Первого сентября в класс приходят "новенькие" – не только школьники, но и учителя. Дорога в педагогику подчас извилиста – из других профессий, планов, перспектив, горизонтов. Новенькие учителя, переступая порог школы, часто думают, что это ненадолго. И... остаются навсегда.
Я НИКОГДА НЕ ПОМЫШЛЯЛ О ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ КАРЬЕРЕ... просто в голову не приходило.
В школе я не был двоечником. Но троек имел предостаточно. И, уж конечно, не собирался стать учителем. Хотя в педагогическом училище я все-таки бывал часто, но не учился там, а играл в рок-ансамбле “девочек дневного отделения педучилища №8” (так однажды объявили наш ансамбль на дискотеке). Вместе с Сережкой, моим школьным дружком. Он стучал на барабанах, а я был соло гитаристом.
Потом Серегу забрали в армию. К этому времени я уже был студентом МИНХ и ГП. им Губкина (в народе – Губкетут или Керосинка). Отслужив, Сережка подался в учителя (я еще все удивлялся: что это он вдруг?) И наши пути-дорожки на какое-то время разошлись. Он женился и жил от меня довольно далеко, так что встречались мы редко.
ПОТОМ НАГРЯНУЛА ПЕРЕСТРОЙКА... и жить стало хлопотней. Инженерам в НИИ стали задерживать зарплату. Мы влезли в долги. Да и зарплата стала такой, что ее с трудом хватало, чтобы заплатить за квартиру и купить месячные проездные билеты. Вопрос, как свести концы с концами, вышел на первое место.
Жена не работала – нянчилась с Женькой. Да и старшая дочка была еще совсем маленькой. Мы занимали, перезанимали. А денег все не было и не было. Мы почти голодали, жили только на макаронах и чае. Молоко и сок – только по большим праздникам. Я устроился сторожем на картонажную фабрику и, сидя по ночам, учился переплетать книжки. За гроши. И почему я, взрослый мужик, не могу прокормить семью? Ведь я же не бездельник, я работаю!
Дела в моем КБ становились все хуже и хуже. В какой-то момент я понял, что лучше не будет. Прекрасные специалисты один за другим уходили – кто на пенсию, кто в торговлю, кто в частный извоз. Надо было что-то делать и мне. Жена пилила: “Нет денег? Ищи работу!”
ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ, НАДО БЫЛО ЗАНИМАТЬСЯ КОММЕРЦИЕЙ... но сколько я ни пытался чего-то добиться на этом поприще (даже самолеты пытался продавать!) – ничего не выходило. Я привык доверять людям, а меня все время обманывали. В конце концов, после очередного провала, я понял, что не выйдет из меня бизнесмена. Я попросил моего институтского приятеля Мишку (у него коммерческая жилка была на высоте) устроить меня продавцом в его магазин. И тот согласился.
Мне везет на названия. Проучившись пять лет в МИНХ и ГП, восемь лет проработав в СКБ “Газстроймашина”, к тридцати годам я стал сотрудником фирмы “БОЛАВОЛА”. Каково? Это – аббревиатура из имен и фамилий учредителей. Любопытно, что руководили магазином бывшие педагоги и, как оказалось, были знакомы с моим Сережкой. Он к тому времени переехал с семьей в мой микрорайон. И мы снова стали жить совсем рядом, больше общаться.
Я регулярно приносил из магазина зарплату, и мы стали потихонечку отдавать долги. Новая работа оказалась интересной, но тяжелой. Это только так кажется: стой себе на месте, да деньги в коробочку клади. Как бы не так. Зря платить нигде не будут.
Первое время я очень уставал. Но потом привык. И научился очень важной для меня вещи – с незнакомыми людьми вести разговоры на любые темы. Раньше это мне стоило огромных усилий. Я очень стеснялся. А уж чтобы обратиться с вопросом к начальству – просто немыслимо. Общение с посетителями в магазине поощрялось. Можно сказать, что нам платили деньги, за то, что мы болтаем на работе. Позиция директора была такая: “Понравится человеку в магазине – отлично! Даже если ничего не купил. В следующий раз зайдет и тогда уже наверняка что-нибудь приобретёт”. (Думал ли я тогда, что практика общения пригодится мне в школе?)
