В гримерной у Михаила Задорнова

Александр Масалов
Прежде чем попасть в гримерку к Михаилу Задорнову, приехавшему в наш город на гастроли, пришлось очень побегать. За час до начала концерта ни одна собака в театре Максима Горького не знала, где находится Задорнов, но версий было много: что он еще не приехал, что он пьет коньяк в кабинете директора театра, что он на малой сцене готовится к выступлению,  что он в небольшой, но уютной столовой для артистов театра...
Лишь минут за тридцать до начала концерта выяснилось, что Задорнов - в одной из гримерок малой сцены. Чертыхаясь и матерясь, мы бросились прочесывать гримерки одну за другой.
В первой комнатке - никого. Вторая - заперта. В третьей увидели молодую жнщину, которая стояла у трюмо с черной коробочкой в руках. На удачу спросили:
- Вы не подскажете, где гримерная Задорнова?
- Здесь! - раздался вдруг откуда-то из глубины узкой, как пенал, комнаты голос, хорошо знакомый по магнитофонным записям и телепередачам.
Когда мы вошли, Михаил Николаевич сидел к нам спиной, быстро перелистывая листы машинописного текста на небольшом столике. Для тех, кто Задорнова видел только по телевизору: он чуть ниже среднего роста, поджар и миниатюрен. Волосы русые, очень светлые. Он почти блондин, и, как у всех светловолосых или рыжих, кожа очень тонкая и по цвету больше всего напоминает помидор. Подчеркиваю: не кирпич, а именно помидор. Еще одно ощущение, появившиеся и укоренившееся буквально с первых минут диалога: Михаил Николаевич то ли очень устал, то ли старался не выкладываться перед концертом. Лишь иногда проглядывало то неповторимое и типично задорновское, что вполне могло бы послужить его торговой маркой.
Долистав рукопись до конца, он подравнял листы, повернулся к нам и коротко сказал:
- Я готов.
К тому времени в гримерке было не развернуться от журналистов. Первым последовал вопрос о том, почему Задорнова в последнее время так мало показывают по центральному телевидению.
- Меня не пускают на ЦТ. Мне не нравится руководство телевидения. Особенно, первого и второго канала. Но это не означает, разумеется, что я стал меньше работать. Я много гастролирую, езжу по стране. Связано это с тем, что я потерял большие деньги и мне надо отрабатывать. Я вам даже сумму называть не буду - чтоб не шокировать...
- Почему вы не любите, когда вас называют писателем?
- Потому что это не верно по существу. Я не писатель, я исполнитель эстрадных текстов, которые сам же и пишу. У книжной литературы и эстрадной даже восприятие разное. Когда я, например, готовлю тексты для книги, я убираю эпитеты и междометия: человек, читающий книгу, всегда может сделать паузу и подумать над прочитанным. Эстрадную литературу писать легче и возможностей она дает больше. Закончив одну юмореску, я могу тут же, в ходе концертного выступления, прицепить к ней другую.
- Как вы сформировались как писатель?
- Вы, наверное, знаете, что я учился в авиационном институте. Пили там, честно сказать, по черному. А где застолье, так и застольные истории. Меня всегда поражали эти устные рассказы, остроумные, веселые, основанные на реальной закваске. Примерно тогда я и решил: зачем я буду писать плохую литературу, если я могу хорошо рассказывать?
 - Откуда вы берете сюжеты? Неужели все, что вы пишите, приключилось с вами?
 - Сюжеты я беру произвольно. Что-то обобщаю, комбинирую. Но реальная закваска в большинстве моих рассказов есть. Веники, например, вез не я, а мой друг. Жизнь дает очень многое. Вчера, например, ко мне действительно подошел человек и на полном серьезе спросил совета: убивать или не убивать? Я даже не успел отшутиться. Он поблагодарил и тут же ушел. Посетив Краснодарский край, я сделал несколько находок. Например: "Всемирный съезд кубанских казаков". Только вдумайтесь! Или: "Лесополоса отдыха имени А.Д. Сахарова".
- А из Ростова вы что привезете?
- В других городах меня обычно приглашают пожить несколько дней, а в Ростове все как на конвейере: приехал, отработал концерты и уехал. Пока ничего в Ростове я не нашел.
- Вы знаете, Михаил Николаевич, в Чалтыре есть кабак, на вывеске которого написано латинским шрифтом: "У шерифа", - сказал кто-то.
 Задорнов начинает думать.
- Что такое Чалтырь?
Ему объясняют. Задорнов продолжает думать.
- "Уше-рифа"... А что такое "рифа"?
- Ну, шериф. А кабак называется  "У шерифа". Только написано не русским шрифтом и не армянским, а латинским.
До Задорнова дошло.
- Идиоты! - фыркнул он и захохотал.
- Вас переводят в Америке?
- Очень мало. Году в 86-м перевели и издали рассказ о Горбачеве. Я  писал об ошибках в его русском языке. Американцы с тех пор считают меня первым писателем, который открыто критиковал Горбачева. Горбачев, кстати, никак не отреагировал на рассказ. А этот диск-жокей... как его?...  господин Дадуда... бывший комсомольский работник... сделал танцевальную композицию, только ввел в нее зачем-то еще и женщину, получающую удовольствие. Мне ни слова не сказал. Даже бутылки не поставил за идею. А если б много переводили бы в Америке, то не пустили бы. Как Кобзона. Кстати, Кобзон раньше очень хорошо относился к Америке. Теперь он со мной во всем соглашается.
- Правда ли, что вы  убежденный вегетарианец?
- Правда. Убежденный, но не совсем вегетарианец. Я иногда ем мясо, хотя и считаю, что животных ради еды убивать нельзя.
- Изменилась ли публика за последние годы?
