В русскую деревню мы вошли утром. Я любовался на Клауса – как марширует! Ноги поднимает выше пояса, тянет носок, руки взлетают в стороне от корпуса, застывают на пару секунд строго параллельно дорожному асфальту, а после летят на другую сторону для того же. Казалось, сам фюрер наблюдает за его безукоризненной выправкой и одобрительно салютует службисту.
Чеканя шаг, мой друг подошел к ближайшему двору, пинком распахнул калитку, и мы оказались во дворе.
Хмурый русский мужик копался в моторе своего убогого трактора. Клаус подошел к нему и закричал: - Арбайт! Арбайт шнелле, ду бист унтерменш! Арбайт мах фрай! –
Недочеловек что-то невнятно проворчал.
Из дома к нам вышла толстая славянская женщина, уже немолодая, с круглым лицом, носящим явные признаки вырождения.
- Заходите, ребята! – Она звала нас в свое жилище.
- Партизанен? Юден? Цыганен? Комиссарен?- Допросил ее Клаус, быстро и строго.
- Да не знаю… - Испугалась женщина. – Да вы заходите! –
Клаус, держа шмассер наготове, прыгнул в дом, упал в кувырке, перекатился, проверяя, нет ли засады – от этих азиатов всего можно ожидать. Коварные твари!
Через пару минут мы уже сидели за столом, перед нами – дымящаяся картошка, огурцы, селедка, кружка сметаны и мутная бутыль туземного шнапса.
Хозяйка внимательно, с каким-то сожалением смотрела на нас. Ждала, когда подействует яд?
Клаус почему-то не думал об этом. Голод притупил его бдительность. Выпив самогонки, он достал из кармана знакомую мне фотокарточку и показал старухе.
- Дас ист майне либэ фрау – Джеральда. – Ткнул пальцем в рыхлую бабу с неопрятной прической и бледным одутловатым лицом. – Унд дас ист майн зон! – Палец указал на неарийской внешности курчавого паренька, сидевшего с бабищей за столом.
- Майн зон ист им Гитлерюгенд! – с гордостью добавил Клаус.
- Сын с женой! – догадалась туземка.
Вычистив тарелку, Клаус с истинно арийской вежливость поблагодарил старуху: - Данке шен, русиш швайн! -
Вдруг дверь отворилась. Даже захмелевший, Клаус не утратил быстроту реакции. Точным ударом ноги выбил из-под себя табурет, рванул с плеча шмассер: - Хальт! Хенде хох! –
- Нихьт шиссен. – устало улыбнулся Борис Семеныч, забирая у него ножку от стула с торчащей из нее перекладинкой – «рожком».
Обезоруженный, Клаус бросился на него, но двое верзил в серых застиранных халатах привычно скрутили его и потащили во двор. Я пошел следом сам.
Самка низшей расы шла за нами, причитая негромко: - Ах, ребятки – ребятушки… матерям-то какое горе! –
Во дворе, у фургона, Клаус яростно улыбнулся, обнажив крепкие зубы, и стал скандировать:
- Юден – нихт гут!-
- Юден – капут!-
А потом, когда его заталкивали в кузов, прямо в лицо Борис Семенычу – Эссен майнэ шайзе!-
- Essen Du Ihre Scheisse.- Пробормотал доктор, запирая за Клаусом дверь. – Мишугина…-
Я уселся в кабине. Я не буйный.
Толя, шофер, сочувственно посмотрел на меня: - Ну что, подхарчились? –
Я кивнул.
- Блин, на обед опять гороховый суп будет. И хлеб. – Сообщил он. – Запарили! Денег у них нет! Хоть с вами ходи чтоб пожрать нормально! Возьмете?-
- У Клауса нужно спросить. –
- Да ну его…Отмороженный. –
Значит, к обеду успеем. Наемся еще раз. Хорошо! Пока Клаус в холодной сидит, мы с Наполеоном в преферансик сообразим.
Играть будем по крупному.
На завтрашний кисель.