Периодически Сережка уговаривал меня бросить торговлю и идти работать в школу.
– Да ты с ума сошел, Сереж! Какая школа?! Какой из меня учитель! Не смеши людей.
ЖЕНА ТОЖЕ НАШЛА СЕБЕ ДЕЛО... и как-то раз сшила кукольные платья на Барби . Очень красивые: отделанные золотыми тесемками, блестками и бантами всех цветов радуги. Мои девчонки были счастливы. Платья моментально стали предметом зависти подружек.
Я рассказал жене нашего директора, и та посоветовала сшить ещё несколько экземпляров. Для продажи в нашем магазине. И платья действительно имели успех! У прилавка стали кучками собираться девочки семи - десяти лет и с вожделением разглядывать шикарные бальные наряды, сшитые по ночам моей женой.
Вскоре на свет появились дутые куртки с капюшоном и на молнии, блузки и малю-юсенькие джинсы со строчками и карманчиками – все как положено! Такого до нее никто не делал (это был, извиняюсь, эксклюзив). В общем, дело пошло. Но в один “прекрасный” момент платья перестали покупать. До сих пор не понимаю: почему?..
И опять Сережка стал уговаривать меня пойти работать в школу.
А я опять ему ответил:
– Да ты с ума сошел, Сереж! Не смеши людей: какой из меня учитель?
Конечно, я участвовал в воспитании собственных детей. Говорил: ай-я-яй, надо слушаться маму и папу, не хорошо обманывать, хорошо кушать кашу... Если я сказал, что нашлепаю по попе, значит нашлепаю. В конце концов, можно это сделать чисто символически. Но – сделать! Или не надо обещать. Вот и вся моя тогдашняя педагогика.
ЭТО БЫЛО ВРЕМЯ РАСЦВЕТА ВИДЕО...
...когда на экранах домашних телевизоров стали появляться американские фильмы, немыслимые на центральном телевидении. Видики были у единиц, побывавших за границей. Да и фильмов было мало. Их передавали из рук в руки, переписывали, несмотря на ужасающее качество: изображение – как сквозь грязные стекла трамвая, голос гнусавый, вместо звука – грохот. Но как интересно! Другой мир. Америка. Оказывается, они тоже люди.
Я как одержимый мотался по видеосалонам и смотрел все подряд. И когда все тот же Сережка (вероятно, потеряв надежду увидеть меня своим коллегой) предложил мне пойти работать на организованную при школе студию кабельного телевидения, я не устоял – ведь я же смогу смотреть видик сколько угодно! Меня не испугало даже название моей новой профессии – режиссер.
Я сразу погрузился в новую для меня сферу деятельности. Хотя новую – условно: сколько себя помню, я все время участвовал в какой-нибудь самодеятельности. В школе, институте и в КБ. Был период, когда я одновременно играл сразу в двух рок-ансамблях и при этом руководил факультетской агитбригадой. Мы ставили музыкальные сатирические спектакли, миниатюры. Помню, поставили балет(!) “Семнадцать мгновений весны” (бедный Штирлиц!)... В общем, мне предложили делать то, что я и так уже давно умел делать Только все это надо было снимать на пленку.
Платили за мою новую работу вдвое меньше, чем в магазине, но зато я занимался интересным делом. Мы могли снимать передачу сутками напролет, две недели монтировать, не выходя со студии, а потом опять снимать. Так из инженера-конструктора, сторожа, переплетчика и продавца я переквалифицировался в тележурналиста.
Это был октябрь 93-го. Танки стреляли по Белому дому. В центре Москвы шла война, а у нас, в Измайлово – тишь да благодать.
МОЯ ПЕРВАЯ ПЕРЕДАЧА – “Книжкин дом”. Правда, хорошее название для детской передачи? И главное – емкое: книжкиным домом может быть не только библиотека, типография, издательство, но и любая квартира.
И тут мне пришлось много общаться с детьми. В том числе, с малышами. Это оказалось нелегко – поначалу я просто не знал, что с ними делать! Но зато выяснил одну любопытную вещь: дети меня абсолютно не раздражают – ни возней, ни криками, ни беготней. Среди них я чувствую себя как рыба в воде. И мне интересно.
Но я не знал, какой груз на себя взваливаю. Мне пришлось просто жить на студии. Жена ворчала, что теперь нет не только денег (ибо платили на студии, как и всем учителям – копейки), но и мужа...
