Сашка долго хныкал и капризничал, всем видом показывая свое нежелание ложиться спать. Потом долго ворочался в тесной детской кроватке. Не вытерпел и , шлёпая по полу босыми ногами, пришёл на кухню, где Света только что принялась за глажку белья. «Мама! Ласказы пло маленькую девочку и тлёх медведей». Пришлось рассказывать. «Ладно. Повернись к стенке, обними своего Мишку и слушай: «В дремучем-дремучем лесу жили-были три медведя...» Где-то через полчаса Сашка наконец-то уснул, и Света могла вернуться к белью. Когда она закончила гладить, было уже двадцать минут третьего. Света вздохнула и пошла спать.
«Мама! Мама! Смотли, я могу итать!» Сашка стоял на утёсе, на самом краешке. Он смотрел на Свету и озорно улыбался. Крылья, настоящие крылья выглядывали из-под лямок его комбинезончика и нежными белыми волнами опускались чуть ли не до самой земли. Света не успела ничего сказать. Она лишь увидела, как мелькнули в воздухе Сашкины туфельки... Те несколько секунд, на которые он пропал из виду, показались ей бесконечно долгими... «Мама!» - звонкий детский голос раздавался откуда-то сверху. Она запрокинула голову и увидела Сашку: тот весело кружил над ней, забавы ради кувыркаясь порой в воздухе. Света с изумлением и гордостью смотрела на сына. Любопытные солнечные лучи всё норовили заглянуть в глаза, и поэтому приходилось щуриться».
Звуки доносились сначала издалека, словно из-за толщи воды, потом всё ближе. Скрип или визг, будто что-то тащили по паркету. Света потрясла головой, прогоняя вязкую ленную сонливость, замешкалась на секунду. Опомнилась, подскочила с кровати и вприпрыжку побежала в комнату сына. Её локоть пихнул дверь.
Окно было распахнуто настежь. Сашка, укутанный в простыню как в плащ, стоял на подоконнике их квартиры на восьмом этаже. Холодный ветер трепал его светлые волосы. Простыня, похожая в темноте на ангельские крылья, белыми волнами спускалась на стул, приставленный к подоконнику. «Мама! Смотли, я могу итать!»...
На миг всё замерло. И в полумраке можно было увидеть царапины на паркете, оставленные стулом, и сам стул у окна, старый и шаткий, и искажённое от ужаса лицо Светы, и счастливую улыбку Сашки. Только за окном ничего не было видно. Там расстилался непроглядный и зловещий городской мрак. Печальная акварель кисти неизвестного автора, закрытая для пущей сокранности стеклом...
Потом стекло разбили вдребезги. Света закричала и рванулась к окну. Словно во сне она увидела, как мелькнули в воздухе Сашкины туфельки... Те несколько секунд, на которые он пропал из виду, показались ей бесконечно долгими...
26 сент."00 г.
NIN