хочешь довести меня, правда? Ты выспишься и вернёшься, а я к тому времени бу-ду совершенно здоров, обещаю тебе.
Сопротивляться не хватало сил, но идти куда-то было настолько лень, что я кивала в знак согласия, но не двигалась с места. Тем временем утро начало светлеть, и робкие лучи солнца показались из глуби густых обла-ков, открыв кусочек настоящего голубого неба. Неужели весна?..
Около полудня в палату зашёл доктор, мужчина лет сорока пяти, ни-когда не унывавший и вселявший надежду во всех, кто волей судьбы ока-зывался на его пути. Посмотрев на Костю, он улыбнулся, но при взгляде на меня его лицо приняло серьёзное, даже тревожное выражение. Он почти насильно выпроводил меня из палаты. Костя остался доволен таким пово-ротом дела.
Через пятнадцать минут я очутилась на улице. Не помню, сколько я простояла, задрав голову и глядя на полупрозрачный месяц. Я почти за-хлебнулась, вдыхая свежий весенний воздух. Дома, приняв душ и выпив чашку некрепкого, но горячего кофе, я залезла под одеяло и крепко усну-ла.
Мне снилось что-то очень хорошее, и поэтому, когда зазвонил теле-фон, вставать совсем не хотелось. Но звонки раздавались всё настойчи-вее. Босиком прошлёпав по холодному полу, я подняла трубку…
Неважно, какие слова неслись с того конца провода. Кто их говорил, было безразлично. Что мне пытались сказать, меня не интересовало. Я слишком хорошо умела держать себя в руках, чтобы не упасть в обморок и даже не опуститься на стоявший рядом стул. Но я знала, что он умер, потому что я ушла.