Мы снимали и передачи с участием подростков, но все-таки работать с малышами – первоклашками, второклашками – мне нравилось больше.
СЕРЕЖКА МЕЖДУ ТЕМ... стал директором образовательного центра “Азъ”. Время от времени наведываясь туда, я постепенно перезнакомился со всеми его обитателями. А они – со мной.
Мне нравилось быть окруженным детьми, находиться в центре внимания. Постепенно я входил во вкус. Мои многочисленные фенечки, хохмочки, стишки-прибаутки наконец-то нашли массового зрителя.
– Я пошел гулять в лесу – собирал там колбасу.
Дети хохочут. Я развиваю тему:
– Я пошел гулять в лесок, – колбасы наше-е-ел…
– …кусок! – хором кричат дети.
– Будем дальше играть?
– Будем!
– Я, купаяся в пруду, там ловлю себе-е-е…
– (?)
– Еду! Не угадали? Давайте еще раз попробуем: Я люблю мои пруды – там много пла-а-авает…
– Еды! – радостно подхватывают дети.
– Петь будем?
И я пел с ними песенки, которые сочинял для своих дочек – их ровесниц.
Сережка, видя все это, опять взялся за свое:
– Слушай, тебе надо в школе работать. Музыку будешь вести...
– Ты что, с ума сошел?.. Какая музыка? Баловство одно…
– А ты попробуй. Что ты теряешь?
– Да ну тебя, отцепись…
ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ СОСТОЯЛСЯ МОЙ ПЕРВЫЙ УРОК... вернее, моя попытка доказать Сережке, что я такой же педагог, как он – солист Большого театра.
Сережка спросил у меня:
– Тебе парты как ставить – как обычно или как?
– Мне парты вообще не нужны – писать нечего. Пусть на стульях в кружок сядут. Так проще.
Переменка кончилась. Сергей представил меня четвероклассникам, которые знали меня как облупленного, и удалился за дверь.
Что я говорил, что делал – толком не помню. Какие-то обрывки...
– Ребя-я-ята! А вы знаете, что такое музыка?.. Вот если птичка поет – это музыка или нет ? А если дверь скрипнула?..
И так далее, в том же духе…
Не помню, что я такое у них спросил, но дети вдруг повскакивали с мест и, столпившись вокруг меня, стали наперебой отвечать. При чем все одновременно. Я не ожидал такого поворота событий и совершенно растерялся. Что делать? Перекричать весь это ор я был не в состоянии. Утихомирить – не мог. Говорить, что я “выпустил инициативу из рук”, было бы неправильно, ибо ее у меня и не было.
Я понял, что толком не знаю, о чем говорить, как говорить и, главное, зачем. Судорожно пытаясь уловить смысл происходящего, я вертел головой, что-то бормотал, потом предпринял попытку усадить детей обратно на стульчики… Без толку.
Тогда я взял гитару и стал петь. Помогло! Через минуту мы уже пели хором. Я чувствовал, что у меня горят уши, щеки и нос, но делал вид, как будто все в порядке. На самом деле я думал только об одном: “Скорей бы это кончилось!” Мне было уже все равно: урок, дети, музыка... И педагогика, в первую очередь.
Тут вмешался Сергей. Сделал он это очень тактично и легко. Дети сразу утихомирились, записали домашнее задание и разбежались по домам. Очевидно, что он все это время стоял за дверью и тихонько следил за происходящим. Представляю его ощущения: все слышит, знает, что делать, а вмешаться не может, вернее, не считает нужным. Но и его ангельскому терпению, видимо, пришел конец.
– Вот видишь? Что я тебе говорил! – сразу же заныл я, как только мы остались одни.
– Все правильно. Тебе надо было через это пройти. Нормально. Со следующего учебного года будешь вести музыку в моем классе и у Ольги Петровны – она набирает первый класс, – с обычной безапелляционностью заявил Сергей.
ПОТОМ БЫЛО ЛЕТО... и я регулярно приезжал к Сережке на дачу. Сидя на лавочке, мы подолгу обсуждали мою будущую педагогическую деятельность.
– У меня и пособий никаких нет... Да и не справлюсь я с целым классом, – тихо стонал я.
