Он был последним. Последним, кто остался зарабатывать денег на мокром тротуаре промозглым поздним вечером. Последним после того, как ушли проститутки, продавцы наркотиков, уличные воры… Последним из тех, кому кто-нибудь бросил бы хоть грош. Последним, кто верил в то, что он не просто смешит толпу, но пытается проповедовать ей. Он был последним мимом…
Худое лицо под слоем белил, большие нарисованные красные губы, одна голубая слеза на левой щеке...
Он творил чудо. Развлечение для толпы – угадывать что он творит. Вот наклонился и … гладит кошку. Точнее - Большого Кота. Так гладят только большого голодного уличного котяру…
Чудо. Рождение мира от движения рук. Мира, невидимого толпе. Мира, не требующего места на тесном тротуаре. Мира, из которого, как из кармана, можно вытащить в это мир все, что нужно.
Вот сейчас вытащим коврик чтобы было не так холодно сидеть на каменном бордюрчике. И еще новые перчатки. У старых совсем прохудились кончики пальцев.
Мир мима – забава для толпы.
Резкий звонок. Телефон. Неожиданно. Он даже вздрогнул. Долго нащупывал трубку, пока она сама не прыгнула руку со звенящего аппарата. Светлое лицо. Радостная улыбка, позвонил друг детства. Немой крик лица: «Как ты!? Сколько лет?» «Да конечно!» «Сколько тебе нужно?» «Конечно, конечно!» «Когда зайдешь?» «Уезжаешь? Надолго?….» «Деньги отдать жене?» «Хорошо…» «Пока……….» Бросил трубку в сторону от телефона, чтобы больше никто не позвонил.
Рука вытянутая от себя, контур овала, ладошкой разгладим поверхность… Зеркало. Чуть улыбнулся. Поправил прическу. Наклонил голову … в одну сторону… в другую…. Провел ладонью по чисто выбритой щеке. Потянул к низу кончик губы. Грим смазался и лицо приобрело вид вечной иронии.
Конверт. Бумага шуршит разворачиваясь в руках. Письмо в несколько строк. От женщины, от той единственной и неповторимой . Читает жадно… и… закрытые глаза . Полуулыбка с полуболью. Закушенная губа. Садится на мокрый асфальт. Обхватывает колени руками.
Чуть движение кисти руки. То ли плачет, то ли вздрогнул от промозглой сырости. Собачка. Маленькая и лохматая. Глаза немного испуганы. Он открывает глаза и гладит пса. Запускает руку в густую спутанную шерсть на холке… и ласково треплет глядя вдаль.
Встань! Будем радоваться! Праздник! Новый год! Взмах руками, по-детски завороженный взгляд - ЕЛКА! Огни. Подарки. Дети. Девочка с большим белым бантом. Можно водить за руки хоровод, а можно просто смотреть как горят дрова в печке.
На праздник совсем нет сил…
Движение руки, полуулыбка губ. Он лепил мир на тротуаре. Зачем? Он сам не знал. Для него это как говорить. Но трудно говорить с пустотой. Она ничему не противоречит, но ничего не возвращает.
Кисть руки в задумчивости. Можно нарисовать яблоко. Большое, найденное в саду пока еще не высохла роса. Им можно быть сытым сегодня весь вечер. И всю ночь. Может быть, им можно быть сытым всю оставшуюся жизнь.
Дрожание рук, и колен. Скрипка. Он прижималась к щеке как влюбленная девушка к своему первому мужчине. Она молча стонала, плакала и пела. А он раскачивался под ее музыку и дрожала рука со смычком.
Подними с асфальта бутылку вина. Даже кувшин. Кувшин старого вина из винограда выросшего на южном склоне холма. Это вино помнит жаркое солнце и теплый дождь, и руки старика заботливо, почти трогательно, собиравшего грозди, и ноги молодой девушки, что танцевала на винограде выдавливая из него сок для вина… Оно помнит безумно много. Вино в старом кувшине. Ты выпей немного. Совсем чуть-чуть, так чтобы почувствовать молодое солнце в своей крови.
Камень. Кто его бросил из толпы? Он со страхом поднял глаза. Толпа шла мимо. Толпа не била его, не бросала камни, не топтала. Люди просто поджимали губы и шли дальше. Он заглядывал им в глаза и молча говорил о любви.
На улице становилось все холоднее и люди торопились домой.
А потом он опустил голову. И Нарисованная голубая слеза скатилась с лица. Он поднял руку и одним движением набросал контур двери. Потом ручку на двери. С трудом нажал на ручку, потянул на себя и узкий лучик света, до этого пробивавшийся ниточкой откуда то сверху, стал расширяться. Он распахнул дверь и свет залил маленькую грязную улицу. Он чуть задержался на пороге. Обернулся, грустно улыбнулся, шагнул в свой мир и закрыл за собой дверь.