Если верить предисловию Леонида Мончинского, то только первая часть романа «Черная свеча» написана в соавторстве с Владимиром Высоцким. Когда последнего не стало, дописывать роман Мончинскому пришлось самому. Поскольку стилистически первая часть романа ничем не отличается от второй, то, не погрешив особо против истины, можно предположить, что участие Владимира Семеновича было чисто номинальным.
Впрочем, поэты, даже очень талантливые, крайне редко умеют писать прозу. Все исключения из этого правила можно перечислить по пальцам. Известны случаи, когда из неудавшихся поэтов получались известные писатели – Гоголь, например, Грэм Грин, Фолкнер, Хемингуэй и так далее. А вот из известного прозаика поэт… На память приходит лишь один Герман Мелвилл, который после сорока вдруг начал строчить небесталанные стихи и поэмы. Так что, приобретая «Черную свечу», я заранее подготовил себя к разочарованию, и, когда оно наступило, сработали старые ассоциации. В ушах грянул хор из популярного мультфильма «Пиф-паф-ой-ей-ей!..». Помните?
- Предчувствие его не обмануло!
Однако, может, моя оценка слишком предвзята и субъективна? О чем роман? Неужели машинистка, перепечатывая набело первую часть (об этом написал во вступлении Мончинский), оказалась подобна викторианским барышням, кои, как известно, падали в обморок, услышав банальное «Черт побери!..»? Отчего машинистка получила такое нервное потрясение, что перепечатку была вынуждена завершить ее мама?
То, что описывается в книге, можно назвать сказкой о фраере, который в зоне смог стать авторитетом, с которым считались даже паханы. Таким вот фраером в законе стал некий Вадим Упоров, севший за контакт с иностранцем, когда судно зашло в порт Лос-Анжелеса. Упоров, моряк Тихоокеанского флота, получил вызов от местного чемпиона по боксу. Будучи чемпионом Тихоокеанского флота, Упоров того негра нокаутировал. Но на встречу он поехал без ведома капитана – впрочем, он все равно бы не разрешил. В тридцатых-сороковых и за меньшее сажали.
Жизнь в зоне, страшная и нечеловеческая, с поножовщиной и беспределом, показана сильно. Вполне могу допустить, что девушка из хорошей семьи после первых глав могла отказаться перепечатывать роман. Мат и чернуха – это и все, что есть в «Черной свече». Нет самого главного – идеи, философской концепции, ради которой и стоило бы затеваться писать. Отдельные высказывания зэков вроде «воры правят страной» – погоды не делают. Осуждая частности, авторы (или автор?) каких-либо глубоких обобщений не делают. Видимо, и сами понимая это, в конце первой четверти более чем четырехсотстраничного романа они вводят образ черной свечи, рефреном повторяющийся время от времени. Под черной свечой подразумевается жизнь зэкская, которая бестолково горит за колючей проволокой, отбрасывая черный свет, от которого светло не станет никому, - ни самим зэкам, ни находящимся на свободе. А если вспомнить высказывание одного из персонажей, что большой разницы в жизни за проволокой и на свободе нет, то становится ясно: на такой философском фундаменте роман не построишь.. Он не разваливается только из-за крутого сюжета и напоминает голливудские фильмы – динамичные и красочные, пока смотришь, и вызывающие разочарование своей пустотой, когда по экрану пойдут титры.
Роман «Черная стрела» можно порекомендовать только закомплексованному интеллигенту – в качестве самоучителя фени. На большее он не годится. Если б не фамилия Высоцкого на обложке, то я бы, наверное, к этой книге и не прикоснулся.