- Изменилась, но не очень. Балласт как был тогда, так  есть и сейчас. Раньше в первых рядах сидели партработники с женами. Я  критиковал режим, который их кормил, и они на концертах сидели не смеясь. Сейчас сидят новые русские со своими женами и любовницами. Зал сейчас начинает смеяться с задних рядов, с галерки,  там места относительно недорогие, люди бедные и быстрее соображают. Недорогие задние ряды -  это мой принцип. Я не могу работать без галерки. Над передними рядами витает дух криминальности.
- Вы так много критикуете новых русских... Они ж вас приглашать не будут!
- Давно уже не приглашают. Когда поняли, что я на застольях рассказы не читаю. Причем предложения были самые заманчивые. Как-­то раз обещали заплатить десять тысяч долларов - чтоб я почитал немного в перерыве между Сергеем Пенкиным и Моисеевым. Между Пенкиным и Моисеевым я не соглашусь быть и за сто тысяч.
 Задорнов усмехнулся.
- Как-то мне позвонили от Соловьевой и предложили за выступление на концерте 15 тысяч долларов. Я сразу же отказался. Обычная такса для сатирика-эстрадника  5 тысяч. Когда предлагают слишком много, это подозрительно. Меня спросили: «Сколько вы хотите?» - «Пять тысяч», - ответил я. На том конце провода долго молчали, потом голос буркнул: «Так не торгуются...». И поехал я в Подольск всего за пять тысяч. Как честный человек.
 Потом узнал, что очень продешевил. Соловьева хотела сделать себе имя. Чтобы привезти в Подольск просто звездную команду сатириков, бросалась "мерседесами", валютой и квартирами. Кларе Новиковой, например, подарила квартиру. А я приехал за пять тысяч.
 Когда наше выступление близилось к концу, Соловьева сделала мне особое предложение: выступить на банкете. Предлагала 20 тысяч долларов и очень удивилась, когда я отказался. "У нас; за двадцать тысяч и Ульянов выступал!". Я нашел в себе силы спросить: "Какой именно Ульянов?".
- Как складываются ваши отношения с другими сатириками-эстрадниками?
- Чувства зависти нет ни к кому. Даже к Жванецкому. Я на сцене 12 лет - с 84-го года. Товарищество эстрадных артистов сильно отличается, например, от музыкантов. Мы умнее. Мы дружим. У меня отличные отношения со всеми. И с Петросяном, и с Гориным, и с Аркановым... Я только с Геннадием Хазановым в холодных отношениях.
- У вас, например, не было желания заняться политикой?
- Я не считаю себя настолько бездарным, чтобы пойти в политику.
- Ну как же!.. А Никита Михалков, например?
- Михалков - мужик очень умный и хитрый. Когда он подался в политику, все думали, что он продался. А он снял свой "Русский проект", выбил деньги на съемку своего нового фильма и вильнул в сторону. Всех с носом оставил.
- А Станислав Говорухин? Ведь и режиссер крупный, и в политику очень серьезно влез.
 Задорнов (после долгой паузы):
- Нужно внимательно посмотреть на его творчество. Что-то у него, значит, с фильмами.
- Вы - замечательный писатель и эстрадный артист. Что вы еще профессионально делаете?
 Задорнов (очень серьезно):
- Ну, например, я в бане очень профессионально парюсь.
- Если завтра, например, потребность в писателях-сатириках пропадет, чем вы будете зарабатывать себе на жизнь?
Опять же - Задорнов ответил очень серьезно:
- Всем, за что будут платить деньги.
- А бизнесом будете заниматься?
- Ох, я уже позанимался... Я был президентом Фонда Содружества. Мы помогали русским, живущим в Прибалтике. А потом Оптимум-банк лопнул и сбежал с моими деньгами. Мы сделали добрых дел на три с половиной миллиона рублей. Я остался должен людям двести тысяч долларов.
(В другом разговоре, состоявшемся после выступления, Михаил Задорнов говорил о 240 тысячах долларов, так что не исключено, что "кинули" его на более значительную сумму и лишь нежелание вызывать к своим проблемам сочувствие случайных, в общем-то, людей побудило его занизить цифры - прим. автора)
 Что мне, бандитов нанимать, чтоб хотя бы половину вернули?
- Суеверный ли вы человек?
- У меня есть свои приметы. Один мой знакомый каждый вечер выносит мусорное ведро - иначе завтрашний день будет неудачным. У меня есть своя примета: если ведро долго не выносить, то очень вонять будет.
- Над чем вы сейчас работаете?
- Недавно я написал сценарий кинофильма. Называется он "Кофточка". Там одна бабушка выбросила кофточку из окна, чем вызвала недовольство соседей и прохожих, в склоку втянулись  жители соседних районов... Заканчивается все концом света. Сперва я предлагал этот сценарий режиссерам, но они отказались. Тогда я решил издать его книжкой за свой счет. Часть иллюстраций сделал я, часть - профессиональный художник...
Эта беседа в гримерке у Михаила Задорнова могла продолжаться бесконечно - до тех пор, по крайней мере, пока журналисты не удовлетворят свое любопытство. Но времени у нас, к сожалению, было не так много. За несколько минут до начала концерта нам пришлось прерваться.
Когда я выходил из гримерки, кто-то в разговоре из журналистов обронил: "О кей!". Задорнов тут же повернулся к нему.
- Вы американец?
- Н-н-нет...
- Тогда почему вы говорите «о, кей!», а не «хорошо»?
- Так короче, - с трудом нашелся корреспондент одной из ростовских радиостанций.
- Ах, короче!.. - сказал Задорнов язвительно.
Держу пари: скоро он обыграет эту ситуацию в одном из своих блистательных рассказов.