– Не справишься, конечно. Будем делить класс напополам: полкласса – на рисование, полкласса – на музыку. Потом наоборот. С половиной класса ты справишься?..
– А в каком порядке учить? Что за чем?..
– Есть программы. Возьми в библиотеке. Почитай книжки.
Взял я эти программы, почитал книжки. По смыслу-то все правильно, но ведь тоска смертная! Учитель спрашивает, дети бодро отвечают то, что хочется методисту. А если не ответят? Или ответят не по сценарию? Что тогда?.. Потом я представил свою дочь, входящую в класс под марш Кабалевского. Бр-р-р…
– Ты мне скажи: я должен учить их музыкальной грамоте или нет?
– А ты сам как думаешь?
– Я-то думаю! Но не представляю, как все это делать!
– Начни с подготовки к уроку. Напиши план. Прикинь время – сколько займёт пение, сколько прослушивание музыки или музыкальная грамота. Не должно быть никаких пауз. Надо держать темп...
В общем, просветил.
НАСТУПИЛО ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ... и я увидел своих первоклашек. Дети показались мне совсем маленькими. Просто крошечными. Ольга Петровна говорит, что это ее первый класс. Это так. Но это теперь и мой первый класс.
Уроки у них я стал вести спустя две недели. Так захотела Ольга Петровна. И мой первый настоящий урок музыки состоялся в Сережином классе.
Для первоклашек я буду первым учителем музыки. Так что им пока вроде бы не с чем сравнивать. Другое дело – четвертый класс. Здесь сменилось уже несколько учительниц музыки. Дочки, которые учились в этом классе, жаловались мне, как им скушно и неинтересно. Я очень боялся...
Я подготовился досконально. Расписал все по минутам. Но получилось не так, как я хотел. Не успел осветить и десятой части того, что собирался, как урок кончился. Я совершенно не чувствовал, как течет время. План-то составил. Но выходило, что на уроке надо было пройти столько, сколько положено за целую четверть.
За второй партой сидела моя дочь, Женя. Она очень гордилась, что ее папа – учитель. Папа же носился по классу как угорелый и сыпал вопросами, стараясь удержать темп:
– Итак… Маша….. не знаешь? Леня… Молодец!.. Кто еще?.. Тяните руки…
Я бросался из стороны в сторону, цепляясь ногами за портфели. Весь в мыле. И когда в конце урока мы стали петь и наконец-то я почувствовал себя в своей тарелке, то уже был практически в невменяемом состоянии – руки ходили ходуном, сердце колотилось...
Со второй группой было намного легче. И я уже не гнался за своим планом урока.
Когда все кончилось, я чувствовал себя так, будто только что разгрузил вагон с картошкой.
Я БЫЛ ПОРАЖЕН... как это Сережка может провести уйму уроков и выглядеть как огурчик?!.
Но время шло. С каждой неделей становилось легче. Весь в мыле я уже не бегал. Откуда-то появилась уверенность в себе. Даже нахальство, я бы сказал...
В конце октября подходит ко мне возмущенный Сережка (Сергей Владимирович):
– Ка-ак?! Ты поставил Мишку в угол?! Ты с ума сошел! Ни в коем случае нельзя этого делать!
– Да? А почему всех можно, а Мишку нельзя?
– Потому что у него с нервами не в порядке. Он весь пятнами сразу покрывается…
– Я этого не знал. Это, во-первых. А во вторых, он у меня нормально постоял в углу пять минут. Как миленький. И ничего. Жив-здоров. Я же его не на год поставил. Он Глеба все время заводил. А если Глеб заведется, ты ж представляешь, что будет?! Он же все снесет…
– Представляю. Ладно… Давай аккуратней с Мишкой.
ПРОШЛО ЧЕТЫРЕ ГОДА... дети выросли. Совершенно незаметно У Ромы вдруг прорезались музыкальные способности. Мишкина семья переехала в другой район. Жаль, классный парень. А Глеб остепенился: ходит в пиджаке и пересдает географию с четверки на пятерку.
Изменился ли я? Наверное...
И вот еще: с этого года я взялся вести у семиклассников... черчение. И на первом уроке меня, представьте, уже не била нервная дрожь...
В общем, всё хорошо. Если бы не походы. Впрочем, это уже другая история.