Машина времени почти по г. уэллсу

Александр Масалов
Под окном у меня происходил какой-то странный разговор. Я прислушался.
 - Так и икра есть?
- А как же!
- Паюсная икра?
 - А ты что думала, кабачковая что ли?
Я выглянул в окно. Моя низовая соседка, Макаровна, разговаривала с женщиной постбальзаковского возраста, которая живет, если я ничего не путаю, в соседнем доме и три раза в день выгуливает свою противную облезлую болонку.
 - Я ж говорю  - все есть! - заорала Макаровна. - Хватай сумку побольше и дуй быстрее, пока он не перенесся! Ты думаешь, он тебя  ждать будет, да?
 - Мать честная!..
Голоса стихли, хлопнула дверь парадного, и я задумался. Было ясно, что где-то выкинули дефицит - в конце месяца такое случается. Смущало, правда, упоминание о том, что кто-то куда-то собирается переноситься и что есть все. Знаю я наши магазины. Если в одном магазине появляется туалетная бумага, то, по теории вероятности, сомнительно, чтобы где-то появилась паюсная икра или хотя бы  сервилат...
Снова хлопнула дверь парадного, и на улицу, подстегивая себя бодреньким матерком, выкатилась Макаровна  - крупная, могучая, держащая в зубах беломорину, а в руках две сумки уникальной вместимости: сколько Макаровне надо, столько туда и влезет. У меня мелькнула мысль устремиться следом, но тут - как всегда некстати! - зазвонил телефон.
 - Алло! - сказал я.
 - Добрый вечер! - произнес голос. - Это Вячеслав.
 - Какой именно? - осведомился я не без раздражения: у меня знакомых с таким именем штук десять. И тут я вдруг сообразил.  -  А-а, - сказал я. - Привет. Что стряслось, мон ами?
Помявшись, Славик сказал:
 - Я тут, понимаешь, машину времени смастерил.
 - Понимаю, - тут же откликнулся я. - Из швейной машинки «Зингер», холодильника «Ока» и телевизора «Фотон»? Правильно?
 - Ну зачем ты так, - сказал он. - Мне пришлось много попотеть, пока я эту штуку слепил. А сейчас я хочу эксперимент провести - перенестись лет на пять вперед. Вообще-то я хотел бы дальше, но боюсь, конденсаторы накроются к чертям собачьим, и я растворюсь во времени...
Он что-то еще говорил, но я уже не слушал. Я стоял, закрыв глаза, прижав трубку к груди, и скрипел зубами. У меня были на то самые веские причины.
Месяца три назад меня буквально терроризировал один субъект по странной фамилии Моро. Он звонил по пять раз на дню, многократно извинялся за беспокойство и то заводил ученые беседы, вплоть до смысла бытия, то уверял, что научился методом вивисекции делать из животных людей.
 Первое время я терпел - мне было любопытно. Потом, когда эта болтовня стала надоедать, стал взывать к совести, грозить прямым вмешательством милиции. Он не унимался, и тогда я потребовал личной встречи. Я  пришел на ранде-ву с одной-единственной встречей: отделать его как следует. Для этого я обулся в тяжелые ботинки с семисантиметровыми полиуретановыми подметками, а в газету завернул кусок велосипедной цепи. Поймите меня правильно. Я человек тихий, мухи не обижу, но этот вивисектор меня достал.
На встречу он, как и ожидалось не пришел, а когда через пару дней все же позвонил и принялся объяснять, что его новый грандиозный опыт увенчался успехом (он накормил своих очеловеченных животных Пищей Богов, и те стали невидимками, так что увидеть их не представляется никакой возможности),  я совсем сорвался с резьбы и прохрипел: «Ты, садист чокнутый, х.... тряпочное, если ты, сука безмозглая, мне еще раз позвонишь, я тебе!..». Он дослушал всю тираду до конца, положил трубку и больше не звонил, а я укоренился во мнении, что психических у нас на свободе бродит гораздо больше, чем хотелось бы... А теперь вот еще Славик со своей машиной времени. Он что думает? Что это очень остроумно?
Тут я заметил, что кваканье в трубке прекратилось, и поднес ее к уху.
 - Алло! - сказала Славик. -Ты меня слушаешь?
 - А как же!
 - Придешь? Я приглашаю.
 - Нет!!!
 - Почему?
 - Потому что это бред собачий!
 - Но Уэллс!..
 - Уэллс - это писатель такой, я читал. Он писал художественные произведения в жанре социальной фантастики.
 - Но ты же любишь фантастику!
 - Да! - заорал я. Он меня уже достал.  - Да, я люблю художественную литературу, в том числе и фантастику,  если она - художественная литература. Скучным вечером не побрезгую и крепко сколоченным боевиком. Но это, черт возьми, не означает, что я хожу и грежу наяву всякими там тарелочками, снежными человеками, аномальными зонами и прочей мурой! Я исповедую реализм, понимаешь? В духе папы Хэма!
 - Ну тогда извини, - сказал Славик, и в трубке зазвучали короткие гудки.
В груди у меня горело, мысли путались, во рту было сухо. Мне осточертели эти неумные розыгрыши, шутки и подтрунивания! Хватит, теперь я буду бить без всякой жалости - ногой, пяточкой, прямо в нос! А то что-то слишком много развелось всяких психов и остряков-самоучек - пора уменьшить их популяцию!.. Я оделся и выбежал на улицу.
Обогнув дом, пятиэтажную стандартную коробку, я невольно замедлил шаг. Перед подъездом, в одной из квартир которого жил Славик с родителями, стояла толпа человек на двадцать. Подойдя ближе, я увидел, что они обступили причудливый аппарат, который походил на творение группы сбесившихся радиотехников. Всякое радиобарахлишко, как-то: печатные платы, катушки, провода и прочее - крепилось на стенках громадного деревянного ящика, сверху прикрытого как бы пляжным зонтиком, в котором вместо цветастой ткани использовалась мелкая металлическая сетка, у меня на окне такая, чтоб комары не залетали...
Я  ввинтился в толпу и поинтересовался:
 - «Скорую» уже вызывали?
Никто мне не ответил. Одни тупо пялились на диковинное сооружение, другие переговаривались, третьи - явно чего-то ждали. Я  обратил внимание, что в руках у этих ожидающих были сумки, кошелки и авоськи. Запасливая Макаровна, загадочно, как Мона Лиза улыбаясь извлекла из кошелки громадный пыльный мешок. На него смотрели с завистью. Несколько человек рванули куда-то - наверное, за тарой, а потом из подъезда вышел Славик, и все смотреть стали на него.
Славик сразу же втиснулся внутрь ящика, поклацал чем-то, причем запахло озоном, высунулся и произнес:
 - Отойдите подальше, а то  - не дай Бог! - долбанет...
Никто не шелохнулся. Все стояли и смотрели. А потом Макаровна бархатно взревела:
  - Славочка, пойми правильно старую женщину, пережившую восемь генсеков!
С этими словами она всучила ему кошелки и пыльный мешок. От мешка изобретатель чихнул.
 -  Ты, Славочка, говорят, в будущее собрался, а уж там, голубчик, точно уж есть все, чего только душенька пожелает. Так что прихвати сахарку пару пудиков, век буду за тебя бога молить!
 - Да что вы, Дарья Макаровна! - вскричал Славик, краснея. - Как можно!
 - А что такого? В Москву ведь за продуктами ездим? Ездим. Так почему бы из будущего сахарку не привезти? А вот сюда, - она показала на кошелки, - тряпочек всяких, я уж список составила, на донышко положила...
 - Какие еще сумки-кошелки! - запротестовал Славик. - Откуда я знаю - может, вообще ничего не получится. Это ведь только первый эксперимент. Да и мощности наверняка не хватит.
 - У тебя - да не получится? Получится, милок, обязательно получится! Очки вон на носу, много, значит, умных книжек прочитал, сам умный стал... А чтоб мощности хватило, ты, деточка, гаечку там какую-нибудь затянули потуже, а?
ЖЭКовский сантехник, дядя Коля, вечно пьяный и небритый, икнул и произнес рассудительно:
 - Погоди. А вдруг там отпускают только после двух часов? И по предъявлению паспорта? Посмотрят, из какого ты, значит, года-века и вот что дадут! - Он сложил из своих потемневших пальцев, поросших рыжими волосами, здоровенную фигу.
Что тут началось! На дядю Колю закричали со всех сторон:
-Да ты чего, Колян?! Пить надо меньше!.. Какое же это светлое будущее, если и там паспорта нужны, а в магазинах ни хрена нет?!..
 Дядю Колю это убедило. Фигу он убрал, снял кепку, достал из-под рваной подкладку десятку и протянул Славику:
 - Слышь, браток, не в падлу, привези пузырек, а то очереди у нас сам знаешь какие...
 - Какие еще при коммунизме деньги?! - возмутилась Макаровна. - Бери, что хочешь! «Каждому по потребности!..». Труды Ленина читать надо, деревня!
Славик вылез из машины. Лицо у него было бледное, перекошенное. Руки - сжимали металлический прут. Настроен он был решительно. Буквально в последний момент я перехватил вскинутую руку и спросил:
 - Ты как, готов?
Он кивнул. Его трясло, как в лихорадке.
 - Энергии на переход хватит?
 - Значит, ты мне веришь?
 - Потом разберемся, во что я верю, а во что нет, - сказал я и подпихнул его в машине. - Вернешься, расскажешь, как там.
 - Ждать придется недолго, - сказал Славик. - Я буду отсутствовать минуту-полторы. Не больше.
Все произошло очень просто и буднично - я был даже разочарован. Что-то загудело, затрещало, запахло озоном. «Осторожно!» - крикнул кто-то, и машина исчезла. Послышались восторженные крики:
 - Вот это да!
 - Ай да Славик!
 - Гений,  парень. Это я тебе точно говорю!
 - А я ему мешочек таки подсунула, - сказала Макаровна, довольно улыбаясь. - Увидит его там, вспомнит о моей просьбе. Он - парнишка хороший, не вредный.
 - Ну ты и стерва! - возмутился сантехник. - Тут такое событие,  обмыть надо, а ты!..
Он не договорил. На нас пахнуло жаром, заставив отшатнуться. Агрегат стоял на прежнем месте,  окутанный густым черным дымом, еще мгновение - и машину охватило пламя.
Не знаю, о чем в этот момент думали другие. Лично у меня мыслей не было никаких. Я просто стоял и смотрел. Длилось это секунду-другую, а потом из машину кубарем выкатился человек -совершенно незнакомый, как показалось сперва. И только приглядевшись, я понял, что это ... Славик.
Боже, в каком он был виде! Грязный, оборванный, отощавший так, что лицо его походило на череп, он был без очков, а на щеке и на шее ясно виднелись уже подзажившие ссадины. Тело его покрывало рубище, которое у нас, право же, постыдился бы носить бомж.
Мы бросились к нему.
 - Пить!
Мы усадили парня на скамейку. Кто-то из окна первого этажа подал кружку с водой. Славик  выглушил три кружки залпом, затравленно озираясь по сторонам. Мы молчали, пребывая в ступоре. Напившись, изобретатель огляделся, и вдруг взгляд его стал осмысленным. Он бросился к раскрытому окну, перегнулся через подоконник, отпихнул оторопевшего хозяина и, схватив со столика кусок хлеба, бросился бежать.
 - Стой, Слава!.. Ты куда!.. Стой!  - закричали все и бросились следом.
Только я никуда не побежал. Мне было страшно. Очень страшно.